Цзян-ши, видя, что у ее любимого младшего сына нет достойного положения, сказала Чжуан-гуну: «Ты унаследовал трон от отца, а твой брат уже вырос и у него до сих пор нет собственного жилья, он постоянно находится возле меня. Ну разве это дело?» Чжуан-гун спросил: «Матушка, как же нам тогда поступить?»
В то время у ванов и удельных чжухоу во владении были земли и города. Тот, кто получал во владение город, имел право эксплуатировать местных жителей и жил очень богато. Когда Цзян-ши услышала, что Чжуан-гун спросил ее, что делать, она тотчас сказа ла: «Пожалуй ему во владение Чжии (на западе от современного Сышуй, провинция Хэнань)». Чжуан-гун сказал: «Чжии самый важный город царства Чжэн. Отец всегда говорил, что этот город нельзя никому отдавать». Цзян-ши наклонила голову и, немного подумав, сказала: «Тогда подойдет Цзин (на востоке от современного Синъян, провинция Хэнань)». Цзин тоже большой город, подумал Чжуан-гун, ему было очень сложно отказать матери, поэтому ничего не оставалось, как промолчать. Цзян-ши очень сильно разозлилась. Она сказала: «Значит этот город ты не отдашь, тот город тоже не можешь пожаловать своему брату во владение, так может просто прогнать его, пусть умрет с голоду!» Чжуан-гун поспешно извинился и сказал: «Не сердитесь, матушка, давайте подумаем, что можно сделать».
На следующий день он созвал гражданских и военных чиновников и сказал, что отдаст город Цзин во владение своему брату. Дафу (почетный титул) Чжайцзу возразил: «Да разве так можно? Цзин крупный город. Это такое же важное место, как и наша столица. Кроме того, ваш младший брат Шу Дуань имеет благосклонность вашей матушки. Получив город Цзин, он станет более могущественным, в будущем это может грозить смутой». Чжуан-гун сказал: «Это желание моей матери, и я не могу поступить иначе». Как министры ни пытались его переубедить, он отдал Цзин во владение Шу Дуаню. С тех пор люди стали называть Шу Дуаня «Тайшу города Цзин».
Перед тем, как уехать в Цзин, Шу Дуань пришел попрощаться со своей матерью. Цзян-ши взяла его за руку и сказала: «Не торопись, мне нужно тебе кое-что сказать». И она зашептала ему на ухо: «У твоего старшего брата нет ни капли братской любви к тебе. Это я заставила его отдать тебе во владение город Цзин. Согласиться-то он согласился, но в глубине души он точно жалеет об этом решении. Когда ты прибудешь в Цзин, хорошенько обучи своих солдат. И, как только представится возможность, нападешь, а я уж тут по могу тебе изнутри. Я не смогу умереть спокойно, пока ты не станешь правителем!»
Молодой Тай-шу был очень доволен своей жизнью в Цзин. Он постоянно набирал солдат и покупал лошадей, одновременно обучая свою армию. Все рабы и преступники из соседних мест бежали в Цзин, где их принимали. Таким образом, за пару десятков лет влияние Тай-шу усилилось. Чжэнский Чжуан-гун узнал об этом. Несколько министров попросили его не медлить и позаботиться о Тай-шу из города Цзин, сказав, что тот готовится к восстанию. У Чжуан-гуна уже были свои мысли на этот счет, но вместо этого он сказал, что они совсем не понимают о чем говорят, и высказался в защиту брата: «Да разве вы не видите, что Тай-шу не щадя себя тренирует солдат во благо нашего царства Чжэн?» Министры продолжали волноваться о правителе, переговариваясь между собой, что сейчас нельзя так слепо доверять Тай-шу, ведь «тигр вырастет и начнет нападать на людей». Когда этот момент наступит, будет уже слишком поздно.
Прошло совсем немного времени, и Тай-шу действительно прибрал к рукам два маленьких городка недалеко от города Цзин. Местные чиновники доложили Чжуан-гуну о захвате Тай-шу двух городов. Тот молча слушал, медленно кивая головой, его глаза бегали туда-сюда, как будто в уме он что-то просчитывал. Министры были встревожены, Чжайцзу сказал: «Тай-шу обучил войско и занял два города. Разве это не восстание? Повелитель, вы должны немедля послать войска для его подавления!» Опустив голову, Чжуан-гун сказал, что Чжайцзу совсем ничего не понимает. Он объяснил: «Тай-шу любимец матушки. Я охотнее потеряю несколько городов, чем раню братские чувства и огорчу мать». Генерал по имени Гунцзы Люй сказал: «Повелитель, сейчас вы всецело доверяете Тай-шу. А если в будущем он не будет повиноваться вам, что вы будете делать?» Чжуан-гун с большой уверенностью сказал: «Нет смысла больше об этом говорить. Когда придет время, всем станет ясно, кто прав и кто виноват».
