На отчете Псковского губернатора за 1900 г., рассматривавшемся в Комитете министров 12 марта 1902 г., по высказанном губернатором мнению, что «распространение общинного начала на земли, приобретаемые при содействии Крестьянского банка, едва ли соответствует государственной пользе» и что «община может быть только терпима как остаток старины, но не заслуживает дальнейшего распространения», Николай II отметил: «Все это так; но я никогда не решусь покончить с общиной одним подчерком пера»[193]. В Манифесте 26 февраля 19003 г. Николай II возвестил о приступлении к пересмотру законодательства о сельском состоянии. Здесь обозначено по данному направлению «положить неприкосновенность общинного строя крестьянского землевладения, изыскивая одновременно способы к облегчению отдельным крестьянам выхода из общины». И далее 8 января 1904 г. в Указе было подтверждено, что в основу пересмотра положения о крестьянах должна быть положена «неприкосновенность общинного строя крестьянского землевладения, при условиях облегчения отдельным крестьянам способов выхода из общины»[194]. Таким образом, земельные реформы имели двоякую сущность: и сохранение общинного строя, и вместе с тем его преобразование в форму производительного землевладения.
Последствия мирового экономического кризиса 1900 г., вызванного американо-испанской войной в Мексике, неурожай 1901 г., повинности, рекрутские наборы, «пролетаризация» малоземельного помещичье-дворянского сословия, усиленное разорение крестьян обострили ситуацию в областях и губерниях Европейской России (в административном отношении Россия была разделена на 97 губерний и областей (50 губерний и областей в Европейской России, 8 в Финляндии, 10 в Привисленском крае, 11 в Предкавказье и Закавказье, 9 в Сибири Восточной и Западной, 9 в степных, среднеазиатских и закаспийских владениях[195])). 16 ноября 1901 г. была создана межведомственная комиссия под руководством В. Н. Коковцова. Деятельность ее началась со сбора статистических данных и их обработки с целью выявить благосостояние населения среднеземледельческих губерний с 1861 по 1900 г. В результате работы комиссии было обработано множество справочного и статистического материала, однако вопрос о практической помощи крестьянству на период завершения работы комиссии так и остался нерешенным, хотя и было констатировано, что сельское хозяйство находится в упадке[196]. Вместо решения вопроса о земле, комиссия, под давлением земства, практически отклонилась от предусмотренной программы ее занятий и тех проблем, для ликвидации которых была создана. На обсуждение вынесли вопрос о сфере личных прав, определяющих современный порядок жизни крестьян. По существу это были вопросы уже не экономического, а политического направления, поэтому от их решения В. Н. Коковцов разумно уклонился. Земство, таким образом, по существу отодвинуло решение вопроса из практической области в область лозунгов о равенстве крестьян в правах[197]. Деятельность комиссии свелась к рассмотрению вопросов, не входящих в компетенцию комиссии, практических мер выработано не было. Таким образом, из всей работы комиссии усматривается тенденция сохранения прежнего курса на общинность и неотчуждаемость крестьянских надельных земель. При некоторых уступках по условиям облегчения выхода крестьянам из общины в общем работа комиссии В. Н. Коковцова носила консервативный характер и ничего не инициировала.
В 1902 г. было образовано уже на более высоком уровне, нежели комиссия В. Н. Коковцова, Особое совещание о нуждах сельскохозяйственной промышленности, с образованием на губернском и уездном уровнях его местных комитетов, в составе которых преобладали представители местных «верхов». Т. е. практически было инициировано общенародное обсуждение «крестьянского вопроса». В. Н. Коковцов являлся членом Особого совещания. Строго определенной структуры оно не имело. По отдельным вопросам, касающимся работы совещания, создавались комиссии, местные губернские и уездные комитеты. Особое совещание решало задачу содействия правительства земским и общественным учреждениям по улучшению и развитию сельского хозяйства. Таким образом, В. Н. Коковцов поддерживал точку зрения, согласно которой крестьянский вопрос требовал дальнейшего разрешения, раз участвовал в работе этой комиссии. Но у отдельно взятого чиновника не было возможности кардинально повлиять на его исход. В воспоминаниях В. Н. Коковцов прямо говорит о том, что он был «противником общинного землевладения», но активного участия в Особом совещании по делам о сельскохозяйственной промышленности не принял[198]. Вывод М. В. Зайцева, что взгляды В. Н. Коковцова на общину «были близки консервативному курсу, главным выразителем которого был министр внутренних дел В. К. Плеве» «за сохранение общины при условии выхода из нее отдельным крестьянам, уже не связанным с ней экономически»[199], представляется неверным.
