А стрельба-то в городе была кажну ночь! Да и днём на улицу лучше не суйся. Не убьют, так ограбят и снасильничают! нарушила возникшую паузу, прижав руки к груди и округлив глаза, хозяйка.
Вот тады-то я и решился, продолжил Иннокентий и положил руку жене на плечо. Раз царя-батюшки нету, а кругом полный разор, то какого хрена в гарнизоне сидмя сидеть. С Фимой-то мы уже знакомши были, работала в подёнках, из родни у её седьма вода на киселе. Ну и рванули по Расее-матушке к нам домой. Эхма как это только изо всех передряг поизвернулись! Почти три месяца добирались
А туточки тоже уже вовсю шла кутерьма! поджала губы Пластова. Флагами машут, на митингах горло дерут. А сами всё больше по сторонам глазами зыркают у кого добро растрясти. То нас красные партизаны дербанили, то семёновцы со своими реквизициями, а потом и вовсе В кулачьё нас записали. Ну и раскулачили! Раскинув руки, обвела горницу.
Значит, говоришь, крепкое хозяйство до семнадцатого года было? спросил, пристально глядя на хозяина, «Семён».
Было да сплыло, угрюмо отозвался Иннокентий. Ладноть, чего теперь Давайте лучше ещё по чарочке.
После застолья, раскрасневшийся от трапезы и чаю, «Семён» прошёлся по горнице, остановился у висевшей на стене деревянной рамы с фотографиями под стеклом.
А вот этот мне знаком, ткнул пальцем в одно из лиц. Кто будет?
А, этот подошёл к фотографиям хозяин. Так, дружок мой и сродственник, Гошка Колычев. Евошный старший брательник на моей двоюродной тётке женат. Оне в Старой Куке живут, а Гошка тута прижился после демобилизации.
Где служил? Подрывное дело знает?
Насколь знаю, он сказывал, в Дальневосточной кавбригаде служивал, оттудова демобилизовался, а где до того этого не ведаю. Но, видимо, и впрямь знакомец ваш, коли вы про подрывное дело упомянули. Этому он обучен. Собирался даже на работу устроиться на Черновские копи, как раз подрывником. А вы с ним где
Вот как раз по кавбригаде и помню, оборвал вопрос хозяина гость. Обернулся к Охотину, продолжающему схлёбывать чай с блюдца, удерживаемого на растопыренных пальцах:
А не пора ли нам в дорожку, Алексей Андреевич? Уж совсем ночь на дворе, а нам ещё до Домна-Ключей добраться надо.
Да-да, засуетился Охотин, отставляя блюдце и отрыгивая. Пластову пояснил: Собирались там у знакомого кроликов прикупить, да я ещё в Старой Куке винцом разжиться намериваюсь.
У Клавки, что ли? насмешливо спросил Пластов. Эта лярва-шинкарка тока бодяжить и умеет! Лучшее загляните к моей тётке Марии.
Та нет есть у меня знакомец старокукинский Ну, хозяюшка, благодарствуем за угощение, хлеб да соль вам. Иннокентий, обратился уже к хозяину, ты это Проводи нас, заодно и покурим на дворе, чтоб ребятню в избе не травить. Как они у тебя?
Малому восьмой месяц пошёл. Чево ему! Насосался из мамкиной титьки молока и вона посапывает, кивнул на занавеску в спаленку Иннокентий, а Володька уже мужик, семь годков. Сёдня у Василия, у дядьки, гужуется, там таких, как он, парочка гусь да гагарочка! Засмеялся, глаза блеснули радостью. Помощники подрастают, мужики!
Втроём вышли во двор, под высокое ясное небо, усыпанное крупными забайкальскими звёздами. С берега Ингоды ощутимо тянуло влажной стылостью.
Иннокентий полез было за кисетом, но «Семён» остановил, протянул коробку папирос. Достал папиросную пачку и Охотин.
Богато живёте, усмехнулся Пластов, закуривая. Так, понимаю, не настоль и мимоходом проезжали Разговор какой-то ко мне имеется?
Имеется, ответил Охотин и продолжил вполголоса: Мы тут, Кеша, не по кроликам. Стоит за нами серьёзная организация, и ведём мы подготовку к восстанию. Чо ты застыл? Глаза-то разуй! Наслышан небось, что ноне повсюду творится? Заполыхало, Иннокентий, заполыхало! Дождались! И не только у нас, в Бурятии тоже народ поднялся.
