Это он пошутил? Холодновато как-то. А может, и едко. Впрочем, она перестала понимать все его шуточки безобидные они или обидные? Вот и сейчас, не разобрав толком, ужалил он ее или ободрить хотел, потускнела Светлана Михайловна, сникла. От самой головоломки этой. Затем, преодолев минутную слабость, потребовала:
Дайте мне сигарету.
Мельников дал сигарету, дал прикурить и спустился в зал. Сел там на один из стульев. Теперь они были разделены значительным пространством.
Светлана Михайловна жадно затянулась и затем спокойно через весь зал сказала:
Зря злитесь, зря расстраиваетесь И зря играете «Одинокого пешехода».
Путешественника, поправил он. И зачем-то перевел на английский: «Alone traveller».
Вот-вот, подхватила Светлана Михайловна. Ничего ей не будет. Ее простят и дирекция, и вы в первую очередь. Она же девочка, только начинает. Это мы с вами ничего не можем себе простить и позволить
Закрыв глаза, Мельников откинулся на спинку стула.
Шумел за окнами дождь.
Светлана Михайловна подошла к Мельникову.
Что с вами? спросила она, страстно желая понять. Почему вы стали таким?
Каким? Мельников спросил, не открывая глаз.
Другим!
Он вдруг подмигнул ей и прочитал:
Как просто сказано, обратите внимание как спокойно И навсегда.
Еще бы, осторожно поддержала Светлана Михайловна. Классик.
Кто?
Глаза ее устремились вверх, на лбу собралась гармошка морщин ни дать ни взять, школьница у доски.
Похоже на Некрасова. Нет?
Он покачал головой. Ему нравилось играть с ней, с учительницей литературы, в такие изнурительные для нее викторины.
Тю Не Тютчев?
Холодно.
Фет?
Холодно. Это не из школьной программы.
Сдаюсь
Баратынский.
Ну, знаете! Никто не обязан помнить всех второстепенных авторов, раздражилась вдруг Светлана Михайловна. Баратынский!
А его уже перевели, вы не слышали разве?
Она смотрела озадаченно.
Перевели недавно, да. В первостепенные.
За что он ей мстит? За что?! И она сказала, платя ему той же монетой:
Вы стали злым, безразличным и одиноким. Вы просто ушли в себя и развели там пессимизм! А вы ведь историк Вам это неудобно с политической даже точки зрения.
Вот этого ей говорить не стоило! Мельников едко усмехнулся и отрезал:
Я, Светлана Михайловна, сейчас даю историю до семнадцатого года. Так что политически тут все в порядке
Он поднялся, чужой, холодно поблескивающий стеклами очков, в черном пальто, накинутом на плечи
Она поняла, что его уже не вернешь, и мстительно спросила вслед:
Вас, очевидно, заждалась ваша мама?
Очевидно. До свидания.
Хлопнула дверь.
Сидит Светлана Михайловна в полутемном зале одна, слушает гулкие шаги, которые все дальше, все тише.
Черт бы подрал его с этими шуточками! Учитель не имеет права на них! Учитель это же ясность сама, ему противопоказана двусмысленность Разве не так?
* * *
Они встретились в булочной учитель и ученик.
Пять восемьдесят в кондитерский, сказал ученик кассирше. Он был интеллигентный, симпатичный и почти совсем сухой, в то время как на улице наяривал ливень, отвесный, как стена.
Двадцать две хлеб, сказал Мельников.
И тут парень, отошедший с чеком, заметил его:
Илья Семенович!
Виноват
Дождь сделал непрозрачными мельниковские очки.
Пришлось их снять.
Боря Рудницкий, если не ошибаюсь?
Так точно! Вот это встреча!..
Дальнейшее происходило в кабине серой «Волги». Борис сидел с шофером, Мельников сзади, засовывая хлеб в портфель.
Ну вот так-то веселей, чем мокнуть. Приказывайте, Илья Семенович, куда вам?
Хотелось бы домой, на старый Арбат, там переулок
Отлично. Толик, слыхал? обратился Борис к шоферу; тот кивнул и дал газ. Все там же живете, все там же работаете с тепловатой грустью не то спросил Мельникова, не то констатировал Борис.
Да. Боря, а что означает сия машина? В тоне Мельникова благожелательное удивление.
