Я почему-то уверена, что фенечка окажется уликой. Могу спорить, что на ней жировые и потовые следы одного из похитителей. К тому же, Наталья щелкнула пальцами, мы можем описать преступников!
Вот тут-то и выяснилось, что парня с сигаретой мы с Наташкой запомнили по-разному. Я вспоминала пухлые, тугие щеки, Наташка утверждала, что щек не было в помине, а было широкое, скуластое лицо:
Как у Бобби Ли.
Еще чего!
Это был среднего возраста и роста Бобби Ли, настаивала старшая сестра.
Нет, это был молодой, упитанный славянин с толстыми щеками! твердила я, хотя Наташка своей воинственной уверенностью заронила во мне сомнение. Возможно, память подвела меня?
Нет, у него широкое азиатское лицо, яростно защищала своего парня Наташка.
Минут десять мы перекрикивали друг друга и стали уже обращать на себя внимание волейболистов, пока до нас не дошло, что мы не можем описать похитителей.
Я почувствовала облегчение. Ну теперь-то Наташка поймет, что никакие мы не свидетели.
Вот видишь! Мы даже не сможем опознать грабителей. Только сбить с толку следствие можем и найти чирей на энное место.
Но в Наташкиной забубенной головушке уже родился план, и отступать от него она, как всегда, не собиралась. Этот идиотский план и перевернул мою жизнь.
Но обо всем по порядку
Наташке всегда удавалось меня убедить в том, что она разносторонне одаренная. Сейчас она внушила мне мысль, что от рождения обладает способностями «тупейного художника», как она выразилась. Без лишних слов скажу: я доверилась сестрице, и она взялась за дело.
Я в шоке! через короткое время возвестила Наташка.
После этого известия я получила разрешение посмотреться в зеркало и чуть не разревелась: было от чего впасть в шок!
В зеркале отразилась деревенская убогая дурочка в футболке и длинном сарафане (мелкие белые цветочки на синем поле). Но убило меня не это.
Мои шикарные волосы были гладко зачесаны и собраны в пучок на затылке. Завершали образ бабулины очки в оправе «прощай молодость» на кончике носа. Отражение в зеркале смазалось и поплыло.
А ты в чем будешь? сквозь ком в горле поинтересовалась я.
Наташильда отправлялась на встречу с Эдиком Птичкиным.
В чем-нибудь, еще не придумала, отмахнулась она.
Так я тебе и поверила!
Нюсь, я не понимаю, как ты можешь какие-то мелочные личные интересы ставить выше общественных?
Общественными пусть занимается мэрия, а я не мэр! И вообще! Вдруг это мафия выполнила заказ крестного отца и стырила камень? из последних сил сопротивлялась я, но Наташильда всегда слышала только то, что хотела.
Кстати, интересная идея. Вырвать из цепких лап мафии наш городской символ это круто! И это случится с твоей помощью. Наташильда с жалостью погладила меня по гладкой голове, и я сразу почувствовала себя маленькой девочкой, готовой ради старшей сестры на все.
Татусик, в страхе за свою молодую жизнь взмолилась я, а давай ты встретишься с Эдькой, все расскажешь ему, и вы вместе займетесь твоим камнем. А для полиции записку напишем, при каких обстоятельствах и где нашли фенечку, сунем все в конверт и оставим дежурному. И сами не засветимся, и следствию поможем.
Нюсь, а хочешь, я дам тебе свой рюкзак? не совсем по теме спросила Наташка.
Рюкза-ак? не поверила я. Это в корне меняло дело!
Да, рюкзак.
Итальянская кожа, беж, большой декоративный узел на единственной лямке элегантная вещица, даром, что рюкзак, и подходит к любому стилю, особенно к стилю лэнд-леди. Я влюбилась в это изделие кожгалантереи сразу, как только Наташка принесла его из бутика в Аахене, и безуспешно пыталась выменять у сестры на замшевые туфли-лодочки, на ремешок от Гуччи, на серьги с аметистами, Наташильда ни в какую не соглашалась.
И вот сейчас Наташка царственным жестом протягивала мне сумку.
Слезы высохли, я дрожащими руками обняла предмет давнего открытого вожделения. Соборы Северной Рейн Вестфалии смазались в памяти.
