Капитан пароходика, срывая голос, уже который раз кричал:
Товарищи, немедленно освободите путь!
Никто не подчинялся. Наоборот, один нахал даже направился к носу парохода. У него на ногах были две маленькие лодочки, с их помощью он, отталкиваясь длинными палками ото дна, шагал по воде, как водомерка.
Мужчины нашли киоск «Мосминвод», взяли по стакану газировки, выпили её залпом. Потом купили в стоявшей поблизости кондитерской на колёсах по два пирожка с яблочным повидлом, вернулись к «Минводам», взяли ещё газировки и отошли в тенёк.
Теперь они пили не спеша, их глаза над стаканами с пузырящейся влагой стали спокойно-сосредоточенными. Настроение поменялось к лучшему. Пирожки оказались вкусными, и жара начала спадать солнечный диск над парком культуры опускался всё ниже. Наступал вечер.
Полный икнул от газировки и вдруг ни с того, ни с сего сказал:
Марлен Дитрих.
И что?
Ей многие подражают, но как-то нелепо получается. И всякие Блинкины говорят, что такая героиня нам не нужна. А ты попомни мои слова появится у нас своя Марлен, вся страна по ней с ума сойдёт.
Костя хмыкнул. Единственное, что пришло ему в голову при словах о советской Марлен, был юмористический номер Рины Зелёной. Артистка танцевала канкан, изображая кафешантанную певицу: «Мне десять лет, я пионер! Ровесник я СССР».
Мне нужна Марлен, Костя!
И что ты будешь с ней делать?
Хочу поставить такую вещь, чтоб была лучше заграничных. Чтобы вся Москва к нам ломилась! Вот только актрису не вижу. Нет, в мечтах-то я её вижу! Но в жизни
Ты это серьёзно? Ну хорошо А Владимирова?
Костя полный укоризненно покачал головой. Мария прекрасная характерная актриса. И всё-таки Ты же сам всё понимаешь.
Но его приятель не унимался.
И из «гёрлс» тебе ни одна не показалась? А как же Леночка? Ты её хвалил!
Не обижайся Леночка прелесть, но я хочу настоящую звезду Может, и не найду никогда.
Да я не обижаюсь, обиженно поморгал светлыми ресницами Костя.
С той стороны, где находился Зелёный театр, зазвучала музыка и прилетела песенка. Там шёл концерт. Мелодия показалась знакомой. Поющий женский голос влёк к себе.
Это не из этого ли? Ну, из этого полный пощёлкал пальцами и попытался что-то напеть.
Костя первым вспомнил название модного мюзикла.
«Роз-Мари».
Точно! Пойдём, посмотрим? предложил полный. Он уже вернул пустые стаканы в киоск.
Пойдём без особого энтузиазма согласился его спутник.
Полный вдохновлялся всё сильнее.
Изменим курс нашего корабля, поплывём на голос прекрасной сирены!
Но его друг был настроен скептически. Костя даже усмехнулся:
Ну что ж, давай сплаваем Обнаружим очередной мыльный пузырь.
Они пошли, ускоряя шаг, по Нескучной набережной, в дальнем конце которой и находился театр. Там на построенной у воды эстраде играл наряженный в белые брюки джаз-бэнд: саксофон, альт, кларнет, две трубы, пианино, барабан, банджо, а молодая актриса с веерами изображала индианку.
Народу на скамьях собралось множество, зрители уже успели проникнуться необычными ритмами. Они с удовольствием слушали, как мяукает кларнет, как выбивается в солисты фортепиано, как томно постанывает азиатский барабан. Звуки вибрировали в густом воздухе, зависали в кронах старого ботанического сада и таяли там медленно, словно сладости в жаркий день. Но настоящий восторг вызывала «индианка» обладательница лукавого сопрано и точёных ног.
Костя, давай сюда! позвал полный, тяжело плюхаясь на свободные места.
Товарищ, вы мешаете, прошипел веснушчатый морячок с большим биноклем. Он возмущённо отодвинулся от запоздавших зрителей.