Как что? засмеялся Борис. Простую вещь означает: что в моем департаменте о ценных кадрах заботятся лучше, чем у вас Мне, например, уже тогда было обидно, что такой человек, как вы, распыляет себя в средней школе месит грязь, рискует в гололед Не только несправедливо, но и нерентабельно для общества! С гораздо более высоким КПД вас можно использовать
Борис говорил это с тем особым дальновидным юмором, который амортизирует резкость любых суждений и не позволяет придраться к ним
Расскажи о себе, переключил его Мельников.
А что я? Я в порядке, Илья Семенович, жалоб нет.
Женат?
Свободен. Юмор Бориса утратил долю своей естественности. Да, кстати, ведь там у вас обосновалась одна наша общая знакомая?.. Как она?
Рано судить, с заминкой ответил Мельников. Есть свои трудности, но у кого их нет?
Так ведь она обожает их, трудности! Настолько, что создает их искусственно. Себе-то ладно, это дело вкуса, но другим она их тоже создает
Помолчали. Мельникову хотелось спросить, что значат эти слова, но его что-то удерживало.
Вдруг, разом потеряв свой «амортизирующий» юмор, бывший ученик повернулся к Мельникову и жарко заговорил:
Ну ладно: вам я скажу, вам это даже надо знать! Представьте себе невесту, которая буквально у входа в загс бормочет: «Прости меня», швыряет цветы и бежит от тебя! Бежит, как черт от ладана Красиво? Мало того, что меня опозорили, мало того, что у моего отца был сердечный приступ, так еще сорвалась моя командировка в Англию. На год командировочка! Сами знаете, как они любят посылать неженатых! Да еще в страны НАТО! Про свои чувства я уж и не говорю
Летели в окнах дрожащие, обгоняющие друг друга огни Чтобы закруглить эту тему без надсады и зла, Борис сказал:
А вообще-то все к лучшему. Знаете такую песенку:
Огни, огни Лиц мы не видим.
Или я не прав?
Прав, Боря, прав Здесь можно остановить?
Так ведь еще не ваш переулок я ж помню его!
А не важно, я дворами короче Спасибо. Мне еще в аптеку
А вот и она, сказал шофер Толик.
Благодарю Прав ты, Боря, в том, что мой КПД он и впрямь мог быть существенно выше
Хлопнула дверца.
«Волга» сначала медленно, словно недоумевая, сопровождала Мельникова, идущего по тротуару, а затем рванула вперед.
* * *
Он ел без всякого интереса к пище, наугад тыкая вилкой и глядя в «Известия».
Его мать старуха строгая, с породистым одутловатым лицом и умными глазами сидела в кресле и смотрела, как он ест. Вздрагивающей ладонью она поглаживала по голове бронзовый бюстик какого-то древнего грека Демосфена? Демокрита? Геродота? словом, кого-то из них.
Кто-нибудь звонил? поинтересовался Мельников.
Звонили Полина Андреевна не оживилась от вопроса.
Кто же?
Зрители.
Кто-кто? переспросил Мельников.
Зрители кинотеатра «Художественный» терпеливо объяснила мать. Спрашивали, что идет, когда идет, когда бронь будут давать У них 29196, а у нас 24196 вот и сцепились.
Ну, это поправимо.
А зачем поправлять? Не надо! Человеческие голоса услышу, сама язык развяжу а то я уж людскую речь стала забывать!
Мельников засмеялся, покрутил головой:
Мама! А если баню начнут спрашивать? Или Святейший Синод?
Старуха, не обратив внимания на эту издевку (над кем и над чем, спрашивается?), продолжала свое:
Тебе не повезло. Тебе очень не повезло: в свои семьдесят шесть лет твоя мать еще не онемела Она еще, старая грымза, хочет новости знать о том о сем Вот ведь незадача! Ей интересно, о чем сын думает, как работа у него, как дети слушаются С ней бы, с чертовой перечницей, поговорить полчаса так ей бы на неделю хватило всё-ё бы жевала
Мама, но там не театр, там обычные будни. Я не знаю, что рассказывать, ей-богу Он честно попытался вспомнить. Говорил я тебе, что к нам пришла работать Горелова? Моя ученица, помнишь, нет? Наташа Горелова, выпуск семилетней давности Бывала она здесь
Полина Андреевна просияла и повернулась к сыну всем корпусом:
Ну как же. У нее роман был с этим
С Борей Рудницким. Ну вот тебе и все новости. Мельников направился в свою комнату. Нет, еще одна: сегодня ей сорвали урок
Теперь он у себя.