Да слышали о бузе Только, по моему разумению, нонешнюю власть этаким макаром не свернуть. Крепко угнездилась.
Ты всего размаха не видишь. Карымский район весь под восставшими, Нерчинский, по Акшинскому тракту волна пошла, Бичура, Малета. А мы в Чите серьёзный монархический центр создали
За Бога, царя и Отечество, стало быть?
Именно так! А что, тебе плохо жилось при царе-батюшке? Сам же за столом обмолвился. Крепкое хозяйство имел, а нынче в босяки тебя Совдепия обратила.
А как вообще настроения у ваших сельчан? подал голос, озирая двор, «Семён». Что говорят по поводу волнений, действий властей?
Да ничего особливо не говорят, с раздражением отозвался Пластов. На власть, конешно, бурчат давит налогами, да только плетью обуха
Если мы все будем так думать, веско бросил «Семён», тогда да, обух обухом и останется. Но вот плёточка казачья на многое способна.
А где они, казачки ваши? За кордоном гужуют. На что тока и способны, как наскок сделать, пальнуть да грабануть деревеньку подле границы.
Это не те казаки, которые серьёзная сила. Серьёзная сила имеется и ждёт своего часа, уж поверьте мне, я знаю.
Ну так ты как, Иннокентий? тронул Пластова за рукав Охотин, пытливо заглядывая в глаза. В лунном свете лицо его показалось Иннокентию неживым, мертвенной маской, даже мураши по спине пробежали.
Подумаем отозвался неопределённо.
Охотин понял по-своему суетливо вытащил из-за пазухи пухлый кошель, порылся в нём и протянул Иннокентию бумажный лоскут.
У нас в организации существуют пароли, по ним мы своих людей знаем. Вот возьми. Возможно, к тебе приедет человек от нас с такой же бумажкой. Если рваные края сойдутся свой человек, можешь ему доверять. Но скорее я приеду. Кстати, если после Пасхи приеду, а тебя дома не будет, к кому ещё посоветуешь обратиться?
Ну, не знаю Так это К Гошке Колычеву заглядывай, он завсегда знает, где я, да и вообще мы с ним
Ладно, припозднились мы у тебя, прощевай.
Когда стук колёс двуколки гостей стих в темноте, Пластов вернулся в дом, покрутил в пальцах бумажку-пароль и, приоткрыв печную дверцу, без жалости бросил в огонь.
После Пасхи Охотин так и не появился. Но разговор с ним не шёл у Пластова из головы. Покумекав так и эдак, отправился к своему дружку-родственнику.
Вот такое дело, Гоха, завершил Пластов пересказ былого разговора с Охотиным и незнакомцем «Семёном».
Это ты правильно ту бумажку в печку сунул, Кеша, помолчав, выговорил Колычев. Наше дело сторона. С этимя типчиками наши головы напервой подставятся. Да и сам знаешь: паны дерутся у холопов чубы трещат. Тут, Кеша, само лучшее в сторонке побыть. Вот куда кривая вывезет, тогда и кумекать будем. Да только оне не одолеют. Вона кака война отгромыхала, такая силища красных давила и чё? Беляки, почитай, уж десяток лет зубами скрежещут из-за кордона вот и всё, на что способны. А большевики на коне! Конешно, всяко быват, но наше дело сторона.
А этот Семён, как я его обрисовал, тебе знаком? Сказал, что по кавбригаде тебя знает.
Офицерик-то? хмыкнул Колычев и тут же сурово глянул на Иннокентия. Темнит он В кавбригаде я подрывным делом не занимался. Я там больше на кузне, по ремонту лошадей. Да Колычев пытливо уставился на Пластова. Бог не выдаст свинья не съест. Не менжуйся, братка: появится Охотин или кто там ещё от него не принимай их. Откажись и весь сказ. Сами пущай колобродят! И Гоха решительно пристукнул кулаком по столешнице.