Летний театр обычно не располагает к формальностям, но приятели послушно притихли. Они помнили содержание мюзикла, он был донельзя напичкан американской романтикой о ковбоях, золотоискателях, лесорубах и голубоглазых героинях. От слащавости сюжет спасала именно колоритная индианка. Шутка ли, эта краснокожая зарезала своего мужа Чёрного Орла. Убила его из-за белого любовника!
В сценарий дивертисмента убийство не входило. Артистка просто исполняла зажигательные песенки о вождях индейского племени, о вигвамах, о дикой девушке, о весеннем празднике тотема. О том, как всю ночь племя скакало, резвилось и кружило вокруг тотемного столба.
Каждый индеец обжёг своё горло огненной водой, после чего они ещё быстрее полетели над землёй. На этом месте барабан утробно загудел: «тотем-том-том, тотем-том-том», учащая пульсы и не давая передышки ни артистке, ни публике. Боже, что эта молодая женщина выделывала своими стрельчатыми ногами, всем своим безупречным телом!
Её большие веера сделались похожими на крылья, а сама она на экзотическую птицу, по какой-то счастливой ошибке прилетевшую в эти места. Зрители были взбудоражены. Она всех подчинила себе. Даже принёсшийся с реки ветерок не смог охладить этот накал чувственности.
Полный не сводил глаз со сцены. Профессионал в нём подмечал дарование девушки: она хорошо владела образом даже во фрагменте. И при этом он погрузился в этот праздник, словно мальчишка! Такого с ним ещё не случалось.
Выступление закончилось, артистка раскланялась.
Кто она? спросил он, когда аплодисменты стали пореже. Только теперь у него на лице появилось то отстранённое выражение, с которым он обычно оценивал своих собратьев по цеху.
Костя одолжил программку у веснушчатого морячка и вслух прочитал имя солистки.
Анна Пекарская.
Полный выхватил листок из его рук, чтобы убедиться лично.
Пекарская. Первый раз о ней слышу Вот Костя, вот скажи мне, только честно. Ты сейчас думаешь то же самое, что я думаю?
Мог бы и не спрашивать.
Уф, подо мной аж сиденье раскалилось Мистика какая-то. Будто сама судьба нас подслушала, пока мы с тобой в кустах газировку пили.
Полный обмахнулся листком, жадно подставляя лицо движению воздуха.
Товарищ, верните программу! возмущенно потребовал морячок. Купите себе свою и махайте, сколько пожелаете.
Публика пошла на выход, а полный и Костя двинулись в обратном направлении, к эстраде.
Тотем-том-том, тотем-том-том замурлыкал полный, с неожиданной пластичностью пробираясь между рядами. Уже вижу эту Пекарскую на нашей сцене. Ух! И «гёрлс» рядом с ней на подтанцовке!
Конечно, на подтанцовке, как-то бесцветно ответил Костя. Я понимаю. Просто Леночка
У него ещё теплилась надежда на карьерный взлёт талантливой Леночки. Но он услышал:
Всем нашим звёздочкам придётся потесниться, потому что появится настоящая звезда! Впервые у меня сомнений нет! Только мандражирую я что-то признался полный, когда они проходили на задворки сцены. Прямо, как будто снова гимназистом стал. Как будто известную приму иду уговаривать.
Они уже приблизились к грим-уборным, когда на их пути возникло неожиданное препятствие. Это был один из музыкантов.
Товарищи, а вы куда?
Он стоял с банджо в одной руке и брезентовым чехлом в другой. В стороне другие участники джаз-бэнда тоже убирали свои инструменты.
Здравствуйте, товарищ, полный заговорил деловым тоном. Нам бы с Пекарской побеседовать.
Она не может выйти, она переодевается, предупредил музыкант, сверля их взглядом. Он сжимал своё банджо, как меч.
Мы подождём! А подскажите-ка нам, будьте так любезны, как её по отчеству называть?
Георгиевна не сразу сообщил банджоист, словно это был секретный код, и вдруг задал вопрос в лоб. Вы случайно не собираетесь украсть нашу Аню?
Незваные посетители заулыбались, только усилив его подозрения. Он принялся сердито запихивать банджо в чехол.
Приходят тут разные, пытаются разбить наш дружный коллектив, громко сказал музыкант, обращаясь к своему инструменту. Да только уходят ни с чем! Потому что предложить ничего приличного не могут. Зато у нас популярность и напряжённый график! Гастроли по всей стране.