Основными частными землевладельцами в России были дворяне (см. далее диаграммы 1,2). Казенные и дворянские земли в основной своей массе вступали в сельскохозяйственный оборот в порядке договорных «добровольных» арендных отношений. В. Н. Коковцов считал, что это экономически невыгодно, потому что аренда вообще вызвана главным образом невозможностью вести нормальное хозяйство. Поэтому, разъяснял он, «площадь земель, необходимых для ведения правильного хозяйства на наделе, приблизится к общему размеру арендуемых крестьянами земель»[200]. Но признавая это, он был против того, чтобы безвозмездно выделить средства на наделение крестьян теми 3035 % арендуемой у помещиков от их общего надела земли, без которого они не могли прокормиться. Аренда создала такие условия зависимости, что крестьянин отдавал 1/3 урожая дворянству.
Диаграмма 1. Землевладение в 50 губерниях и областях Европейской России. 1905 г., млн. дес[201].
Диаграмма 2. Частновладельческие земли. 1905 г., млн. десятин[202].
С целью выработки решений создавались межведомственные комиссии с участием чиновников, во властные полномочия которых входили либо финансы, либо другие «рычаги» управления. Но острота крестьянского вопроса не получила правильной оценки в Особом совещании по делам сельскохозяйственной промышленности. С его помощью хотели, во-первых, возбудить надежду на возможность реформ, а во-вторых, дать возможность «выпустить пар» на местах, «дать возможность высказаться на наболевшие темы», а заодно и на продолжительное время загрузить местные силы работой[203]. Царь ясно дал понять, что со стороны Совещания не допускается выражение мнения о необходимости реформ общегосударственного характера[204]. Высказанные на Совещании мыли о том, что крестьянину надо дать индивидуальную собственность, были расценены как слишком либеральные, так как «в стадном устройстве быта нашего крестьянства высшая полиция усматривала гарантию порядка»[205]. Это Особое совещание просуществовало до 30 марта 1905 г., после чего было упразднено, а его материалы были переданы дальше по соответствующим ведомствам и вновь созданному Особому совещанию о мерах к укреплению крестьянского землевладения. Для Витте такое окончание было неожиданным, так как большой наработанный практический материал никак не реализовался. Среди лиц, которые способствовали его закрытию, сказав царю, что Совещание носит реакционный характер и покушается на «устои», были И. Л. Горемыкин, А. В. Кривошеин и А. Ф. Трепов[206].
Крестьянский вопрос усугубляло, требующее также своего решения, переселенческое дело с самовольным движением за Урал из центральных губерний. Мобильность крестьянского сословия в начале XX в. стала вызывать опасения в сохранении социальной стабильности у правительства. Этому способствовали и крестьянские погромы, прокатившиеся в марте-апреле 1902 г. в Полтавской и Харьковской губерниях. Их основанием послужили слухи о том, что царь якобы издал указ, согласно которому крестьяне могут отбирать у помещиков землю и имущество. Общее количество участвующих в погромах составляло 150 тыс. чел., в отдельных нападениях на усадьбы число погромщиков достигало 5 тыс. чел.[207], причем в аграрных беспорядках и грабежах участвовали, как отмечало «Русское богатство», как бедные, так и богатые крестьяне[208].
Погромы поставили вопрос об общине как силе, способной к объединению. Именно поэтому правительство задалось вопросом о своеобразной дифференциации общинников с тем, чтобы часть их выделилась на хутора. С одной стороны, таким образом решалась проблема дезорганизации такой силы как община, с другой стороны, выделившиеся хозяева могли бы стать основой модернизационных процессов в деревне. Но без должного финансового обеспечения они были обречены на пролетаризацию.
По мнению М. В. Губановой, столыпинский вариант развития подразумевал «не американский и не прусский, а «русский путь» развития смешанной многоукладной экономики, основанной на взаимодействии 4 укладов: государственного, общественного, крупного частного и семейно-трудового. Последний должен был стать, по мнению реформатора, становым хребтом российской экономики»[209].
Таблица 1. Вывоз хлеба и хлебных продуктов из России с 1904 по 1914 г[210].
