Шаманские представления о сотворении мира и Эрлик-Хан
С распространением шаманизма у бурят появилась новая легенда о сотворении мира. Эсэгэ-Малан-Тэнгэри, решив создать место для жизни, очень опечалился, увидев, что перед его глазами расстилались лишь воды океана. Тогда Царь мира мёртвых Эрлик-Хан превратился в утку, нырнул на дно океана, набрал в клюв немного земли и принёс ей Эсэгэ-Малану-Тэнгэри. Когда творение закончилось, Эрлик-Хан предъявил право на свою долю в созданном мире. Но Эсгэ-Малан-Тэнгэри не захотел уступить ему даже небольшой клочок. Тогда Эрлик-Хан попросил дать ему ничтожный кусочек земли, который Творец придавил нижним концом своего посоха. Эсэгэ-Малан-Тэнгэри согласился. Эрлик-Хан вынул посох из земли, и из открывшегося отверстия полезли змеи, жабы, всякие гады, полетели осы, комары и мошки. Они заполнили всю землю, и люди до сих пор мучаются от их жал и укусов. Так Эрлик-Хан отомстил Эсэгэ-Малану-Тэнгэри за его несправедливость.
В шаманизме Эрлик-Хан глава восточных хатов, обрывающий нить человеческой жизни. Его посланцы, чёрные всадники на чёрных лошадях, разъезжали по миру и ловили человеческие души. Попав в царство Эрлик-Хана, душа оказывалась в одной из его 88 темниц. Там её жестоко пытали и испытывали. У человека, чью душу похитили эмиссары Эрлик-Хана, начиналась болезнь, заканчивающаяся смертью. Бурятские шаманы, желая умилостивить царя мира мёртвых, дабы он соизволил освободить похищенную душу, приносили ему в жертву чёрного барана, чёрную лошадь или чёрного быка-пороза. Совершали жертвоприношение тёмной ночь. Тогда Эрлик-Хан мог отпустить душу, но не более, чем на девять лет. [31, с. 6063]
ЭрликХан имел большой аппарат управления царством мёртвых: помощников, писарей, агентов, доносчиков. Когда в семье бурятов-шаманистов дети поступали на учёбу или на военную службу, всегда проводился обряд в честь писарей Эрлик-Хана. Тёмной ночью приносили им в жертву чёрного барана. Во время обряда использовали исключительно заводскую водку, применяемую в честь самых значимых событий. Нужно добавить, что водка у бурятских шаманистов считалась обязательной принадлежностью религиозного ритуала. Шаманский миф рассказывает о водке, как о напитке, наделяющем сверхъестественной силой. Выпив её, слепой воображает себя зрячим, безрукий способным ударить своего недруга, безногий способным растоптать обидчика. Согласно мифу, первую водку получили из сочетания следующих элементов: испарений быстро текущей воды, цветков растущих трав, пламени огня, узла лошадиных пут, острого копыта резвого скакуна, мерцания воздуха, мозга барана, слюны бешеной собаки, лезвия ножа вора, лезвия ножниц темпераментной женщины, румянца щёк красивой девушки, бортов большого котла. Созданная из эти 12 драгоценностей, водка упала на камень и раздробила его. [57, с. 19] В тэнгрианских обрядах и жертвоприношениях использовались только молочные питьевые продукты, в том числе молочный спиртовой напиток тарасун.