Через несколько дней Чжуан-гун приказал дафу Чжайцзу присматривать за делами двора, а сам отправился на службу к вану в Лои. Когда Цзян-ши узнала об этом, она тотчас написала письмо и послала свое доверенное лицо в Цзин, чтобы передать Тай-шу, что сейчас самое время для захвата Синьчжэна.
Получив письмо от матери, Тай-шу был очень доволен. Написав ей ответ с датой выступления войска, он объявил своим солдатам: «Повелитель приказал мне отправить войска для защиты столицы», и стал готовить боевые колесницы для похода. Ему было невдомек, что Чжуан-гун уже велел Гунцзы Люю все устроить. Гунцзы Люй приказал, чтобы человека, который доставлял послание Тай-шу к матери, задержали, забрали у него письмо и передали его Чжуан-гуну. Чжуан-гун всего лишь притворился, что едет в Лои. Он тайно сделал крюк и повел двести боевых колесниц в сторону города Цзин. Организовав засаду, он просто сидел и ждал, как рыбак ждет, когда рыба клюнет на приманку, пока Тай-шу выступит.
Гунцзы Люй приказал нескольким солдатам нарядиться торговцами и пробраться в город. Когда войско Тай-шу покинуло Цзин, они зажгли костер на башне над городскими воротами. Увидев огонь, Гунцзы Люй немедленно повел многочисленную армию в атаку и захватил город.
Не прошло и двух дней с начала военного похода, как Тай-шу стало известно, что Цзин пал. Какой ужас! Несмотря на позднее время, он незамедлительно поспешил обратно. Когда солдаты узнали, что Тай-шу обманом хотел напасть на правителя, половина в страхе разбежалась. Видя, что боевой дух покинул войско и, что ему не удастся отбить Цзин, он бежал в соседний городок. Но где уж маленькому городу выстоять, когда его берет в тиски многочисленное войско! Он ведь даже большой город не смог сохранить! Вздохнув, Тай-шу сказал: «Моя мать слишком любила меня, своей заботой она причинила мне вред», и покончил с собой.
На теле брата Чжуан-гун нашел письмо от Цзян-ши и возненавидел свою мать. Он приказал доставить ей ответ Тай-шу и отправленное ею письмо, чтобы она поняла, что натворила. Он также велел Чжайцзу изгнать Цзян-ши в Чэнъин (современный Линьин, провинция Хэнань), и поклялся: «Теперь я встречусь с матерью только в царстве мертвых». Сказав это, он имел в виду, что увидит Цзян-ши только после своей и ее смерти. Чжуан-гун не хотел больше видеть мать до конца своей жизни.
Через несколько дней он вернулся в Синьчжэн. Враг, угрожавший его власти, был уничтожен. Он успокоился и пребывал в отличном настроении. Но за стенами дворца люди судачили о том, что он слишком жестоко поступил с матерью. И это обвинение в сыновьей непочтительности он не в состоянии был вынести. Правитель всегда ожидает, что подданные будут относиться к нему как дети к своему родителю. Теперь, когда он сам осуждается за неуважительное отношение к матери, будут ли его люди по-прежнему служить ему? Он сам изгнал Цзян-ши, поэтому одно его слово и ее вернули бы. Но он же поклялся, что встретится с матерью только в царстве мертвых. Если данная им клятва не берется в счет, будут ли люди по-прежнему верить его словам в будущем так, как верили раньше? Вот уж действительно безвыходная ситуация.
Из-за этого на душе у Чжуан-гуна было неспокойно. В это время мелкий чиновник из Чэнъина по имени Ин Као-шу прибыл к нему с подарком. Он преподнес Чжуан-гуну необычную птицу. Правитель спросил его: «Что это за птица?» Ин Као-шу ответил: «Это сова. Днем видит плохо, но ночью от нее ничего не скроется. Дрянная птица перепутала день с ночью, не отличает добра от зла. Когда эта птица была маленькой, ее мать, чтобы наловить насекомых, много летала. Сама их не ела, а скармливала ей. Птица-мать так заботилась о птенце! Но когда эта птица вырасла и ее крылья окрепли, она съела свою мать. Эта птица плохо отнеслась к своей матери, поэтому я поймал ее и принес сюда, чтобы вы судили ее». Чжу ан-гун понимал, скрытое значение этих слов, но он ничего не сказал, позволив Ин Као-шу говорить.
