Примерная структура вооруженных сил и общественной стратификации Скандинавских стран «эпохи викингов» (для X начала XI в.)
В то же время, вплоть до второй половины X в., простые бонды вряд ли могли принимать активное участие в дальних походах. Франкский меч в Скандинавии «эпохи викингов» стоил примерно 0,75 марки[24] (1 марка = 204 г серебра = 2 коровы = 12 овец = 6,6 свиньи), копьё (= щит = топор) около 0,25 марки.
Таким образом, только на минимальный набор военной экипировки ополченца (щит + топор или копьё) нужно было потратить 0,5 марки. Защитные доспехи стоили гораздо дороже. За хорошую кольчугу нужно было отдать целых 6 марок (12 голов крупного рогатого скота). Снаряжение боевого коня обходилось примерно в 2,5 марки (конь = 1,5 марки; стремена = 0,6 марки; шпоры = 0,1 марки; уздечка = 0,07 марки и пр.). Чтобы полностью вооружиться в поход, скандинавскому бонду необходимо было извести целое состояние.
Рассмотрим теперь внутреннюю структуру типового скандинавского войска. Основу его составлял хирд профессиональная дружина конунга или ярла, численность которой варьировалась в пределах от 25 до 400 человек.
Когда необходимо было защитить страну от нападения или собрать большую армию для завоевательского похода, рассылали «ратную стрелу» призыв к сбору народного ополчения ледунга (лейдунга, лейданга).
Усадьбы бондов формально объединялись по четыре в так называемые «трети», выставлявшие в ополчение по одному воину. Группы из 23 десятков «третей» составляли «корабельные округа», каждый снаряжал боевой корабль[25].
Хёвдинги также иногда собирали свои местные временные дружины из ополчения, совершая набеги, а иногда даже соперничая с ярлами и конунгами.
Состав полного войска (XXI вв.), состоящего из хирда и ополчения, был довольно пестрым:
конунг, ярл главный военачальник;
лид все входившие в состав войска воины;
форинг правая рука военачальника, помогал выполнять командные функции по управлению хирдом;
хускарлы / хирдманы домочадцы, участники профессиональной дружины;
херсир вождь ополчения, выбирался из числа хёвдингов;
хёвдинг предводитель местной племенной дружины (позднее место хёвдингов заняли королевские лендерманы);
фелаг объединение дружинников в составе общего войска либо самостоятельная дружина под предводительством местного военачальника (хёвдинга);
хольд наиболее опытный воин высокого ранга, старший дружинник;
грам «лютый» воин в составе дружины, функции до конца не ясны, возможно, то же, что берсерк;
дренг младший дружинник, набор оружия неполный, без лука и стрел;
скутильсвейны общее название воинов высокого ранга;
кертильсвейны общее название младших дружинников.
Особый вид воинов составляли берсерки. Предположительно это были воины, прибегавшие к стимулированию собственного организма перед боем употреблением психотропных веществ, содержащихся в мухоморах. Практика применения мухоморов северными народами имеет довольно давнюю традицию. Даже сегодня перед перекочевкой с одного места на другое, либо просто намечая длительный переход, многие скотоводы и охотники специально едят эти грибы, считающиеся ядовитыми, правда, в небольших дозах (необходимо знать свою норму).
Эффект применения мухоморов имеет, как правило, двуступенчатый характер. На первом, относительно коротком этапе (порядка часа), у человека теряется связь с реальностью, ему может мерещиться все, что угодно. Скандинавские воины, видимо, представляли себя в этот момент медведями или волками, приходили в полное неистовство, выли, рычали и грызли свои щиты[26]. Галлюцинации постепенно проходили, и наступал второй, более длительный, этап, во время которого человек практически не чувствует собственной усталости. Он способен к изнурительной работе без отдыха или сражению с противником в течение нескольких часов подряд (до 1215 часов). Потом, конечно, наступала стадия полного бессилия. Именно так и описываются берсерки в сагах после боя: они практически теряли способность передвигаться и отлеживались несколько дней.
С учетом реконструкции ранней русской истории (киевская «династия хольдов» начала середины X в.) многих может особо заинтересовать реальный статус хольда средневековой Скандинавии.
Неоднократно обращался к рассмотрению данного термина в своих работах А. Я. Гуревич. Согласно проведенному им разбору скандинавской поэзии, скальды IX в. использовали название holdr, holdr, hauldr в изначальном смысле как «воитель, герой, воин», в частности, употребляя выражения hraiistra vikinga («храбрые викинги») и holda («хольды») как синонимы[27].
В «Песне о Хюндле» из Старшей Эдды уравниваются [возможно, ошибочно. Авт.] haldborit с hersborit «рожденные от хольдов» и «рожденные от херсиров», таким образом причисляя их обоих к odlingar («благородным»), восходящим к древним героям[28].
В норвежских Законах Фрослатинга (XII в.) сообщается, что разбирательство земельного спора на областном тинге должны вести 12 хольдов или лучших бондов[29].