П. А. Столыпин, как министр внутренних дел, был в первую очередь озабочен внутренним спокойствием и сохранением режима в стране. Поэтому обоснованная им программа выделения из общины частных землевладельцев, имела одной из задач устранение недовольных элементов из деревни, способных инициировать основную массу общинников на изменение существующего порядка землевладения. Очевидно, именно видя в общине политическую силу, за нее «усиленно стояли социалисты всех толков» того времени[211]. Экономически программа П. А. Столыпина была не обеспечена. На этом этапе В. Н. Коковцов не высказывается решительно за или против общины. Как исполнитель, он участвует в различных комиссиях и совещаниях, а там, где требуется, защищает интересы своего ведомства. Известно, что он был против отмены выкупных платежей[212] (на отмену выкупных платежей правительство пошло лишь в результате крестьянских погромов 1905 г.; закон был издан 5 ноября 1905 г. К этому времени выкупные платежи были выплачены крестьянами целиком, а по подсчетам некоторых авторов с избытком[213]). В правительстве в целом не было общего концептуального подхода, как «сделать наконец из крестьянина «персону»[214]. Но не «в этом вопросе не только бюрократия, но и общественность проявляли какую-то странную робость»[215]. Из материалов сельскохозяйственного совещания, по мнению С. Ю. Витте, можно было сделать вывод, что предложенные меры предотвратят революцию, и именно поэтому совещание это стало рассматриваться как реакционное[216].
Проблему крестьянского сословия стремились решить различными путями. 4 апреля 1904 г. пост министра внутренних дел занял Плеве, который стремился ограничить размер наибольшего количества земли для крестьян. Крестьянский банк должен препятствовать созданию «крупных крестьянских хозяйств, приближающихся к фермерскому типу»[217]. При этом особенному охранению должны были подлежать, по его мнению, мелкие и средние дворянские землевладения. Он стремился запретить покупать при помощи банка помещичьи имения почти в 30 губерниях России. Началась полемика между министерством финансов и министерством внутренних дел. В результате была принята программа министерства финансов, согласно которой крестьяне участвовали бы более активно в покупке земли.
В. Н. Коковцов со своей стороны считал полезным разработку мер по облегчению крестьянам получения ссуд под залог надельных земель[218]. С 11.07.1903 по 06.05.1905 гг. В. Н. Коковцов участвовал в заседаниях Особого комитета по делам земельного кредита, который был упразднен в связи с учреждением Комитета по земельным делам[219]. В 1906 г. в министерстве финансов был разработан проект о выдаче ссуд под залог надельных земель сельским обществам, подворникам, небольшим группам крестьян, товариществам, образованным для покупки надельных земель. Другим документом, свидетельствующим о том, что В. Н. Коковцов принимал участие в решении крестьянской проблемы, является Особый журнал Совета министров от 22 августа 1906 г.[220] В нем говорилось о «приведении в исполнение предположений Министерства финансов»[221], согласно которым Крестьянскому Поземельному банку вменялось принимать на себя долги от Дворянского Земельного и акционерных земельных банков с характерной оговоркой, что продление выплаты долгов с момента передачи не допускается, и долги подлежат переводу на Крестьянский Поземельный банк на первоначально установленный срок ссуды. Фактически это создавало условия разорения значительной части дворянско-помещичьего сословия, связанного земельными залогами, так как привилегией Дворянского банка было давать дворянам отсрочку выплаты, что не было свойственно Крестьянскому, который переводил земельных собственников на общие основания для погашения долга. На Особом журнале Николай II подписал: «Согласен»[222]. В Государственной думе этот проект в качестве законодательного предположения не получил ни движения, ни разработки. В начале XX в. использование ресурсов кредитной системы в интересах было более широким, чем в конце XIX в.: прирост закладных листов земельных банков (большая часть которого приходилась на долю принадлежавших государству Дворянского и Крестьянского банков) составил в 19081914 гг. 50 % прироста всех ценных бумаг против 37 % в 18611881 гг., 39 % в 18811899 гг. и 35 % в 19001908 гг. соотношение, которого не знала ни одна капиталистическая страна[223]. Земельные собственники включались в использование таких источников дохода, как дивиденды и биржевые операции. Если бы этот проект прошел в жизнь, то создались бы условия дополнительной пролетаризации помещиков, а социальная напряженность увеличилась. Фактически здесь В. Н. Коковцов выступил инициатором разорения слоя средних земельных собственников и таким образом подготавливал земельный фонд для наделения крестьян в ходе реформы П. А. Столыпина. С этой точки зрения можно говорить, что он способствовал продвижению столыпинской реформы, но земельным источником для становления крестьянского отрубно-хуторского хозяйства выступал земельный фонд среднего собственника, связанного заемными отношениями с Дворянским банком.
На этом же заседании Совета министров возник вопрос о покупке высококультурных имений с ценными помещичьими усадьбами, лесными дачами и промышленными заведениями. Несомненно, что многие усадьбы обладали более высокой земледельческой и хозяйственной культурой, чем крестьянские хозяйства. В. Н. Коковцов отметил снижение культуры землепользования при переходе благоустроенных имений в руки крестьян, а также высказал замечание Крестьянскому банку в проведении такой политики, в результате которой ценные владения продавались по заниженной цене крестьянам, в результате чего терялась культура земледелия[224].