Здесь властвуют книги. Верхние стеллажи под самым потолком. Это не нынешние подписные собрания сочинений со знакомыми всем корешками, нет, у этой библиотеки еще довоенный базис, старые издания в большинстве.
На стене одна репродукция с известной картины «Что есть истина?» Николая Ге. Диспут Понтия Пилата с Христом: для римского прокуратора Иудеи в слове «истина» труха, но Сын Божий, хоть и близок к мукам Голгофы, а слова этого уступать не намерен
Старенькое пианино с канделябрами, диван, рабочий стол. На столе, в сочетании, понятном одному хозяину, лежат том Шиллера, книжка из серии «Библиотека современной фантастики» и давно сделавшийся библиографической редкостью (а некогда еще и способный схлопотать своему владельцу беду!) журнал «Каторга и ссылка»
Илья Семенович расслабил узел галстука, повалился на диван, взял одну из этих книг. Но нет, не читалось ему
Глядя поверх страницы, он думал, курил и наконец, до чего-то додумавшись, резко поднялся, чтобы забрать от мамы к себе переносной телефонный аппарат. Когда он, путаясь в длинном перекрученном шнуре, направился к себе, Полина Андреевна весело окликнула его:
Слушай, а привел бы ты ее к нам! Ведь будет же что вспомнить
Например?
Ну как же. Например, как ты сам жаловался, что ее глазищи мешают тебе работать?.. Как уставятся молитвенно
Мама!
Что? Или я сочиняю! Это что-нибудь да значило, а? Уж не знаю, куда глядел этот ее парень
Будет, мама, ты увлеклась, перебил Мельников, рассерженно недоумевая (о чем это она?! что за бред!), и, потянув за собой телефонный шнур, ушел к себе, заперся.
Нет, обязательно приведи! в закрытую дверь сказала Полина Андреевна. Скажи, я пригласила
Разговор этот, похоже, взбесил Мельникова.
Он лежал и смотрел на телефон, стоящий на полу, как на заклятого врага. Отвернется в книгу. Потом посмотрит опять Пресек наконец сомнения, набрал номер.
Алло? Алло? неразборчивым клекотом ответила трубка.
Мельников, после нелепо долгой паузы, спросил:
Скажите, что у вас сегодня?.. Это кинотеатр?.. Нет Странно
Он надавил ребром ладони на рычажки, стукнул себя чувствительно трубкой по лбу. Тот же номер набрал снова.
Наталья Сергеевна, извините, это я пошутил по-дурацки От неловкости в нелепость! Мельников говорит Дело вот в чем Я видел, как вы уходили зареванная Это вы напрасно, честное слово. Если из-за каждой ощипанной вороны
Но трубка остудила его порыв какой-то короткой фразой.
Ах, сами Ну добро. Добро. Извините.
Он сидит с закрытыми глазами. Резко обозначена впадина на щеке.
Пятница
Первый утренний звонок в 8:20 дается для проверки общей готовности. На него не обращают внимания.
Учительская гудит от разговоров, легко подключая к ним вновь прибывших, тем более что темы поминутно меняются. Кто-то между делом спешит допроверить тетради: на них вечно не хватает времени
Вчера, представляете, просыпаюсь в час ночи не на своей подушке
Да что вы? Это интересно
Ну вас, Игорь Степанович!.. Просыпаюсь я головой на тетрадке, свет в глаза проверяла, проверяла и свалилась!
Аллочка, имейте совесть! так обращались время от времени к химичке Алле Борисовне, которая могла висеть на телефоне все внеурочное время. Она роняла в трубку какие-то междометия, томно поддакивала, скрывая предмет своего разговора, и это особенно злило учителей.
Угу Угу Угу протяжно, в нос произносит Аллочка. Угу Кисленьких Угу Как всегда Угу Грамм двести триста.
Светлана Михайловна говорила с Наташей грубовато-ласково:
Ну что такое стряслось? Нет, ты плечами не пожимай, ты мне глаза покажи Вот так. Не обижаешься, что я говорю «ты»?
Нет, конечно.