Когда пришло время трапезы, он пригласил Ин Као-шу поесть с ним и даже собственноручно положил ему на тарелку несколько кусочков баранины. Ин Као-шу завернул лучший кусок и отложил его в сторону. Чжуан-гун спросил его, почему он не съел этот кусок. Тот ответил: «Моя мать стара. Нам нечасто удается кушать мясо. Сегодня повелитель дал мне такой вкусный кусочек. Я вспомнил о своей матушке, ведь она такое даже не пробовала. Мне этот кусок поперек горла встанет! Я хотел бы принести немного мяса ей». Чжуан-гун подумал, что Ин Као-шу должно быть оказался здесь специально, чтобы упомянуть о Цзян-ши, поэтому ему захотелось услышать, что он скажет дальше. Вздохнув Чжуан-гун сказал: «Вы действительно любящий сын. Став правителем, я не смог также хорошо заботиться о матери как вы». Ин Као-шу разыграл удивление: «Разве ваша матушка не здорова? Повелитель, почему вы говорите, что не можете заботиться о ней?» Чжуан-гун снова глубоко вздохнул и рассказал о том, как Цзян-ши помогала Тай-шу напасть на Синьчжэн и о том, как он поклялся, что с матерью увидится лишь в царстве мертвых.
Войдя через тоннель, чжэнский Чжуан-гун увидел свою мать и опустился на колени
Ин Као-шу сказал: «Повелитель, в этот момент вы переживаете о матери, и госпожа, должно быть, тоже думает о вас! Хоть вы и дали клятву, но совсем не обязательно умирать, чтобы попасть в царство мертвых. Давайте выроем в земле туннель и осушим его. Чем вам не царство мертвых? А в туннеле мы построим дом и попросим вашу матушку приехать туда. Вы войдете в туннель и встретитесь с госпожой, так вам не придется нарушать данную вами клятву!» Чжуан-гун подумал, что идея действительно хороша, поэтому он велел Ин Као-шу заняться этим.
Ин Као-шу привел пятьсот человек. Туннель был вырыт, дом построен. Когда работа была завершена, они отвели Цзян-ши в подземный дом и пригласили Чжуан-гуна войти туда через туннель. Увидев мать, он опустился на колени и сказал: «Я непочтительный сын, умоляю, матушка, простите меня!» Сказав эти слова, он изменился в лице и заплакал. Цзян-ши было и стыдно, и грустно, она помогла ему подняться и сказала: «Во всем виновата только я, не мне осуждать тебя!» Мать и сын обнялись и горько заплакали. Чжуан-гун помог матери выйти из туннеля, они сели в колесницу и медленно поехали во дворец, петляя по улицам, чтобы народ увидел их вместе.
Ин Као-шу помог чженскому Чжуан-гуну решить невыполнимую задачу. Правитель был преисполнен благодарности, он оставил его при дворе и пожаловал ему звание дафу. Ин Као-шу оказался умелым мастером боевых искусств, поэтому Чжуан-гун попросил его управлять армией вместе с Гунцзы Люем и Гунсунь Цзыду.
Погубить тайным выстрелом
Ин Каошу, подаривший сову чжэнскому Чжуан-гуну, был очень умен и вел дела внимательно. Он был хорошим человеком.
Однажды Чжуан-гун вернулся с войны и устроил в честь этого праздник. Все радовались и веселились. Гражданские и военные чиновники восхваляли Чжуан-гуна и называли его главой чжухоу. Он был очень доволен, слыша такие слова, но когда увидел нахмурившегося Ин Као-шу, сидящего поодаль, настроение его испортилось. Чжуан-гун пристально посмотрел на Ин Као-шу и спросил: «Дафу Ин, почему вы такой молчаливый?» Ин Као-шу ответил: «Все льстят вам, повелитель, что же вы хотите услышать от меня? Правитель чжухоу должен уважать вана, занимающего более высокое положение, и в тоже время должен уметь заставить удельных чжухоу повиноваться своим приказам, так как их положение ниже. Повелитель, исполняя приказ вана, вы собирали войска для нападения на царство Сун. Сначала вы попросили помощи у царства Сюй (современного Сюйчан, провинция Хэнань), призывая их присоединиться, но сюйцы отказались подчиняться. Как они могли так поступить?» Чжуан-гун кивнув сказал: «Царство Сюй ослушалось вана, к тому же оно отказалось платить дань, нет более правильного решения, как отправить туда войско для наведения порядка».
