Вскоре нам пошили нашу форму; правда, не сине-голубого цвета, как форма в наших ВВС, а из материала цвета хаки. Но мы и в ней выглядели вполне прилично. Наверное, поэтому наш командир Шилюк, когда мы шли со строевых занятий, метров за сто до парадного входа в штаб училища подавал команду «Смирно», по которой мы брали винтовки наперевес и парадным шагом подходили к входу и по команде останавливались, лихо опуская винтовки к ноге. Питались мы в офицерской столовой, где для нас было отведено два сдвинутых друг к другу стола. Кормили нас по курсантской норме, которая вполне удовлетворяла физиологические потребности нашего организма и даже позволяла набирать вес. Так, например, у меня он впервые в жизни стал равным восьмидесяти килограммам. Хотя при этом нам постоянно хотелось есть.
В феврале 1948 года меня вызвали в Москву на совещание, которое проводило Главное политическое управление Вооруженных сил СССР. В телеграмме, полученной в училище, было написано: «Командировать тов. Зрнича В. Д. в распоряжение генерал-лейтенанта Проничева по адресу: гор. Москва, Фрунзенская набережная, 19».
Получив такую телеграмму, наш командир Шилюк забеспокоился:
Для чего приглашают? Что бы это могло значить?
Преодолев, первое волнение я стал собираться в дорогу, а точнее собирать стали меня. Выписали мне командировочное предписание, выдали продукты на дорогу. Жена командира испекла пирожки, положила кусочек сахара, сала и какого-то чая. Взяла кружечку и чайную ложечку и все это завернула в домашнее полотенце. И это было взято из того строго нормированного пайка, выделяемого офицерскому составу по карточкам.
А командир продолжал беспокоиться и наставлял меня:
Дорога длинная, Москва большая, всякого жулья везде полно. Вещи не бросайте, документы берегите, от поезда не отстаньте!
Не беспокойтесь, товарищ лейтенант! В поезде я лягу на полку и буду спать, а в Москве я разберусь запросто. Не волнуйтесь, все будет хорошо.
Приехав в Москву, я на самом деле быстро нашел нужный адрес, позвонил генералу и доложил, что я, такой-то, прибыл. Он меня направил в ЦДКА (Центральный дом Красной армии), где уже собралось много народа. Это были в основном офицеры, прибывшие из училищ и академий всего Советского Союза и представляющие все виды и рода вооруженных сил. Кроме того, было много генералов из центрального аппарата и начальников некоторых учебных заведений. Наших генералов из Академии Генерального штаба почему-то не было. Нам было известно, что в то время там, на курсах, были начальник Генерального штаба ЮНА генералполковник Арсо Ёванович и еще несколько генералов.
Генералы ЮНА. В середине начальник Генштаба А. Jovanovic
Нас всех разместили в гостинице ЦДКА. Там же, в одном из залов, состоялся семинар-совещание на тему «Состояние обучения и воспитания военных кадров ЮНА и меры по повышению их качества». Оно проводилось Главным управлением кадров, Главным политическим управлением Красной армии и представителями военного и политического руководства.
На совещании были, как обычно, головной доклад, содоклады и выступления с мест. Из всех выступающих мне запомнился начальник Одесского пехотного училища генерал армии Захаров. Говоря о недостатках, он подверг резкой критике отношение слушателей к учебе: «Слушатели не проявляют настойчивость в достижении учебных целей, плохо относятся к физической закалке. Плохо отражают атаки танков, испытывают при этом танкобоязнь». Слушая эти слова, я представил себе, как наши офицеры тяжело переносят длинные марш-броски, окапывание, обкатку танками. И все это в любых погодных условиях. Все они не один год воевали, делали изнуряющие переходы по горным кручам, встречались с танками, но все это было во многом не так. Иногда было и тяжелее, но это диктовалось военной обстановкой, да и тактика у нас в соответствии с этим была другой. А сейчас они спрашивали: какая в этом военная необходимость?
Владо Зрнич, делегат 11 KNO-бригады на Съезде молодежи. Мостар. 1945 год
Я сейчас, конечно, очень смутно помню, чем и как закончился этот семинар-совещание. Но очень хорошо помню, что вдобавок к нему устроители предусмотрели и спланировали большую культурную программу. Она предусматривала посещение мавзолея, музеев и театров, завода им. Сталина и ряд других достопримечательностей. А вообще нужно сказать, что совещание было организовано достойно. Размещение, питание, экскурсии по историческим местам и досуг все было на высочайшем уровне.
Один из последних дней нам был дан для посещения посольства и решения там своих личных вопросов. А еще один день нам был выделен для встречи с представителем ЦК КПЮ (Центрального комитета Коммунистической партии Югославии) в СССР. В то время им был Пуниша Перович. Беседу он проводил индивидуально или с небольшими группами курсантов и офицеров. Если мне память не изменяет, квинтэссенцией беседы были его советы «почерпнуть как можно больше знаний, так как они нам будут нужны». Это для нас всех было настолько очевидно, что не было никакой необходимости лишний раз напоминать. Так мы думали тогда, не подозревая наличия какого-либо другого смысла в этих словах. А он имелся, о чем мы убедимся чуть позже.