Но после ухода Иннокентия куда вся уверенность у Колычева подевалась. Не шёл из головы этот самый «Семён» офицерского обличья. Определённо одно: незнакомый Кешкин гость из прошлого. В подрывниках-то Колычев в колчаковском войске служил. Хорошо, вовремя переметнулся на другую сторону, а то бы тоже смердел в какой-нибудь яме или жрали бы ангарские рыбы, как доблестного адмирала, которого, по слухам, на льду расстреляли да в прорубь и сунули. Был Верховный правитель да и вышел в одночасье. А уж что говорить про нынешних башибузуков Прижмут их всех к ногтю и передавят, как клопов. Вот только оказаться под этим ногтем заодно со всей этой белой костью радости мало да и вовсе никакой нет
Утром следующего дня Георгий Колычев запряг кобылку и затарахтел на станцию. Там к родне завалился, гостинцы немудрёные выложил: шаньги, супружницей напечённые, кринку сметаны, шматок сальца, рульку, голяшки на холодец.
Опосля прошёлся неспешно до станционных казарм. В одной из них обустроил себе кабинетик участковый уполномоченный, которого нередко обзывали по старинке «околоточным». Но не одна Кука за ним числилась, из-за чего милицейский чин в своём кабинетике не засиживался, всё больше в разъездах пропадал. Но тут, на Гохину удачу, оказался на месте.
Робко постучав, Колычев просунул голову в дверь.
Чего тебе? недовольно буркнул милицейский уполномоченный, отрываясь от вороха бумаг.
Наше вам почтеньице заискивающе поздоровался Гоха, комкая в руках бараний треух. Тут вот такое дело Подозрительные люди на деревню приезжали
Чево ты там мямлишь? Иди сюда, садись, толком излагай, сурово приказал милиционер. Кто таков, откуда? Что за люди?
Гоха осторожно присел на табуретку у стола.
Так это Днями к сродственнику моему нагрянули под вечер. Двое. Одного-то я знаю мясоторговец с Яблоновой по фамилии Охотин запинаясь, забормотал Гоха. Не, я ему мясо не продавал, а вот мой
Фамилия?
Ево?
Твоя для началу.
Так это Колычевы мы будем. Крестьянствую в Новой Куке. Ранешне в Дальневосточной кавбригаде служил, с Семёновым воевал
Биографию твою мы потом изучим. Ты дело давай излагай, нетерпеливо прервал Гоху уполномоченный, некогда мне с тобой тут долго рассусоливать. К кому эти, как ты говоришь, подозрительные нагрянули?
Так это К Пластову Иннокентию. Одного-то я знаю
Сказал уже. Кто второй?
Незнакомец. По обличью из белоофицеров.
Почему так решил?
Так это не я. Это мне Кешка Пластов, стало быть, сказал. Сам-то я их не видел и разговоров не вёл. Это мне Кеш Пластов, то есть, обрисовал.
А чой-то он тебе обрисовал? прищурился уполномоченный.
Так это растерялся Колычев. По-родственному Пришёл посоветоваться, как быть
Посоветоваться, говоришь? И в чём же посоветоваться?
Колычев замялся, склонил лохматую голову.
Чё замолк? Назвался груздём полезай в кузов, с требовательной злостью повысил голос уполномоченный.
Так это Оне, эти приехавшие, склоняли Кеху вступить в какую-то подпольную организацию, выговорил Колычев и сам испугался собственных слов.
Ин-те-рес-но протянул милиционер и пристально уставился на Гоху. В организацию, говоришь? И что это за организация?
Вот чего не ведаю, того не ведаю. Гоха треухом вытер пот со лба. Но оне моему сродственнику какие-то бумажные пароли совали, сказали, что ещё приедут А больше я ничего не знаю! Истинный крест!
Это ты батюшке в церкви заливай! Что ещё тебе гражданин Пластов сообщил? Уполномоченный что-то быстро черкал карандашом на желтоватом бумажном листе.
Вот как на духу! Окромя этого ничего. А я ему строго-настрого наказал, заторопился, ощущая страшную сухость во рту, Гоха, штобы он в это дело не лез, а таких гостей гнал со двора. Вот так прямо и наказал
Ну да, кто бы сомневался усмехнулся уполномоченный. И посмотрел на Гоху, как прицелился.
Значит, так, гражданин скосил взгляд в бумагу, Колычев. Сообщение твоё я записал, доложу куда следует. А тебе сидеть в своей Новой Куке, никуда не отъезжать и никому ни слова. В первую очередь родне своей, этому Пластову. Если что в стороне не останешься. Понял?
Как не понять затряс башкой Гоха. Так это Я пошёл?
Иди. Но смотри у меня! Я тебя предупредил.
Последнее было сказано таким угрожающим тоном, что на приступочке казарменного крыльца Гоха ощутил, как под кожушком у него окончательно взопрела от пота рубаха.
