Вскоре я положил её на живот, прижал лицом и на этот раз взял сзади. В это мгновение мне почему-то вспомнилась одна статья, которую я вычитал из интернета. В ней рассказывалось про наших далеких предков: кроманьонцев и неандертальцев. Особенно я запомнил один отрывок про их беспорядочную половую жизнь. У них ещё не существовало таких понятий как муж и жена, и поэтому каждый мужчина мог без всяких обязательств сношать любую представительницу противоположного пола лишь для удовлетворения своих низменных желаний. Статью я эту вспомнил лишь потому, что прямо сейчас чувствовал себя таким вот пещерным человеком, решивший поставить удовлетворение своих потребностей выше супружеской клятвы.
Но я ничего не мог с собой поделать. Тело не принадлежало мне в эти минуты, а разум спал глубоким, пьяным сном.
Можешь в меня кончить, я на таблетках, сказала она, верно угадав.
Я так и сделал. Боль и злость, накопившаяся во мне за эти пару лет выплеснулись вместе с долгой нехваткой секса. Никогда в жизни я не ощущал такого сильного оргазма. Но кончив, я понял, что этого недостаточно. Перед глазами всё ещё стояли эти ужасные воспоминания: как Лера узнает новость о своем бесплодии, как она отказывается выходить из дому, помешанная на сыне и, как я, в конце концов, ломаю ему руку.
Ломаю руку собственному сыну.
И если алкоголь не способен заглушить это, то, быть может, секс поможет.
Едва кончив и снова взглянув на лежащую возле меня Настю, я уже вскоре наблюдал, как она залезает на меня, предварительно засовывая мой вновь отвердевший член в себя.
Мы занимались любовью всю ночь, пока я, полностью не лишившись сил, под самое утро не заснул мертвецким сном.
Проснувшись, я первые несколько минут был в оцепенении и не мог понять, где нахожусь. Я смотрел на натяжной потолок в надежде, что на нём как на бумаге образуется ответ на вопрос о моём местонахождении. Я ощущал себя парализованным: не чувствовал тела, дышалось с трудом, и голова совершенно не слушалась.
Несколько минут спустя я ощутил чувство вины. Из моих внутренностей словно вырвали кусок и бросили как использованную тряпку. Но почему это происходило? Бардак в голове не давал покоя, пока я наконец не услышал, как неподалеку закипал чайник.
И тут все прояснилось. События прошлой ночи окатили меня ледяной струёй. Я вспомнил все до мельчайших подробностей: бар, встречу со старой одноклассницей, поездку в ресторан, затем в её дом, и
Господи, сипло произнёс я и про себя произнёс ужасное: «Я изменил. Изменил своей жене. Изменил Лере».
Пустое и не заправленное место рядом на кровати лишь подтверждали это.
В голове сразу пронеслось сотни картин, похожих на фотографии. Вот я с Лерой знакомлюсь на улице, когда она играет на гитаре, ее голос и улыбка ошеломляют меня и я тут же в неё влюбляюсь. А вот впервые встречаемся после долгой разлуки и обнимаемся: она почти плачет, а я сдерживаюсь, хоть и хочется. Потом свадьба, рождение нашего сына, и
Все эти воспоминания превратились в петлю, начавшую меня душить. Я попытался встать с постели, но вместо этого грохнулся прямо на пол, ударившись головой о прикроватную тумбочку. Но даже эта боль и наполовину не перекрыла ту, что разъедала меня изнутри.
Схватив в охапку свою одежду, я поспешил одеться, пока не почувствовал аромат кофе. В дверях с подносом в руках, на котором и был тот самый кофе с парочкой круассанов, стояла Настя. Её ночнушка была распахнута так, что половинки грудей выпирали наружу. Трусов на ней не было вовсе, гладковыбритый лобок так и дразнил коснуться его снова.
Утро доброе! явно в приподнятом настроении сказала она так, словно между ними вчера ничего не было. Она положила поднос с завтраком на кровать и села на корточки. Садись, кушай.
Я недоумевающе смотрел на неё некоторое время, прежде чем сказать:
Я пойду.