Еще бы! Здесь теперь твой дом отсюда вышла, сюда и пришла, так что обособляться некрасиво
Я не обособляюсь.
Вот и правильно! Раиса Пална, а вы что ищете?
Транспортир большой, деревянный.
На шкафу
Мельников говорил в углу со старичком-географом, который постоянно имел всклокоченный вид, оттого что его бороденка росла принципиально криво. Илья Семенович возвращал ему какую-то книгу и ругал ее:
Это, знаете, литература для парикмахерской, пока сидишь в очереди. Он же не дал себе труда разобраться: почему его герой пришел к религии? И почему ушел от нее? Для кого-то это вопрос вопросов для меня, к примеру А здесь это эффектный ход!..
Старичок-географ смущенно моргал, словно сам был автором ругаемой книжки.
Мельников замолчал. До него донесся сетующий насморочный голос учительницы начальных классов:
И все время на себя любуются! Крохотули такие, а уже искокетничались все Им говоришь: не ложите зеркальце в парту! Его вообще сюда таскать запрещается. Ложат, будто не слышали Вчера даже овальное, на ручке ложили представляете?
Послушайте нельзя же так!
Говорившая обернулась и уставилась на Мельникова, как и все остальные. Чем это он рассержен так?
Я вам, вам говорю. Вы учитель, черт возьми, или
Вы мне? опешила женщина.
«Ложить» нет такого глагола. То есть на рынке-то есть, а для нас с вами нету! Голубушка, Таисия Николаевна, как не знать этого? Не бережете свой авторитет, так пощадите чужие уши!..
Его минутная ярость явно перекрывала повод к ней. Он и сам это почувствовал, отвернулся, уже жалея, что ввязался. Учительница начальных классов издала горлом булькающий сдавленный звук и быстро вышла Светлана Михайловна за ней:
Таисия Николаевна! Ну зачем, золотко, так расстраиваться?..
Потом была пауза, а за ней торопливая разноголосица:
Время, товарищи, время!
Товарищи, где шестой «А»?
Шестой «А» смотрит на вас, уважаемая (речь шла о классном журнале).
Лидия Иванна, ключ от физики у вас?
Там открыто. Только я умоляю, чтобы ничего не трогали Вчера мне чуть не сорвали лабораторную
Светлана Михайловна вернулась взбудораженная, красная, сама не своя. Перекрыв все голоса, она объявила Мельникову:
Вот, Илья Семенович, в чужом-то глазу мы и соломинку видим Весь ваш класс не явился на занятия. В раздевалку они не сдали ни одного пальто, через минуту второй звонок, а их никто не видел Поздравляю.
Стало тихо в учительской. У Ивана Антоновича, у географа, что-то с грохотом посыпалось из портфеля, куда он засовывал книжку. Оказывается, он яблоками отоварился спозаранок и без пакета
Я так и знала, что без Анны Львовны что-нибудь случится, добавила Светлана Михайловна, ища взглядом Мельникова и странное дело! не находя. Отгороженный столом, Илья Семенович сидел на корточках и помогал старику собрать его несчастные яблоки (на глаз можно было определить, что кислятина!). Они вдвоем возились там «история с географией», а учителя саркастически улыбались.
Чей у них должен быть урок? спросил Мельников. Он показался без очков над столом.
Мой, объявила Наташа.
И ножка ее отфутболила к Мельникову запыленное яблоко.
* * *
Мельников осматривался, стоя без пальто у дверей школы. Двор был пуст. Кувыркались на ветру прелые листья, качались молоденькие оголенные деревца. С развевающимся шарфом Илья Семенович пошел вдоль здания.
С тыльной стороны пристраивали к школе мастерские. Там был строительный беспорядок, стабильный, привычный, а потому уже уютный: доска, например, водруженная на старую трубу из котельной, образовала качели, леса и стальные тросы применялись для разных гимнастических штук; любили также пожарную лестницу Здесь можно было переждать какую-нибудь опасность, покурить, поговорить с девчонкой словом, свой девятый «В» Мельников не случайно обнаружил именно здесь.
Его увидели.
Кто-то первый дал сигнал тревоги, кто-то рванулся «делать ноги», но был остановлен До появления Мельникова они стояли и сидели на лесах группками, а теперь все сошлись, соединились, чтобы ожидаемая кара пришлась на всех вместе и ни на кого в частности