Мобильник взяла?
Взяла, я вздохнула.
Значит, ты идешь в городской отдел прокуратуры, говоришь дежурному, что у тебя есть информация по делу о пропавшем камне и тебя пропускают к следователю Коршунову
Я не идиотка, поморщилась я, помню я все.
Ну, на счет идиотки я не была бы так категорична, неудачно съязвила Наташильда.
Значит, я остаюсь?
Я пошутила!
Ты не боишься, что идиотка провалит тебе все дело?
Ну, не до такой же степени ты идиотка, утешила меня Наташильда. Ладно, не злись, тебе это не идет.
О чем речь! Мне идет быть агнцем на заклании.
Через двадцать минут я стояла, уткнувшись лбом в перегородку из оргстекла, и проницательным взглядом поверх бабушкиных очков изучала дежурного симпатичного молодого человека с девичьим румянцем.
Дежурный говорил по телефону с суровостью настоящего мужчины, занятого настоящим делом.
«Сержант, и не на много старше меня», завершила я изучение розовощекого дежурного.
Бытовуха на Коммунаров, дом 15, квартира 1. Передал, так точно, машину выслали. Девушка, у вас чего?
Наташильды на него нет! Сестрица провела бы краткий курс русского языка для особо одаренных, и сержант ускоренным курсом освоил бы склонение вопросительного местоимения «что».
Я имею информацию, в духе одесских рассказов Исаака Бабеля известила я румяного дежурного.
Информацию, значит? с насмешкой переспросил розовощекий.
По делу о пропавшем камне с площади Космонавтов.
Камне, значит? Паспорт у вас с собой? вдруг озадачил меня сержант.
Паспорт! И как только я могла так купиться за рюкзак стать свидетелем! Ни о каком инкогнито не могло быть речи!
Я забыла паспорт. Я просто чувствовала, как кровь поднимается по сосудам и затапливает лицо.
Я извинилась и стала мелкими шажками отступать к выходу.
Девушка, окликнул меня дежурный, постойте!
Выдрессированная Наташильдой, я выполняла команды автоматически, сразу и точно.
Да?
Парень покрутил диск, пыжась от важности момента, доложил в трубку о прибытии свидетеля по делу, кивнул и обратил на меня исполненный напускной суровости взгляд.
Фамилия? поинтересовался дежурный.
Катя Маслова, отрекомендовалась я.
Катя Маслова! Само собой, Наташка и тут выщелкнулась.
Она предлагала на выбор: Мышкина, Карамазова, Ростова, Каренина, Мармеладова, Маслова, Одинцова и еще кучу фамилий из русской литературы по школьной программе. Особенно настаивала на имени Екатерины Масловой, героини романа Л.Н.Толстого «Воскресение», соблазненной и брошенной князем Нехлюдовым. Намекала, что следователь наверняка не уловит издевки.
Выходя из дома, я твердо решила назваться Машей Мироновой, из «Капитанской дочки». Втайне я мечтала встретить своего Гринева, но уж никак не Нехлюдова.
В ответственный момент на радость сестрице Маша Миронова у меня из головы вылетела. И я воспроизвела то, что внушила мне дома Наташка
Вам в 12 кабинет, к следователю Коршунову. Прямо и направо, ободряюще улыбнулся сержант.
Я двинулась по коридору, физически ощущая тяжесть креста младшей сестры Натальи Голубевой.
Дверь в кабинет следователя была приоткрыта.
Протискиваясь в кабинет, я зацепилась лямкой рюкзака за ручку с внешней стороны. Потянула рюкзак дверь защемила меня. Мечта об эффектном появлении провалилась.
Я билась с рюкзаком, дверью и дверной ручкой, а следователь Коршунов со все возрастающим весельем наблюдал эту сцену.
Здравствуйте. Мне, наконец, удалось извернуться и отцепить лямку рюкзака от ручки.
Здравствуйте, присаживайтесь. Смеющиеся ярко-синие глаза быстро просканировали меня, а низкий голос с едва уловимой сексуальной хрипотцой спеленал, как куколку шелкопряд. Это у вас есть информация по делу о пропавшем камне?
Угу.