Шаманская наследственность утха
В бурятском шаманизме особое значение имеет родовая наследственность, утха. Чтобы стать шаманом, нужно иметь предка-шамана. Родовой шаманский корень, утха, должен происходить не от земного существа, но от Неба: от небесного тэнгэри, от Сыновей и Дочерей Неба, от Птиц. Символом такого происхождения, «грамотой на утха», является передаваемая из поколения в поколение пихтовая кора, насаженная на берёзовую ветку, «йодоо». Самые первые бурятские шаманы получили её от 90 западных хатов, потомков Эсэгэ-Малана-Тэнгэри. Эти первые шаманы имели «тэнгри утха», «небесный утха». Их потомки, унаследовавшие утха уже от человека, называются «мяхан утха», шаманы с «мясным», человеческим утха. По этой причине сейчас нет таких сильных шаманов, как раньше. Шаманы древности с небесным утха напрямую общались с божествами. А нынешние шаманы, получившие утха от предков, не имею такого дара. [105, с.130]
Бурятские шаманы имели белый родословный корень или чёрный родословный корень. Белые шаманы обращались в своих камланиях к западным тэнгэринам. Они занимали высокое общественное положение, вводили новшества в религиозные обряды и церемонии. Шаманы с чёрным утха камлали восточным тэнгэринам и придерживались старых традиций в обрядах, где главная роль отводилась колдовству. [57, с. 66]
Человек, не имевший наследственного шаманского корня, мог стать шаманом, обретя «буумал», «спустившуюся с неба» вещь. Например, шаманское зеркало-толи. Шаманом становился потомок человека, поражённого молнией. Дар шамана открывался также у тех, в кого «вселялся» онгон дух умершего насильственной смертью, «обиженного судьбой». Шаманским даром обладали кузнецы, «дархан утхатай». Их в Тункинском крае было очень много. Шаманы и кузнецы-дарханы постоянно соперничали между собой за влияние в обществе. Однако они не могли обходиться друг без друга: кузнецы ковали для шаманов ритуальные доспехи, а шаманы совершали обряды посвящения дарханов.
Наибольшим авторитетом пользовались шаманы с шаманскими предками в девятом поколении. От силы и качества шаманского корня зависела шаманская сверхъестественная сила, «буугэй хаба». Она включала в себя магические способности, духовную мощь, умение творить чудеса: предотвращать гибель больного, вонзать в себя нож и оставаться без телесных повреждений, прекращать или насылать ветер и дождь. Во время шаманских состязаний побеждали шаманы или шаманские роды, обладающие более качественным утха, а значит более мощной «буугэй хаба».
Умирая, шаман говорил: «Во веки веков не оставлю свой род». («Уеиин уедэ угаа алдахагуйб»). Поэтому шаманы после смерти «ищут свою кровь», потомков из поколения в поколение, и, когда находят, начинают их постоянно посещать. С раннего детства избранник шамана-предка отличался задумчивостью, любовью к уединению. Ему снились вещие сны, он периодически предсказывал будущее. Считалось, что в это время душа ребёнка находится на небесах и обучается шаманскому искусству у западных и восточных тэнгэринов. Спустя время, когда душа прошла обучение, носитель шаманской наследственности получал способность впускать в себя духов шаманов-предков. Этот момент давался очень тяжело, сопровождался обмороками, состоянием полного оцепенения, выкрикиванием бессвязных фраз, после чего кандидат в шаманы считался избранным духами. Община устраивала для него обряд «манжилай», жертвоприношение покровителю шаманов Тэхэ-Шара-Манжилаю. Это божество, пребывающее между Небом и Землёй, а имя его переводится как Рыжий козёл Манжилай. Согласно бурятской шаманской традиции, кровь козла обладает колдовскими качествами. [57, с. 74] После обряда избранник уходил в лес и подолгу там уединялся. Также в его дальнейшую подготовку входило посещение в улусах камланий и обрядов посвящения.
Шаманские посвящения
Шаманские посвящения устраивались в улусах, в местах захоронения шаманов, в священных рощах, в местах моления предкам и назывались «шанар», «предопределение, назначение Неба». Этнограф Г.-Д. Нацов (19011942), уроженец Тункинской долины, даёт следующее описание посвящения. (Более подробно о Г.-Д. Нацове см. ниже). В землю втыкали 27 выкопанных с корнями берёз, три ряда по девять. Кроме того устанавливали две большие берёзы, означавшие «дерево-мать» и «дерево-отец». Берёза у бурят священное дерево и необходимый элемент практически любого ритуала. На вершине «дерева-матери» прикрепляли птичье гнездо из шёлковых лоскутков. В гнездо клали девять символических «яиц», изготовленных из овечьей шерсти, а рядом изображение луны из белой парчи. На вершине «дерева-отца» помещали изображение солнца из красной парчи. Такое сооружение из деревьев тоже носило название «шанар». Затем делали два помоста. Один для омовения и очищения шаманов. Второй для омовения и очищения шаманского одеяния, доспехов и атрибутов, называемых «амитай», «одушевлённый. В «амитай» входил головной убор майхабши, «крылья» -наплечники далабши, нагрудник-элигэбши, верхнее одеяние хэбэнэг из дублёной шкуры косули. Нагрудник-элигэбши красили в красный цвет, а его подол разрезали, чтобы получилась бахрома. Шаманский «амитай» имел своего духа-хозяина.