Я приехал из Москвы, доложил начальству и рассказал ребятам, что и как было, что с нас требуется, хотя об этом можно было и не говорить. Учились мы хорошо, нарушений дисциплины и порядка у нас не было. Но у меня осталось какое-то сомнение от разговора с представителем ЦК. Впечатление было такое как будто бы он что-то недоговаривает.
Между тем наша жизнь проходила как и раньше, без особых изменений. Правда, мы уже изучали специальные предметы, ждали весны и лета, надеялись, что поедем в отпуск. Но, к сожалению, события развивались по другому сценарию.
2. «Трагедия» 1948 года
В один из июльских дней 1948 года, придя к нам на занятия, капитан Козин, преподаватель истории КПСС, поздоровался и необычным манером обратился к нам: «Товарищи курсанты, сидите спокойно!» Далее он продолжил: «Мне поручено довести до вас один важный документ». Он достал газету «Правда» и сказал, что 18 июля 1948 года в Праге состоялось совещание Информационного бюро братских коммунистических партий, на котором была принята резолюция «О положении в Коммунистической партии Югославии».
Конгресс КПЮ. Доклад И. Тито
Далее он стал читать нам содержание этой резолюции. Суть ее сводилась к тому, что руководство КПЮ (Коммунистической партии Югославии) отошло от и принципов марксизма-ленинизма и взяло курс на реставрацию капитализма в Югославии.
В подтверждение этого в статье приводились сведения о том, что югославское руководство отказалось от индустриализации промышленности и коллективизации сельского хозяйства. Кроме того, в резолюции указывалось, что партия наводняется непролетарскими элементами, установлена слежка за советскими специалистами, работающими в Югославии, и всякие другие небылицы. В заключение он сообщил, что наше руководство отзывает нас и, таким образом, наша учеба и пребывание в СССР прекращаются.
Между тем руководство КПЮ отвергло обвинения в свой адрес и адрес Югославии, как не имеющие никаких оснований. Вскоре состоялся V съезд КПЮ, который также отверг обвинения в адрес компартии Югославии, принял устав и программу партии, которые определяли пути партийного строительства и социалистических преобразований страны. После этого руководство КПСС и СССР порвали всякие отношения с Югославией. Их примеру последовали и все «братские партии и страны».
Дорогие читатели, нет нужды вам говорить, о том, что это означало для нас? Это был гром среди ясного неба.
Мы были в шоке. Все, что нам сообщили, мы приняли как катастрофу, как крушение всех наших планов, надежд и идеалов.
Мы были в полном смятении, плакали и разумом не могли понять, что произошло, а душой и сердцем принять. Настолько сильна была у нас тогда вера и любовь к СССР и его народу. Но, несмотря ни на что, надо было решать, что делать? А что делать, никто не мог знать и решить. Одни говорили, что поедут; кто-то говорил наоборот, что никуда не поедет. В нашем маленьком коллективе наступила настоящая смута. Я, как партийный секретарь, должен был всех призвать выполнять приказ и решение партии, но я не мог принять никакого решения.
Вдруг кто-то из ребят заявляет: «Я никуда не поеду». И со всех сторон раздаются такие же голоса, и незаметно обстановка стабилизируется: едет только Ёванович, все остальные остаются. Так вопрос разрешился сам собою, как-то незаметно и без взаимных обвинений и упреков. Здесь необходимо отметить, что командование училища, к его чести, не вмешивалось в наши дела.
Мы написали заявления с просьбой о продолжении учебы до улучшения отношений между Югославией и СССР.
Вот когда до меня дошел смысл слов представителя ЦК, высказанных тогда на совещании в Москве. Оказалось, что конфликт возник уже давно, и вот-вот должна была наступить его развязка. Товарищ Перович, конечно, об этом знал и намеками давал нам понять, что возможен разрыв отношений, но надеялся все-таки на лучшее и на всякий случай предупреждал нас таким «деликатным» способом.
После разрыва отношений с Югославией со страниц «Правды» и иных советских газет, а также газет других «братских стран» полились потоки грязи на югославское руководство и все связанное с Югославией. Тито представляли палачом югославского народа с кровавым топором в руках.
В нашей жизни произошли серьезные изменения: нам предоставили советское гражданство и зачислили в кадры Вооруженных сил. Более того, нас приняли в партию. Правда, прием этот длился около шести лет. Мы, как выходцы из другой партии, должны были пройти все партийные комиссии, включая и партийную комиссию при ЦК КПСС. Поэтому если мы были приняты в первичную партийную организацию в 1949 году, то партийные билеты нам были вручены только в 1955-м.
Мы тогда не представляли всей глубины этих изменений, мы не думали, что наше пребывание затянется так надолго, а возвращение не состоится, вплоть до появления третьего нашего поколения, теперь уже метисов южнославянских и российских кровей.