Нещадно труся, я выложила перед господином Коршуновым пакетик с браслетом:
В новостях сказали, что опять пропал камень с памятной надписью. Я поехала на площадь и нашла это на клумбе, где камень раньше лежал. И подумала, вдруг это поможет вам в поиске преступников.
А почему вы думаете, что их было несколько?
Я помертвела.
Ну, промямлила я, камень же тяжелый
Так-так-так, хищно забормотал господин Коршунов, как вы сказали, вас зовут?
Екатерина Маслова.
Прямо как у Толстого?
Я вытаращилась на Коршунова.
Что?
Караул! Ноги подкосились, я опустилась на стул сбоку от стола следователя. Меня раскололи на первой минуте разговора легенда, которую состряпала мне сестрица, ни к черту не годилась!
Э, да вы, барышня, Толстого не читали? Ну, и поколение растет! Классику не знают, голова забита всяким мусором, вампирами, дамским чтивом и статейками с «Леди.Ру.»
Не знаю, о ком это он рассказывал мне, студентке второго курса юридического института, интеллигентке в третьем поколении.
У нас дома неплохая библиотека, это открытие я сделала еще в первом классе. Так что насчет дамского чтива это не ко мне, хотя В общем, не без этого.
«Синеглазый брюнет, староват, не меньше тридцати, высокий лоб с залысинами, широко расставленные умные глаза, узкие губы и крупный эллинский нос, много курит», обследуя Коршунова и его рабочий стол с пепельницей, полной окурков, составляла я словесное описание для отчета перед Наташильдой.
Так что, говорите, вы делали на клумбе?
Вопрос был, что называется, на засыпку: что я могла делать на клумбе в центре городской площади, если я не работник городского предприятия по озеленению? Вот об этом мы с Наташкой не подумали
Ничего не делала.
А как же вы нашли браслет?
Я стушевалась. Наташильда что-то говорила о побудительной причине, но что именно вспомнить я не могла и чувствовала себя все неуютней под хитрым взглядом синих глаз младшего советника юстиции майора Коршунова. Этим своим взглядом майор напомнил мне сестрицу.
Я цветочки хотела соврать. Подсознание выдало меня с головой.
Своровать, в смысле? подсказал следователь Коршунов. Что еще мог подсказать следователь свидетелю?
В смысле, сорвать, промямлила я, лихорадочно пытаясь исправить фрейдовскую ошибку. Знаете, там такие миленькие цветочки после дождя расцвели, голубенькие, маленькие, не помню, как называются. Я такие видела в журнале. Очень хорошо смотрятся в белой вазочке.
Замечательно! И когда же вы нацелились на цветочки?
Вчера.
И вчера нашли браслет?
Да.
Господин Коршунов достал из ящика стола лупу, в точности такую, как у нас дома большую, прямоугольную, с ручкой, вытряхнул браслет из пакета на стол и с пристрастием исследовать.
Захватали все пальчиками, небось, придется отпечатки ваши снять. И ДНК заодно.
Я начала бояться по-настоящему.
Какие отпечатки? Какая ДНК? пролепетала я, бледнея.
Следователь вернул браслет в пакет и остановил на мне испытующий взгляд.
«Сейчас раскручивать и колоть будет», сообразила я и почувствовала приступ паники.
Так ты говоришь, что нашла этот браслет у памятника на площади Космонавтов?
Внезапно следователь стал мне «тыкать».
Наташка бы в такой момент обязательно ввернула пушкинское: «Пустое вы сердечным ты она, обмолвясь, заменила». В смысле, он заменил.
Да, проблеяла я, прислушиваясь к нарастающим признакам панической атаки.
А живешь ты где?
На начала я и захлопнула рот.
Ну? поторопил Коршунов.
Не скажу, заявила я.
Чего вдруг?
Я хочу остаться неизвестной. Вот.
Следователя точно током ударило: он резко выпрямился в кресле.
Значит, Екатерина Маслова в глухой отказ ушла?
Значит, подтвердила я, хотя понятия не имела, что значит «уйти в отказ», да еще и глухой. Интересно, что бы сказала по этому поводу Наташка? Можно уйти в отказ с точки зрения норм русского языка?