После упадка движения викингов и превращения военной службы в обязанность королевских вассалов термин «хольд» закрепился в первую очередь за «могучими бондами», а в составе дружины (с XIII в.) он был вытеснен новым, осознававшимся, по-видимому, как эквивалентное понятием riddaii «рыцари»[30].
Скандинавское общество IXXI вв. в приципе очень любопытно для стороннего изучения, и связано это отнюдь не только с хорошо известной «эпохой викингов», но также и двумя следующими обстоятельствами:
1) особым внутренним состоянием норманнов в означенный период;
2) необычным восприятием ими окружающей действительности.
Начнем по порядку. Под особым внутренним состоянием в данном случае мы будем понимать некое непрестанное нервное напряжение, присущее как непосредственно каждому отдельному индивидууму, так и всему скандинавскому обществу в целом. Можно полагать, это было связано в первую очередь с достаточно суровыми условиями жизни, в которых норманны были вынуждены существовать в рассматриваемое время.
Казалось бы, климат в Скандинавии (особенно в ее южной части), и уж тем более в Ютландии, не такой уж и плохой. Прохладное лето, зато довольно теплая зима. Вместе с тем здесь довольно скудные природные пищевые ресурсы в целом, в связи с чем общество было вынуждено все время балансировать на грани голода.
В Восточной Европе зима более длинная и суровая, но такого внутреннего напряжения ни одно общество никогда не испытывало. Возможно, дело в том, что здесь научились обходиться дарами леса, которыми можно было прокормиться в любой, даже самый голодный год. Больших городов в то время еще не было, а хозяйственному освоению со стороны финно-угров, славян и русов подверглись в основном только территории лесной и лесостепной зон.
В Скандинавии также всегда было много лесов, где водились пригодные для охоты животные, однако почему-то лес никогда не рассматривался здесь как место, которым можно было прокормиться. Охота на лесных зверей играла лишь вспомогательную роль в обеспечении усадьбы продуктами питания, а сбор даров леса никогда не был поставлен на поток, как это имело место в Восточной Европе.
Известно, что в Средние века хлеба в Скандинавии традиционно не хватало, зерно сюда ввозили из других стран (сначала из Англии, затем из Германии). Методы обработки полей на протяжении всего Средневековья оставались большей частью примитивными. Даже еще в XIXII вв. сохранялось подсечно-огневое земледелие и применение мотыги. Хотя наряду с ними постепенно распространялось двуполье и плуг. Трехпольный севооборот применялся мало. Урожайность была низкой, не достигая уровня сам-третий[31].
Кормов также всегда не хватало. В дождливое лето большая часть скошенного сена пропадала, сгнивая в стогах. Весной отощавших коров порой приходилось выносить на пастбища на руках. Массовый падеж скота был вполне обычным явлением.
Другим бичом для местных жителей была нестабильность получения морских ресурсов. Традиционно значительную долю в местном рационе питания всегда составляла рыба. Как только в неурожайный год рыба не приходила к берегу, а рыбаки раз за разом начинали вытаскивать из воды пустые сети, становилось ясно, что в край снова пришел голод.
В сагах содержится целый ряд упоминаний о жестоких голодовках, вызванных неурожаем и отсутствием рыбы. Во время голода 976 г. из домов выгоняли стариков, обрекая их на верную смерть. В Саге о Гретире говорится о многолетнем голоде в Исландии.
Голод и его угроза вот она, повседневная и не исчезающая реальность в жизни каждого норманна того времени.
Неизбежно возникавшая потребность в регулировании численности жителей разрешалась здесь посредством узаконенного детоубийства или изгнания из дома «лишних ртов». Новорожденного обычно сразу приносили отцу, и только он один решал, оставить ребенка в семье или нет.
«В те времена в ходу было понятие gravgangsmenn «люди, обреченные на могилу»: если вольноотпущенник не мог прокормить свое потомство, детей оставляли в открытой могиле; бывший господин вольноотпущенника должен был взять наиболее крепкого из этих несчастных, остальные погибали голодной смертью. Показательно, что, когда в 1000 г. исландцы согласились принять крещение, было специально оговорено сохранение старинного обычая выбрасывать новорожденных»[32].
Отсутствие достаточного количества продуктов питания приводило к тому, что очень многие готовы были «продавать свой меч» кому угодно, лишь бы прокормиться. Пользовались обилием такого рода людей как местные вожди (морские конунги), собирающие из них дружины (фелаги) для грабежа соседей, так и иноземные правители, с удовольствием нанимавшие на службу вооруженные отряды целиком, вместе с вождями.
Внутреннее напряжение, в котором пребывало скандинавское общество, получило свое естественное отражение в местном искусстве. «Звериный стиль» был распространен у многих народов Евразии. Однако здесь он приобрел вполне конкретные особенности, выраженные прежде всего в обилии узлов, которые являются самым распространенным элементом местного орнамента. В узлы сплетается здесь все: веревки, цепи, стебли растений, растения и животные, животные друг с другом. Даже просто отдельно стоящий зверь непременно хочет до предела каким-то неестественным образом изогнуться или же скрестить свои шею, лапы и хвост.