На непослушных ногах вернулся к братцу в дом, чаёвничать отказался, запряг лошадёнку и споренько покатил домой, то и дело оглядываясь, будто бы ожидая погони или выстрела в спину.
А в середине мая в Новой Куке появились чекисты. Перевернули у Пластовых всё подворье, а самого Иннокентия, заломив руки, посадили в таратайку. Прошлись по соседям, расспрашивали о посторонних лицах, появлявшихся в селе в марте-апреле-мае. Во время этого обхода один из них, как Гоха понял, старший над остальными, зашёл и к Колычевым. Оценивающе оглядел хозяина, избу. Уходя, поманил пальцем в сени.
Во вторник на будущей неделе чтоб как штык был в Чите, в отделе ОГПУ, на улице Амурской, дом тридцать пять. Запомнил? И документы не забудь, а то заарестуют. Да шучу я, шучу. В общем, жду.
Угу, понуро склонил голову Гоха.
Не тушуйся. Всё от тебя зависит, хлопнул по плечу чекист и вышел.
Во вторник, 20 мая, Колычев, добравшись до Читы на поезде, со страхом открывал тяжёлые двери в торце трёхэтажного здания с остроконечной башенкой наверху над торцом.
Один из дежурных, узнав фамилию явившегося, затребовал сельсоветскую справку, удостоверяющую личность, выписал пропуск и повёл Колычева по тёмному коридору на второй этаж. Постучал в массивные двери.
Войдите, послышалось из кабинета.
Дежурный ввёл Колычева, доложил. За столом Гоха увидел того самого чекиста, который приходил к нему в селе.
А, старый знакомый, улыбнулся хозяин кабинета. Ну, проходи, присаживайся. Можете быть свободны. Это он уже сопроводившему Гоху сотруднику. Когда за тем закрылись двери, повернул улыбчивое лицо к Колычеву. Ну что, перетрухал небось?
Есть маненько, осторожно ответил Гоха.
А чего тебе бояться? Родственник твой слова твои подтвердил. Ну, о том, что ты его отговаривал с вербовщиками общаться.
С вербовщиками?
Захолоднуло всё внутри у Гохи, меж лопатками поползла струйка пота.
А ты как думал! Эти типчики не просто по деревням ездили. Народ против советской власти подбивали за оружие взяться. С теми, кто к новой, свободной и трудовой жизни стремится кроваво расправляться. Вот так! Чекист пристукнул толстым гранёным карандашом по столу.
Так это И что же теперь? с замиранием сердца выдавил Гоха.
А ничего, пожал плечами чекист, следствие разберётся. Вот я тебя для чего вызвал? Очную ставку проведём с твоим родственником, чтобы полную ясность во все ваши разговоры внести. Пустяковая формальность.
Формальность оказалась не из приятных. Впрочем, Колычев другого и не ждал. Не та это контора, чтобы приятственностью отличаться.
Но когда ввели Иннокентия, первейшее желание у Гохи было залезть куда-нибудь под стол, забиться в какую-нибудь щель.
Исхудавший, с провалившимися и тоскливыми глазами, со свалявшейся, а прежде такой аккуратной бородёнкой, с такими же свалявшимися лохмами на голове где они, знаменитые на всё село каштановые кудри?.. Даже в росте как будто уменьшился, сгорбился.
Очная ставка недолгой была. Иннокентий подтвердил, что Георгий Колычев его отговаривал от участия в контрреволюционной монархической организации, советовал отвадить от двора торговца Охотина и тех, кто заместо него приедет. Потом Пластову и Колычеву дали подписать протокол очной ставки, и Иннокентия увели.
А хозяин кабинета пододвинул Гохе бланк размером с почтовую открытку и чернильницу с торчащей из неё ручкой:
Это тоже прочитай, впиши свою фамилию, имя, отчество и подпиши.
«Обязательство», сразу бросились в глаза крупные буквы. «Я, нижеподписавшийся настоящим обязуюсь хранить в строжайшем секрете все сведения и данные о работе ОГПУ, органов предварительного следствия, дознания или ревизионного обследования, ни под каким видом их не разглашать и не делиться ими даже со своими ближайшими родственниками и друзьями. Неисполнение настоящего грозит мне ответственностью по ст. 96 Угол. Код. Подпись Дата»
Колычев с облегчением перевёл дух и накорябал чернилами требуемое.