Сейчас посажу тебя в обезьянник на трое суток поумнеешь, пригрозил Коршунов.
Не имеете права! пискнула я и разревелась.
Прекратить! рявкнул Коршунов, и хлопнул по столу, так что все, в том числе и я, подпрыгнуло. Что за детский сад? Ты пришла помочь следствию или цирк устраивать?
Слезы и сопли полились ручьем. Икая и всхлипывая, я сняла очки, пристроила их на стол Коршунова, вынула платок из рюкзака и принялась громко сморкаться.
Это чье? прогремел Коршунов.
Я оторвалась от платка и уставилась на обличающий указательный палец следователя. Палец был направлен на мой носовой платок мамин подарок: батист с венским кружевом и вензелем «АГ», вышитым настоящим шелком в уголке.
Что? еще больше испугалась я.
Чей это платок?
Мой, в полуобморочном состоянии прошептала я.
Девушка, вы за кого меня принимаете? окончательно вышел из себя следователь. С чего это вы взяли, что здесь идиоты работают? Сначала называете себя Екатериной Масловой, потом объявляете, что хотите остаться неизвестной, теперь рыдаете в платок и утверждаете, что он ваш. Утверждаете?
Нет, не утверждаю, замотала я головой, это не мой платок, подружки, он случайно ко мне попал.
Как зовут вашу подружку?
Анна Голубева, ответила я. Почему бы нет? Могу я быть себе другом?
Адрес?
Чей?
Анны Голубевой!
Зачем? Она-то здесь при чем?
Здесь я решаю, кто при чем, а кто нет! Адрес!
Совсем потеряв голову, я назвала наш домашний адрес Садовая, 36.
Я могу идти?
И не мечтай! Сейчас сядешь и все напишешь: откуда браслет, при каких обстоятельствах ты его обнаружила, почему решила посмотреть выпуск чрезвычайных происшествий, почему решила помочь следствию все, как на духу. Иначе будешь сидеть трое суток в одной компании с наркоманом и двумя проститутками. Кивни, если поняла.
Я кивнула и опять заревела.
И слезами ты меня не проймешь, я тебе не папа и не школьный учитель физкультуры, освобождение от урока не получишь, следователь явно принял меня за школьницу.
«Ничего я писать не буду, пусть посадит в «клетку», так даже лучше, наконец-то Наташильда зауважает меня как личность!» мстительно подумала я.
Коршунов сунул мне под хлюпающий нос два листа бумаги, ручку, и направился в угол кабинета, где на тумбочке стояли чайник, чашки, сахарница и сушки в пакете.
Черт! возвестил Коршунов, открыв сахарницу. Все, как всегда.
За моей спиной хлопнула дверь кабинета, стало тихо
Момент, о котором я мечтала последние пятнадцать минут, наступил.
Не задумываясь о последствиях, я подкралась к двери, высунулась наружу, оглядела коридор путь был свободен!
Розовощекий с кем-то спорил по мобильному и на автомате открыл мне турникет.
Вылетев из здания, я кинулась на остановку и через двадцать минут входила в калитку родного дома, напрочь забыв о бабулиных очках, оставшихся на столе Коршунова.
Мои представления о воровской «малине» были почерпнуты исключительно из фильма «Место встречи изменить нельзя». Так вот.
Берусь утверждать, что весь день я провела, как лабух на воровской «малине».
Трясясь и прислушиваясь к уличным шумам, стуку калитки и телефонным звонкам, я сидела за пианино.
Начала я с гамм и арпеджио, потом плавно перешла к Черни, потом последовало «Турецкое рондо» Моцарта, потом первая часть «Патетической» сонаты Бетховена, в завершение, воображая себя Шараповым-Конкиным, я сбацала «Мурку».
Пока я музицировала, бабуля бродила по дому, как неприкаянная искала очки.
Пальцы бегали по клавишам, а я обдумывала ситуацию, от чего, конечно, сильно страдало исполнение.
Наташка все еще встречалась с Птичкиным, и я в муках придумывала, как деликатно сообщить сестрице, что я оставила следователю Коршунову наш домашний адрес
Можно без труда представить, какую реакцию эта новость вызовет, и какие прилагательные сестра употребит в мой адрес. С ее-то словарным запасом