Поэзия скандинавских скальдов имеет довольно однообразную форму, однако же она наполненна множеством так называемых кеннингов, о которых уже говорилось ранее. Судя по всему, это тоже признак определенного внутреннего напряжения, поэтому мы назовем их условно «поэтическими узлами». Здесь не было принято говорить просто: воин, вождь, море, корабль или битва. Не подходили также принятые у многих других народов простые поэтические метафоры. Обязательно следовало выразиться как можно более замороченно, например:
Воин: крушитель бранных рубашек, утешитель ворона, стражник жара прибоя, Фрейр смерча мечей, древо встречи валькирий, ловчий волка приливов, владыка бранных уборов, и др.
Конунг: дробитель золота, страж рати, державный хёвдинг, вяз вепря стяга попутного ветра, даритель дождя ладони, страж рати, дуб битвы и др.
Битва: пир валькирий, стон стали, вьюга мечей, песня копий, гром металла, дротики лязга, распря оружий, ураган Гендуль, буран Одина и др.
Меч: кнут битвы, волк павших, луч сражений, наряд воителя, потомок молота, дракон шлемов, огонь раны, уж кольчуги, палица ратной рубашки и др.
Корабль: конь паруса, дракон моря, волк приливов, олень заливов, бык штевня, парусатый русак, вепрь потока, лодка лужи, конь дров и др.
Море: родина рыб, китовый чертог, воды, долина тюленей, лебединая дорога, луг Ран, дом кормы, пенное поле, влага чаек и др.[33]
Некоторые кеннинги настолько усложнены, что их не могут расшифровать до сих пор.
Несмотря на хорошие голоса, петь норманны совершенно не умели. Напрягая глотки (или, быть может, приводя их в естественное для себя состояние), они просто тянули звуки. Получалось что-то вроде завывания голодных орков. Арабский купец Ибрагим ибн Якуб ат-Тартуши в 965 г. посетил Хедебю, после чего оставил о городе следующие впечатления: «Шлезвиг очень большой город на внешней оконечности Мирового океана никогда не слышал я пения более отвратительного, нежели пение шлезвигцев, и то рычание, что исходит из их гортаней, подобно лаю собак»[34].
Календарь скандинавов был несколько своеобразным. Даже просто по выбору измеряемых в нем величин. Многие уже наверное догадались, что счет суток здесь вели вовсе не по дням, а по ночам. Годы же обретали свое значение вовсе не по летам, а по прошедшим зимам. То есть ход времени норманны привыкли измерять не по относительно легкому периоду жизни, а по более тяжелому: темному, холодному и опасному. Именно такое решение подсказывала им окружающая действительность.
Любой народ в достаточно сильной степени характеризует способ казни, к которой они прибегали, наказывая преступников. Не верьте тем, кто уверяет, будто в Скандинавии ворам рубили головы, как это представлено в популярном сериале «Викинги». Традиционный способ лишения жизни здесь удушение. Только таким способом напряжение тела человека могло достичь своего максимума и реализовать свое «истинное» (с точки зрения норманнов того времени) предназначение. Отрубание головы преступнику приводило к совершенно обратному эффекту быстрому расслаблению всех мышц его тела и никак не могло соответствовать местной традиции.
Исключение составляла только казнь колдунов и ведьм. К ним опасались прикасаться даже при посредничестве каких-либо предметов, поэтому просто забрасывали камнями.
В «Саге о людях с песчаного берега» (XIII в.; описываются события конца X в.) говорится про разбивание жертвам голов в честь бога Тора о большой камень на мысе Тора в Исландии. Однако, скорее всего, это лишь фантазия одного из поздних редакторов саги. Камень Тора сохранился до наших дней, но не смотря на все усилия археологов, никаких следов якобы прилагавшегося к нему «круга, где людей присуждали в жертву богам»[35], обнаружить не удалось.
Что касается вариантов, которыми можно было лишить человека возможности дышать, то в этом вопросе норманны были большими знатоками. Прежде всего они практиковали, конечно, традиционное повешенье на деревьях воров и беглых рабов, утопление в болоте бежавших с поля боя воинов, удушение кровников в дыму подожженного дома, привязывание предателей к камням во время отлива, сбрасывание в море раненых с захваченного судна. Пожелавшую добровольно умереть вместе со своим мужем женщину, согласно Ибн Фадлану («Записка»), повесили без всякого дерева: привязав веревками за шею и ноги к двум вбитым в землю столбикам. Даже просто умершему по любой причине человеку, следуя древнему обычаю, проводили контрольное удушение, тщательно зажимая пальцами нос и рот. Это называлось здесь «охраной последнего вдоха и выдоха» (см. «Сага о Ньяле»).
Альтинг в средневековой Исландии. С картины У. Коллингвуда
Можно поверить даже в достовеность легендарной изощренной казни особо ненавидимых врагов, так называемого «кровавого орла», когда на спине еще живого человека рассекали ребра и разводили их в стороны в виде крыльев, после чего извлекали наружу легкие. Если к этому времени жертва еще не успевала умереть от болевого шока, она также задыхалась в больших мучениях.