В 712 году до н.э. чжэнский Чжуан-гун решил напасть на царство Сюй. Он сделал парчовое знамя с вышитыми на нем четырьмя иероглифами: «Уважать небо и карать грешников», что означало, что он, повинуясь приказу Сына Неба, отправляется наказывать виновных. Длина этого знамени была 1.2 чжана (по-китайски чжан мера длины, равная 3,33 метра), а ширина восемь чи (по-китайски чи мера длины, равна 33 сантиметра). Древко достигало высоты 3.3 чжана. Знамя было установлено на боевую колесницу, с помощью которой его перевозили. Чжуан-гун издал указ: «Тот, кто сможет нести это знамя, будет биться в авангарде и получит в награду эту боевую колесницу».
Как только приказ был озвучен, сразу вызвался один военачальник со смуглым лицом, почти полностью покрытым бородой, и с густыми бровями: «Я смогу!» Чжуан-гун взглянул на него, это был Ся Шу-ин. Он поднял знамя одной рукой, крепко держа его, сделал три шага вперед и три шага назад, а затем установил знамя на колеснице, даже не запыхавшись. Когда солдаты увидели это, над войском поднялся шум одобрительных возгласов.
Ся Шу-ин уже собрался было забрать колесницу, как появился еще один богатырь, краснолицый и бородатый. Он преградил ему путь и сказал: «Вот уж диво! Всего-то три шага прошел! Да я смогу нести это знамя так же играючи, как если бы это было копье!» Это был не кто иной как Ин Као-шу. Он высоко поднял знамя и стал размахивать им, да так, что полотно затрепетало и захлопало на ветру. Все от удивления рты пооткрывали, пораженные увиденным. Чжуан-гун пришел в неописуемый восторг и стал хвалить Ин Као-шу: «Такой военачальник, силы у которого не меньше, чем у тигра, достоин идти в авангарде. Я жалую тебе колесницу!»
Как только он произнес эти слова, вышел еще один очень красивый молодой военачальник. Это был Гунсунь Цзыду. Он принадлежал к знатному сословию и был очень заносчив, всегда смотрел на Ин Као-шу свысока, считая того неотесанным простолюдином. Цзыду указал на Ин Као-шу и выкрикнул: «Ты смог это сделать, думаешь я не смогу? Оставь колесницу!» Ин Као-шу, увидев приближающегося злого, как черт, Цзыду, побежал со всех ног со знаменем в одной руке, а другой таща за собой колесницу, ведь правитель уже сказал, что отдает колесницу ему. Цзыду, ругая наглого Ин Као-шу на чем свет стоит, побежал за ним сжав в руке фантяньхуацзи (древнее оружие с длинным древком). Чжуан-гун приказал министру прекратить все это, только тогда Цзыду остановился, про бормотав: «Ин Као-шу совсем не принимает меня всерьез, какой же наглый прохвост!»
Чженский Чжуан-гун сказал: «Два тигра не могут сражаться друг с другом. Да ты не серчай! У меня есть свои причины так поступить». После смерти Гунцзы Люя Чжуан-гун стал особенно дорожить своими военачальниками. Пока он говорил, были подготовлены две колесницы с лошадьми, одна для Цзыду и одна для Ся Шу-ина, никто даже не упрекнул Ин Као-шу за его поступок. Получив награду, Цзыду доказал свою значимость, поэтому тоже промолчал. На самом деле, Ин Као-шу был бесхитростным человеком, и уже на следующее утро забыл о том, каким образом он получил колесницу. Все как обычно продолжили заниматься военной подготовкой, готовясь к нападению на царство Сюй.
В июле чжэнский Чжуан-гун назначил Ин Као-шу генералом, а Гунсунь Цзыду и Ся Шу-ина его помошниками. Они возглавили многочисленную армию в борьбе с царством Сюй. Цзыду хоть и ничего не сказал, но в глубине души не мог смириться с этим. Даже быть на равных с Ин Као-шу уже само по себе достаточно неприятно. Разве можно допустить, чтобы он был выше его рангом? И он сам повел отряд в бой, не слушая приказов Ин Као-шу.
Помимо того, что Ин Као-шу был главнокомандующим, он всегда проявлял особое рвение в бою. Во время битвы он совершил великий подвиг, убив генерала царства Сюй. Сюйское войско скрылось за городскими стенами, не осмеливаясь и носа высунуть. Солдаты Ин Као-шу воодушевились. Начался штурм города. Ин Као-шу приказал воинам копать и переносить землю под городскую стену, чтобы получилась высокая насыпь. Под градом стрел и камней, летящих с городских стен, воины носили землю и насыпали ее рядом со стеной. Противостояние было крайне ожесточенным. Им не потребовалось много времени, чтобы насыпать холм, высотой в половину городской стены. Ин Као-шу взял знамя и взлетел вверх по насыпи. Он подпрыгнул так высоко, что в мгновение ока оказался на городской стене.