Несмотря на оставленный на наших сердцах еще один рубец, мы продолжали жить и учиться, но теперь уже в полном отрыве от своего родного края, родных и близких.
Нам оставалось учиться каких-нибудь полгода, наши «раны» мало по малу заживали. Да и молодость брала свое! Мы знакомились с девушками и проводили с ними время; ближе к выпуску многие из них стали более «ручными» и настойчивыми, и некоторые ребята не выдерживали их «натиска», и наступало время свадеб. У меня такой девушки не было, и мне было проще. Вернее, она была, но нас задолго до выпуска разлучили. Это была Яна, с которой мы более года дружили. Но она меня оставила.
В один прекрасный день она мне сказала, что нам нужно расстаться. На мои вопросы «Почему? Что случилось?» был один ответ «Так надо».
Владичек, милый, ты знаешь, что я тебя люблю! Поэтому ничего не спрашивай, так надо.
Я был удивлен и ничего не мог понять. Но интуитивно чувствовал, что здесь есть какая-то, мне непонятная, причина.
Как впоследствии выяснилось, все было очень просто. Ее мать служила в областном управлении МВД, а по их законам запрещалось всякое знакомство и общение с иностранными гражданами. Мать, по-видимому, разрешала Яне со мною дружить до поры до времени, но не более.
Я несколько раз бывал у них в квартире, видел эту маленькую, щупленькую, всю прокуренную женщину и никогда не мог понять ни ее саму, ни ее нрава. Если бы не она, как знать может, и наши отношения с Яной, и судьба сложились бы иначе. Но, как известно, история не признает сослагательного наклонения, и мы не в силах и не вправе ставить вопрос «А если бы?».
Все имеет начало и конец. Так незаметно пришел конец и нашей учебе. Где-то в октябре мы сдали государственные экзамены, показав при этом по решению государственной комиссии хорошие знания авиационного вооружения современных самолетов, правил и навыков его эксплуатации. Нам присвоили звания техник-лейтенантов, но назначения мы не получили. Мы его ожидали три месяца. А почему? Мы не знали и не переживали по этому поводу. Не получив ни одного отпуска за три года обучения, мы радовались возможности расслабиться и отдохнуть.
3. Мы в Сибири
В январе 1950 года пришел приказ ГК ВВС с нашими, назначениями. Я, Айдинович, Радославлевич и Мамула направлялись в Иркутское военное авиационное техническое училище. Наши товарищи: Десница, Баракович, Чордарев, Максимович и Тодорович в Южно-Уральский военный округ в город Чкалов.
Почему мы получили такое назначение, нам никто не объяснял. Были какие-то разговоры, но из них ничего вразумительного нельзя было понять. А дело было вот в чем. Примерно в то же время или чуть раньше одна группа наших земляков закончила Энгельсское училище летчиков бомбардировочной авиации, а вторая Чкаловское училище летчиков штурмовой авиации. Кроме того, в Харькове, Москве и Серпухове были выпущены группы офицеров по эксплуатации самолетов, их радио и приборного оборудования. Учитывая это, командование ВВС решило собрать нас всех вместе и сформировать авиационный полк. Летного и технического состава хватало на полнокровный четырехэскадрильного состава полк. Командование полагало, что так будет лучше и удобнее для всех нас, что вдали от Родины нам будет вместе лучше. Так появился 645-й отдельный смешанный авиационный полк (ОСАП), своеобразная югославская «Нормандия». Но для комплектации полка нужно было переучить часть личного состава, как летного, так и технического. Вот нас и направили в Иркутск на переучивание.
Итак, мы едем в город Иркутск. Что это за город у нас нет никакого представления.
Да и вообще мы не знаем ни края, куда едем, ни города, где нам придется жить и учиться. Мы знаем только одно, что углубляемся в Россию и нам предоставляется возможность еще больше ее узнать. Нельзя сказать, что я ничего не знал о Сибири. Я из гимназического курса географии еще помнил, что это не страна и не край, а цельная планета, вмещающая в себя несколько десятков европейских стран. Я также помнил, что она покрыта лесами, которые называются тайгой, в которых водятся медведи и зимой бывают сильные морозы.
Город Иркутск
И вот наш транссибирский экспресс, рассекая необъятные просторы Сибири, везет нас на Восток. Мы переезжаем границу Европы и Азии. Правда, без всяких таможенных и пограничных досмотров. Две таблички с надписями «Европа» и «Азия», прибитые к полосатому столбу с разных сторон, нам показывают, что мы переезжаем с одного континента на другой. Мы едем через города-гиганты (Омск, Новосибирск, Красноярск) и просто города, пересекая великие сибирские реки: Обь, Енисей и Лену. И наконец, прибываем в город Иркутск.
Иркутск центр Иркутской области. Один из крупнейших экономических центров Восточной Сибири. Расположен в месте впадения реки Иркут в Ангару, на удалении около шестидесяти километров от озера Байкал. Важнейший транспортный узел на транссибирской железнодорожной магистрали, судоходной Ангаре и центре автодорог, крупный аэропорт.