Шаманское посвящение символизировало рождение нового человека. Поэтому важное место на нём занимали почтенные старик и старуха в роли «отца» и «матери» посвящаемого. Также в церемонии активно участвовали девять ловких и сильных юношей из кандидатов в шаманы. Вёл обряд старый опытный шаман, облачённый в свою шаманскую одежду и оснащённый всеми атрибутами. После церемонии он назывался «отцом», учителем молодого шамана, поскольку для успеха на шаманском поприще требовалось учиться не только на небе у шамана-предка, но и на земле у шамана-человека.
С наступлением сумерек проводилось камлание-призывание духов-предков. Затем следовало омовение и освящение шаманских атрибутов старого шамана и посвящаемого. Весь ритуал длился девять дней. Кандидату вешали на шею зеркало-толи, давали трости, плётку, прочие ритуальные вещи, исключая бубен, и он начинал демонстрировать своё искусство. Одним из важных показателей профессионализма было умение ловко взбираться на берёзы, перепрыгивать с одной на другую, сползать вниз подобно белке. [31, с. 6769]
На церемонии посвящения шаман давал перед жителями улуса и участниками обряда шаманскую клятву, которая передавалась из поколения в поколения. Вот примерный перевод её на русский язык: «Совершив данный обряд посвящения, получив благословение быть шаманом, даю клятву: младенцам быть покровителям, а сиротам отцом; бедных, больных не обходить, вознаграждением не прельщаться; чужеродных не чуждаться, единокровным не угождать; к больному пешком пойти, а к бедному и на волах ехать; большому заработку не радоваться, а малому подарку не гневаться; глядя на ладони печальному, ворожа измученному на бараньей лопатке, смертью их не пугать, без их посул (мне) коня и коровы посильную помощь им оказывать, об увиденном мною заяне, о просящих жертвы от больного духах без утайки сказать; если богатый будет просить от меня помощь, не буду радоваться, если бедный обратиться, не обижусь; богатому благотворителю не буду угождать, а подарком бедного не буду гнушаться; жирным мясом и крепкой водкой не буду соблазняться, о судьбе больного правду без утайки расскажу Пусть эту клятву мою сам Эрлик-Хан слышит, отец высокого неба узнает и мать широкая земля свидетельствует. Если я эту клятву исказил, и я её нарушу, пусть двери мои закроются навеки и дымоход дома заглохнет; пусть огонь в очаге моей юрты потухнет, опорные столбы моей юрты расколются; пусть волосы мои выпадут, а ноги сгниют; пусть всё, как сновидение, будет забыто, как загадка, затеряется, как сказка, из жизни сгинет». [57, с. 27]
Первое посвящение завершалось пиром, устроенным на средства посвящаемого шамана. Последующие посвящения проходили подобным образом с обязательным «очищением-омовением» посвящаемого. На первом посвящении оно было «сухим»: раздетого шамана хлестали связкой трав, вынутых из кипящей воды, доставленной из девяти целебных источников-аршанов. На втором посвящении новый шаман «омывался» кровью жертвенных животных. И только на девятом посвящении совершалось омовение водой, означавшее рождение новой шаманской сущности. А шаман становился нойтон-шаманом, «мокрым шаманом». Прошедшие все девять посвящений шаманы получали звание «заарин», самое высокое духовное шаманское звание. На девятом посвящении покровителю шаманов Тэхэ-Шара-Манжилаю снова приносился в жертву козёл.