Его уверенность была напускной. Прежние незваные гости имели повадки мелких ловкачей, а за этими двумя он сразу это почувствовал стояло нечто серьёзное, в их умных глазах сквозила привычка к власти.
Неожиданно из актёрской кабинки появилась сама Пекарская. Она оставалась в костюме Ванды. Вблизи актриса была даже красивее, чем на сцене. Гармония её облика казалась охранной грамотой, выданной самой природой. И при этом в её лице было что-то от мудрой совушки, которая ничего не упускает в людских повадках.
Анна Георгиевна, позвольте представиться, подошел к ней полный. Семён Федорович Турынский, режиссёр. А это, он кивнул на своего спутника. Константин Владиславович Степнович, наш балетмейстер.
Анна сразу узнала хореографа. В годы революции он выступал в артистическом подвале в Киеве. Но он, конечно, не помнил робкую девочку с леденцами и морковным чаем.
Ну вот! Я не ошибся! вмешался исполнитель на банджо. Его голос взял высокую ноту и зазвучал, как в древнегреческой трагедии. Анна, они хотят украсть вас у нас!
Остальные музыканты, поняв, что происходит нечто чрезвычайное, подошли к ним.
Директор рассмеялся.
Не украсть, а Анна Георгиевна, мы просто хотим вам сцену покрупнее предложить.
Пекарская улыбнулась, поиграла своим индейским пёрышком.
И где же эта ваша сцена?
Ох, самое важное я и не сказал! Мы из «Аркады».
Её ироничные глаза осветились радостью.
Приглашаете меня на прослушивания?
Нет, покачал головой Турынский. Я приглашаю вас работать с нами.
Жара не спешила уходить из Москвы. В конце августа немного полили дожди, но в сентябре лето вернулось, оказавшись по-бабьему щедрым. В тот день окна в театре на Большой Садовой были широко распахнуты. Грандиозное здание с большим куполом и псевдо-ампирными колоннами прежде было цирком. Теперь в нём размещался музыкальный холл «Аркада».
В полуподвале, если смотреть из сада, работали художники и декораторы. Перед их окном рядом с чахлым кустом шиповника обычно стояли мальчишки и взрослые бездельники. Склонив головы, они завороженно наблюдали, как после нескольких уверенных мазков на девственных листах будущих афиш появляются необычные шрифты, огромные лица с белоснежными улыбками, и фигуры в разлетающихся одеждах.
В этот раз над подвальным окном замер лишь один любопытный старичок в тюбетейке. Засматриваться было особенно не на что: художник просто закрашивал имя на афише. Спектакль, поставленный по мотивам очередной американской пьесы, шёл уже полгода. Но старика привлекла интрига, скрытая за сменой ведущей актрисы.
Что означает сей сон в книге живота нашего? спросил он неизвестно кого. Его голова в тюбетейке мелко затряслась.
Тэк-с, Владимирову в отставку.
Протянув руку к кусту шиповника, который собирался цвести по второму разу, старик сорвал сморщенный красно-бурый плод.
Но ведь Владимирова огонь! Сплошной бабах! На трёх сковородках подогретая. И кто же будет вместо?
Ему пришлось ждать, пока подсохнет белая краска, и он воспользовался этой минутой, чтобы пофилософствовать.
Держись, Владимирова. Главное не то, что судьба тебе приносит, а как ты к этому относишься А впрочем, что тебе сделается? На метлу свою сядешь и дальше полетишь!
Тем временем художник взял тонкую кисточку, невесомым, как порханье бабочки, движением макнул её в чёрную скляночку и принялся так же легко выводить новое имя.
Ан-на, прочитал старик, давя пальцами ягоду шиповника. Он религиозно верил в звуки любого имени, считая, что они вызывают вибрации, определяющие судьбу человека.
Пе-карская Графит и акварель. Ручеёк журчит, камушки блестят. В какую речку бежит? Это не из тех ли Пекарских, что под Белой Церковью жили? Дом с деревянными колоннами, барышня на выданье хохотунья, с родинкой. Эх, гвоздичная водка у хозяйки хороша была!