Уже? откусив круассан, произнесла она. Да покушай хотя бы.
Нет, я в комнату важной походкой зашёл кот. Он прилёг рядом с хозяйкой и уставил на меня свои большие жёлтые глаза. На мгновение это сбило меня с толку. Я должен идти.
Я закажу тебе такси.
Нет, отрезал я, а затем вежливо добавил:
Спасибо, не надо.
На ходу надев джинсы с кофтой, я направился в прихожую. Настя, с чашкой кофе в руке последовала за мной.
Артём, сказала она, наблюдая, как я надевал кроссовки, совершенно не вписывающиеся в стоящие около дорогие туфли и сапоги.
Я сделал вид, что не услышал её. Больше всего мне хотелось как можно скорее покинуть эту квартиру.
Настя подошла ко мне и коснулась моего подбородка, обратив на себя внимание.
Тебе незачем волноваться, прошептала она, точно уловив моё состояние. Мы с тобой взрослые люди. Никаких обязательств. Просто отдохнули от уже опостылевшей друг другу рутины, вот и всё.
Я ничего ей не ответил, хоть её слова и кольнули меня, особенно про рутину. Она действительно мне опостылела, но тот способ, которым я решил с этой рутиной бороться
Ещё вчера ночью, занимаясь с Настей любовью, я думал, что это исцелит меня. Не знаю, как и каким образом, но обязательно поможет выпустить всю ту накопившуюся за последние годы мерзость. Но, как оказалось, все стало только хуже.
Хотел бы я знать, с какой стати Настя поступила так со своим мужем? Неужели дело в рутине? В любом случае это не имеет значения, сделанного не воротишь.
Прощай, сказал я ей.
Береги себя, ответила она мне и поцеловала в щёку. Почему-то от этого поцелуя мне не было не по себе, а даже совсем наоборот. Я почувствовал исходящую от нее искренность. Она действительно желала мне всего самого лучшего.
Я кивнул ей в знак благодарности и вышел в прихожую. Зайдя в лифт, у меня в голове начали появляться навязчивые идеи. Одна из них, например, заключалась в том, что в кабине лифта наверняка установлена камера, где мы были запечатлены с Настей вдвоём. Еще одна касалась консьержа, пожелавшего мне доброго утра внизу он наверняка запомнил меня, незнакомца, идущего под ручку с жительницей этого роскошного жилого комплекса.
Таких мыслей в голове у меня родилось ещё с десяток, пока я ехал на такси к тому злополучному бару (ведь бармен тоже меня видел с ней!), забрал свою Хонду и поехал домой.
А еще я все думал о том, как бы отреагировала Лера, узнав о моей измене. Лишь только представив это, меня тошнило.
Господи, как же я ненавидел себя.
Я долго стоял возле двери, не решаясь достать из кармана ключей от квартиры. Я так и представлял, что пытаюсь открыть дверь, а он не подходит. Лера наверняка успела за ночь сменить замки. Или вызвала моих коллег, если я решусь заявиться домой. А может, предупредила всех соседей, чтобы те, в случае как заметят меня, поспешили за неё вступиться. Возможно, она и вовсе уехала к матери с отцом в Воронеж. Одним словом, могло произойти что угодно.
Но не только это удерживало меня в подъезде. Я крепко размышлял о том, что мне сказать Лере, если я все же застану её дома. Как мне смотреть ей в глаза после содеянного? Достоин ли я теперь стоять возле неё, и хотя бы пытаться оправдываться перед ней?
Мне хотелось ударить кулаком о стену и бить до тех пор, пока кожу не сотру, пока не почувствую хоть малейшее облегчение. О как же я себя ненавидел! Как же хотел я хотя бы болью заглушить тот ужасный стыд, окутавший меня с головы до пят.
Я постарался собраться с силами и дотянулся до кармана джинсов, где зазвенела связка ключей. Чтобы сейчас не произошло будь что будет! Как бы я ни боролся с самим собой, прошедшая ночь останется со мной навсегда, и ничего с этим не поделаешь.
Тихо я вставил ключ в замочную скважину. После поворота раздался тихий щелчок, затем ещё раз, пока дверь не открылась. Прежний замок оставался на месте.