Онгоны
Понятие «онгон» имеет несколько значений. Это духи предков-основателей какой-либо отрасли труда; душа шамана или прославившегося человека, выступающая в качестве личного защитника от злых духов; божество, на произношение имени которого наложено табу; изображения духов, сделанные из дерева, меди, серебра, шкурок животных, нарисованные на материи или бумаге. В каждой бурятской семье имелись семейные онгоны. Их почитали, как святыню, молились им, «кормили», выпрашивая благоденствие, здоровье, долголетие потомству. Семейных онгонов изготавливали в течение длительного времени во время специального обряда. Хозяин юрты приглашал большое количество человек, которые мастерили изображения, пели, танцевали, а потом угощались. После изготовления онгона приглашённый шаман его «оживлял», «давал дыхание». Приводили козла или барана, под мышкой ему делали разрез и в рану вставляли изображение онгона, оставив на некоторое время в живом теле животного. Затем онгона ставили на коврик, животное закалывали и кусочек его аорты клали рядом с онгоном. Шаман дотрагивался своей тростью до онгона и падал. Через несколько мгновений он поднимался, изображая «оживление» онгона. И только после этого начинал камлать. [31, с. 71]
Бурятские семьи имели настолько много онгонов, что при перекочёвке требовалось несколько мешков, чтобы их уместить. «Поставляемый посреди кибитки, и, следовательно, в почтеннейшей её части, должен быть Заягчи, верховный творец Заягчи, верховный творец счастья. Поставляемый около дверей должен быть Эмэгэлджи, хранитель стад и преимущественно молодого скота, в кибитке поставляют буряты Чангату, имя этого идола значит имеющий (белого) зайца Кажется, этот уважаемый идол был покровителем звероловства, а может быть и войны. Впрочем, известны по именам и ещё некоторые онгоны, как-то: Хаянайки, что значит находящийся подле дверей; Нохайту, которому посвящали собак; Барас-эбуген (барс старик), считавшийся обжорой», описывал иерархию бурятских онгонов признанный специалист по бурятскому шаманизму, учёный-историк, этнограф, доктор исторических наук, Заслуженный деятель науки Бурятской АССР Т. М. Михайлов (19292009). [61, с. 236]
Особенно бережно и учтиво буряты относились к онгону Заяши, покровительнице детей. До трёх лет ребёнок полностью принадлежал Заяши. Она ухаживала за ним, по утрам умывала личико, и ребёнок всегда просыпался свеженьким и чистеньким. Когда ребёнок во сне улыбался, то родители знали, что с ним разговаривает Заяши. Если малыш начинал во сне плакать, значит, Заяши отлучилась, и сейчас малыша пугают злые духи. Пока ребёнок принадлежал Заяши, он воплощал собой нечто священное, подобное божеству-бурхану. Буряты никогда не ругали своих детей. У них существовало табу перешагивать через ребёнка, проносить над его головой что-нибудь грязное, осквернять детскую одежду, резать её или отдавать кому-нибудь чужому. «Благодаря подобным представлениям, у монголоязычных народов было развито мягкое, бережное отношение к детям, что отмечается и сейчас», отмечала в монографии «Доламаистские верования бурят Г. Р. Галданова (19422001), бурятский учёный-буддолог, этнорелигиовед, старший научный сотрудник Института монголоведения и буддологии БФ РАН. [31, с. 4546]
Самыми древними онгонами были «пять почётных»: соболь, белка, горностай, хорёк и заяц, посвящённые предкам-тотемам. В Тункинском крае особым почётом пользовался онгон соболя, Булгата-онгон, от которого зависела добыча шкурок этого зверька. Соболя называли «хуиииунн», «уважаемый, ценный зверёк». После удачной соболиной охоты лучший мастер снимал шкурку соболя, из которой готовили соболиное гнездо. В него укладывали тушку зверька, придавая ей положение спящего. На ногах соболя подрезали жилы, а в нос засовывали хвост. Таким образом, в будущем соболь не мог убегать от охотника и чуять его приближение. Вернувшись с охоты, гнездо с соболем крепили высоко на дереве. [61, с. 7576]
О появлении Булгата-онгона рассказывает легенда тункинских бурят. «Булгата-онгон была прежде большая шаманка у минголов. Утха (род) её Шошолок. Эта шаманка была сильнее всех шаманов и шаманок. Имя её Хан-Хамакша-Утодой. У нея был муж Бурхи-зарин и сын Буша-зарин. (Зарин шаман). Желая испытать чубарого коня, она поднялась с ним на вершину горы Шарсын. Тогда конь, осердившись, говорит: Ты хотела меня испытать, поднимусь ли я на вершину этой горы. Я не только могу подняться на вершину этой горы, но могу даже вознестись к своим Шарайцам на Шара-Хасар-Тэнгэри (Желтощёкоё Небо) . Сказавши так, он вознёсся, оставив шаманку на вершине горы. После этого шаманка поймала скачущего по вершине елей чёрного соболя и на нём спустилась с вершины горы. Шаманка эта, после смерти, сделалась Булгат-онгоном. Сейчас оногон этот есть в каждом бурятском доме. В прежние времена оногон делали на соболе, теперь же заменяют соболя ушканом (зайцем), но всё-таки втыкают в него носик соболя». [96, с. 124]