Он закинул плод шиповника в рот и покачался на своей тросточке.
Нет, те Пекарские уехать успели Анна, Анна Как там Достоевский сказал? Бедная девочка, ох, не позавидуешь А кому сейчас позавидуешь?
Старик хохотнул, вдруг подавился и стал задыхаться.
Всё отбросив палку, захрипел он. Всё!
Художники, давно привычные к разным воплям над своим окном, наконец подняли головы. Они увидели грязные верёвочные тапки, потрёпанные штанины и лишь потом их обладателя. Ещё один бывший.
Дед, ты чего?
Старик откашлялся, плюнув шиповником.
Ничего! Всё равно не поймёте. А девочку жалко!
Он поднял свою трость и побрёл восвояси, мимо лип, скамеек и летнего кафе с канатом, на котором раскачивались мальчишки. Стук его палки заглушила музыка из окон театра: оркестр заиграл мелодии американского варьете.
В «Аркаде» шла репетиция. Пекарская солировала, «гёрлс» были на подтанцовке, как и мечтал Турынский. Директор сидел в третьем ряду почти пустого зала, не скрывая своей радости. Волшебство, которое он задумал в один жаркий летний вечер в Зелёном театре парка культуры, теперь сбывалось на сцене его музыкального холла.
Пекарская приняла главную роль, как будто всегда ею владела. Никто ещё не видел такую Джинни с ломаными линиями танца и роковой отстранённостью. И сразу стало ясно, что прежняя солистка была простоватой и тяжеловатой. А кордебалетные девушки с их полными короткими ногами вдруг показались обычными физкультурницами. Облик Анны на их фоне стал ещё более точёным и совершенно инородным.
Бывшая Джинни сидела тут же, через несколько кресел от директора. Её глаза под резко изогнутыми бровями выразительно поблёскивали. В случившейся замене была огромная несправедливость. Унижение Марии Владимировой происходило на людях. Публичные пощёчины, как она прямо сейчас убеждалась, оказались самыми звонкими. Но Мария не собиралась плакать. Она вообще никогда не плакала.
Она была умницей и понимала, что просто надо делать на сцене то же самое, что делает Пекарская, только лучше. И тогда она обязательно победит эту заразу, этот проклятый «цветок душистых прерий», распускающий свои лепестки на глазах у всего театра. Не в танце, так в чём-то другом. Потом
А пока ей приходилось изображать великодушие. Ведь талантливые люди восхищаются друг другом, не правда ли? Подобная высокопарная белиберда приводила Марию в бешенство и при этом не выпускала из плена. Глупо, глупо, глупо! До чего противно притворяться!
Аплодировать на репетициях считалось плохой приметой. Дотерпев до конца, Владимирова первой воскликнула:
Очень хорошо!
Турынский грузно заворочался в кресле.
Анна Георгиевна! многозначительно сказал он Пекарской. А наша предыдущая Джинни высокого мнения о вашей игре. Это дорогого стоит.
Владимирова дёрнула мыском туфли, как рассерженная кошка дёргает кончиком хвоста.
Роль словно создана для Анны, не без усилия выдавила она.
Конечно! И это только начало! воодушевился Турынский. Хочу объявить вам, девушки, что у нас с Рифом и Ивановым родился замысел спектакля про цирк. Вторым режиссёром станет Рафаил Григорьевич Дорф. Думаю, представлять известного актера ТОЗК, театра общественно-злободневной комедии, нет необходимости, он улыбнулся сидевшему рядом с ним розовощёкому сангвинику, и тот энергично закивал.
О чём новый спектакль? спросила Владимирова.
Это будет мюзикл про борьбу советских аттракционов с заграничными. Там тоже иностранка, и она полюбит советского человека. В этой роли мы оба видим Анну.
Пекарская стояла на сцене, веря и не веря своей удаче. У неё начиналась настоящая карьера в столичном театре! Неужели больше не придётся ходить на актёрскую биржу? И не будет больше гастролей в наспех сколоченных труппах, с ночёвками в дешёвых гостиницах, где кишат клопы? И даже не понадобится покупать на собственные деньги сценическую одежду?