«Значит, она точно уехала к матери», предположил я.
Но всё же решил проверить.
Оказаться в прихожей своей каморки после роскошных апартаментов на Пресне было странно. И всё же этот дешёвый шкаф-купе из ДСП, потёртый коврик и простенькое зеркальце, на которое, как я часто вспоминал, Лера заставляла меня посмотреть ещё раз, если я возвращался домой, забыв какую-нибудь мелочь, стали вдруг для меня самыми бесценными на свете. Чувство вины усилилось троекратно.
На пластиковой этажерке я заметил её единственную пару кроссовок. Ими Лера пользовалась редко, поскольку почти никогда не выходила на улицу. Стало быть, она была дома.
Всё также тихо сняв обувь и скинув в шкаф куртку я направился в комнату. Едва коснувшись двери, я услышал тихое пение. Подглядев в щёлку, я заметил, как Лера, сидя на табурете возле детской кроватки, напевала под нос колыбельную Роде:
Спи, дитя моё, спи, усни! спи, усни!
Сладкий сон к себе мани:
В няньки я тебе взяла
Ветер, солнце и орла.
Улетел орёл домой;
Солнце скрылось под водой;
Ветер, после трёх ночей,
Мчится к матери своей.
Спи, дитя моё, спи, усни! спи, усни!
Сладкий сон к себе мани:
В няньки я тебе взяла
Ветер, солнце и орла.
Она вдруг перестала петь и развернулась в мою сторону. Она вскочила с места и прижалась спиной к кроватке, загораживая меня от ребенка. Наблюдать за этим было невыносимо. В её глазах я был зверь, животное, навредившее нашему сыну. Единственному сыну.
Не бросив ни слова, я зашёл в комнату и в эту же секунду Лера, в мгновения ока, бросилась в сторону. Нещадно она начала тарабанить по ней, моля о помощи соседей. Я кинулся к ней, схватил за талию, чтобы оттащить, но она начала сопротивляться, нещадно колотя меня по спине. Один из ударов пришелся мне по голове, но я стерпел. Я чувствовал, что заслужил каждый её удар, даже больше этого.
Держа её, я силой усадил на пол возле кроватки Роди и крепко прижал к себе. Она не переставала бить меня и кричать, зовя на помощь. Кажется, уже весь дом знал о нашей очередной перебранки и, как и прежде, не обращал внимания.
Прости меня, сдавленно произнёс я.
Я прижал её к себе ещё крепче, уткнувшись в худенькую шею. Её запах, родненький сладковатый запах сирени так сильно и отчетливо коснулся меня, что я, в конце концов, не выдержал и заплакал.
Прости меня, Лерочка, я почти задыхался от истерики. Прости меня, пожалуйста, прости, прости, прости
Её удары смягчились, а затем и вовсе прекратились. Она пыталась оттеснить меня от себя, но я боялся, что если допущу это, то больше никогда не смогу прикоснуться к ней.
Ну, хватит, дрожащим голосом сказала она. Ну, перестань, Артём. Ну
Я почувствовал, как холодные слёзы упали мне на руки. Она обняла меня в ответ, так же крепко, как и я.
Прости меня, прости, прости повторял я как помешанный.
Хорошо, солнышко, хорошо, и ты меня прости. Господи, и ты меня прости! Я была не права, так не права
Долго еще мы сидели на полу, крепко стискивая друг друга в объятиях. Сидели, кажется, до тех пор, пока не проснулся Родя, прося покушать. Уже тогда я узнал, что Лера вызвала врача, который диагностировал лёгкий вывих плеча у Роди, но на всякий случай порекомендовал пройти МРТ. Мы так и сделали в этот же день, записавшись в одну из платных поликлиник. Последующая томография подтвердила диагноз врача, все обошлось, ничего серьёзно.
Затем в нашей семье по-прежнему висела туча раздора. Лера, хоть и приняла мои извинения, но общалась со мной с неохотой. То же самое можно было сказать и про Родю, старательно избегающего меня, прячась за спиной матери. Прошло несколько недель, прежде чем все вернулась не только на круги своя, но и наоборот, стало только улучшаться.
В тот день, когда я пришёл домой после той злополучной ночи, Лера тоже искренне извинялась передо мной. Позже, когда мы с ней решили поговорить об этом, она сказала, что действительно была не права, удерживая Родю все время дома.
Я действительно помешалась на нём, сказала она тогда, лежа со мной в постели. Всё думала, что уберегу его, моего единственного сына от всех опасностей только в четырех стенах. Но Она повернулась ко мне. Извини, что мне приходится снова вспоминать об этом, но когда ты сделал ему больно, я поняла, что нет смысла прятать его в квартире. Уж лучше он поймёт, что такое боль на детской площадке от других ребятишек, чем от родного отца.
Именно в тот день я начал осознавать, что моя Лера, та самая мечтательная девочка с гитарой в парке хоть и частично, но возвращается. Мое предположение лишь укрепилось, когда она мне припомнила те самые сертификаты, что я пытался подарить ей еще год тому назад. Каким же удивлением для меня было, когда она действительно решилась записать несколько песен.
Все шло как нельзя прекрасно, за исключением, конечно, нахлынувшего на весь мир Коронавируса, изрядно потрепавшему нервы. Нашу семью эта смертельная зараза, к счастью, обошла стороной.
Прошлое постепенно отступало, а с ним и те неприятные воспоминания с их невыносимой болью. Я знал, что мой поступок, будь то лёгкий вывих руки родному сыну или измена моей любимой Лере останутся со мной до самой смерти, но теперь, хотя бы, я чувствовал её менее отчётливо, чем раньше.
Но судьба решила распорядиться иначе. Порой она словно злобное божество хочет тебе припомнить все твои ужасные грехи в троекратном размере. И хочешь не хочешь, но будешь расплачиваться по полной.
Глава 5. Трагедия
Декабрь того года выдался на удивление теплым. Снега выпало самую малость, солнце неустанно грело землю, а москвичи диву давались небывалой для такой поры погоды. Предновогодняя суматоха еще затаилась и лишь тихонечко зарождалась в недрах офисов, где по-прежнему хоть и лениво, но кипела работа. Люди были в предвкушении скорых праздников и уже делились планами на долгие полторы недели выходных.
У нас на участке кто только куда не собрался. Григорий Александрович, наш майор, в очередной раз собрался на горнолыжный курорт в Гудаури, Грузия. С его слов туда он летал уже раз пять и готов был слетать ещё столько же, так сильно нравилось ему скатываться на лыжах со склона высоченных гор Большого Кавказского хребта.
Димка Прохоров, мой сослуживец, решил отпраздновать новый год неподалеку от Москвы и снять небольшую хижину с камином и, как он часто любил выражаться «фулл сервисом». Туда уже запланировано подъедут родня со стороны его жены и, конечно же, его родители и парочка друзей. Он позвал и нас с Лерой, но я был вынужден отказаться. Так уж сложилось, что у нас еще с месяц назад были куплены билеты в Таиланд путешествие, на которое мы копили целый год.
С нетерпением я ждал дату вылета в 30 декабря. Я так и видел, как садимся мы все втроем, самолет взлетает и через четыре часа приземляется в аэропорту Паттайя. А там замечательные пять дней, без надоевшей Москвы и слякоти под ногами.
Да и за границей я никогда не бывал. Интересно же было посмотреть
Лера успела составить для нас целую развлекательную программу на время отдыха. Кажется, она горела этим путешествием не меньше меня. Видеть, как моя Лерочка, любимая Лерочка вновь ожила и постепенно оправлялась от поставленного ей диагноза, не могло не радовать.
Двадцать восьмого декабря, в первый же день моего едва начавшегося отпуска, мне поступил звонок из участка, попросили выйти на оплачиваемую смену. Отделение не справлялось из-за начавшегося этим утром митинга на Ленинградском вокзале, и срочно требовались лишние руки. Мне страшно не хотелось никуда идти, но делать было нечего. Служба как-никак.
В этот же день мы все должны были поехать сдавать ПЦР-тест, иначе в Таиланд дорога была закрыта.