Еще одна причина выйти из спальни: голод. Приходится идти на кухню, что-то накладывать в тарелки, наливать кофе со сливками и нести это назад в спальню. Я не готовлю ни себе, ни Йенсу. Каждый сам по себе. Я всегда с удовольствием готовила для Жени и даже для Карстена, но никакого желания выкладываться для Йенса у меня нет.
Йенс всегда покупает полуфабрикаты. Даже жареная картошка с колбасой и та в упаковке из фольги, нужно просто высыпать содержимое на сковородку. В Германии есть все для ленивых хозяек. Йенс говорит, что готовить из натуральных продуктов не экономно, они стоят дороже. Гораздо проще и дешевле разогреть уже готовые котлеты и готовый гарнир, съесть полбанки действительно вкусного густого фруктового йогурта, и завершить трапезу кофе с молоком и куском Apfelkuchen или другим готовым пирогом из супермаркета. В качестве десерта Йенс иногда покупает виноград и бананы. Бананы я не люблю, их ест он. А виноград предназначен для меня. Еще он покупает упаковки всевозможных чипсов и снеков, но я практически не прикасаюсь к ним, не хочу закидывать эту гадость в организм, достаточно того, что я травлю его сигаретами.
Йенс делает покупки ежедневно. Это разнообразит его день так же, как и ежедневная стирка и принятие ванны. Чем еще ему заниматься, ведь он не работает. Целый день сидеть у компьютера и смотреть всякие сайты- по мне, так можно с ума сойти от скуки. В Бад Бодентайхе два продуктовых супермаркета- Lidl и Aldi, это крупнейшие розничные сети в Германии и, кажется, вообще в Западной Европе. Их точки есть в каждом населенном пункте. Что-то типа наших «Магнита» и «Пятерочки», да и ассортимент практически тот же. В Aldi Йенс наведывается реже, потому что он дальше от нашего дома и цены там бывают повыше. Но зато этот супермаркет расположен по пути к маминому дому, и когда Йенс навещает Герду, он заезжает за покупками туда.
Более удобно Йенсу наведываться в Lidl- он всего в пяти минутах от нас, находится при въезде в город (мы живем на окраине Бад Бодентайха, судя по тому, как близко подходит лес к нашему дому). И хотя до магазина можно дойти пешком, Йенс предпочитает велосипед- так удобнее, чтобы не нести покупки в руках. Так делают все местные, у кого нет автомобиля.
Сборы в магазин- это целая церемония, и я жду ее с нетерпением, потому что только в те короткие промежутки, когда он уезжает за покупками, я остаюсь совсем одна в квартире и могу порыться в документах, проверить, не припрятал ли он снова важные письма, предназначенные мне. Йенс собирает в рюкзак пустые пластиковые бутылки из-под своего дешевого пива, от которого воротил нос Рональд, муж моей сестры, когда они приезжали к нам в гости. По мнению Рональда, это не пиво, а просто дешевое пойло. По мнению Йенса, и такое сойдет, потому что можно набрать целую упаковку на вечер по невысокой цене. Когда я указываю ему на вред такого количества пива в принципе, он говорит, что его врач напротив рекомендует, потому что это снижает давление. Приятная замена лекарствам, которых Йенс не употребляет, и хорошее оправдание своему ежедневному пьянству.
Бутылки можно сдать в супермаркет, загрузив их в специальный аппарат. А взамен получить чек, который примет кассир на кассе и сделает скидку на сумму от сданной тары. Немцы экономно относятся к материалам, и к переработке отходов подходят не так, как в нашей России. Домашний мусор в Нижней Саксонии разделяют по пакетам, отдельно для пластика и фольги, отдельно для бумаги, и биоотходов. Особенно важно отделять первую категорию с упаковочными материалами, они кладутся только в специальные желтые пакеты (Gelbe Tonne), которые Йенс и другие жители могут бесплатно получать в почтовом отделении. Заполненные пакеты Йенс прихватывает с собой, когда отправляется в магазин за покупками, чтобы оставить на выходе в мусорных контейнерах, так же разделенных по видам отходов.
После сбора рюкзака Йенс идет в подвал в Keller за велосипедом. С балкона я могу видеть, как он выводит его на улицу по маленьким порожкам с обратной стороны дома, и отправляется в путь. Теперь можно быть уверенной, что в течение получаса он дома не появится, и наступает счастливый момент, когда я могу походить свободно по комнатам, посидеть в гостиной на софе и полазить по шкафам и ящикам в квартире.
Мне хочется узнать побольше о муже, о его прошлом. Но вот удивительно: в доме нет никаких писем, никаких документов. Это означает одно: Йенс отвез их куда-то в другое место или в доме есть тайник, который я не могу найти. Единственное, на что я натыкаюсь, это подписанные мной когда-то под давлением Карстена в кабинете адвоката Йенса бумаги на оформление детского пособия (Kindergeld) на моих сыновей. Теперь я знаю, что затея провалилась, раз они вернулись назад.
Я с самого начала предупреждала Йенса, что это бесполезная затея, потому что мои сыновья не только не прописаны в Германии, но и не являются гражданами тех немногих государств Восточной Европы, которые входят в Евросоюз, и студенты из которых могут получать пособия, даже находясь за пределами Германии. Но полгода назад Йенс был твердо намерен каким-то образом провернуть эту аферу. Бумаги зарыты глубоко под чистыми листами бумаги формата А4 в нижнем выдвижном ящике у компьютерного стола. Я на всякий случай достаю их и рву на части. Не хочу, чтобы имена моих детей и их данные где-то фигурировали, я не доверяю человеку, с которым живу. Куски разорванной бумаги приходится прятать в мой рюкзак, иначе Йенс непременно увидит их среди прочего мусора и будет задавать вопросы. Выкину завтра по дороге в школу.
Когда Йенс вернется, я снова спрячусь в спальне. Разложу на широкой кровати свои тетрадки и учебники и буду делать домашнюю работу. Не знаю, чем бы я занималась, если бы не школа. Благодаря учебе, я каждый день могу выходить в свет, а не киснуть в четырех стенах, а выполнение домашнего задания коротает мне часы с обеда до вечера. После уроков я включаю себе какую-нибудь аудиокнигу на Youtube и слушаю часами, пока не наступает ночь. Под голос диктора часов в 10-ть я уже проваливаюсь в сон. В отличие от мужа, мне завтра рано вставать, чтобы успеть на утренний поезд до Ильцена.
И хотя для Йенса по-прежнему принципиально важно, чтобы мы спали в одной постели, я знаю, что раньше 34 часов ночи он в нашу спальню не придет. Так и будет сидеть у себя в гостиной за компьютером. Большая супружеская кровать с двумя матрасами позволяет нам не соприкасаться телами, когда он ляжет на свою половину. Я проснусь на мгновение, услышав, как он заходит в комнату, покрепче закутаюсь в свое одеяло и отвернусь к стенке. Всю оставшуюся ночь мне придется спать на этом боку, потому что у меня вызывает отвращение даже мысль дышать его дыханием. Это Вам не как в песне Вячеслава Бутусова, а совсем наоборот. Излишне говорить о том, что сплю я исключительно в пижаме.
Иногда, до того как он закончит свои ночные бдения за компьютером, сквозь закрытые двери я, внезапно проснувшись, слышу, что он с кем-то общается по телефону. Это явно не мама, слишком поздно. Разговаривает в расчете на то, что я уже сплю, и это пугает меня. Я выхожу из спальни и разговор сразу же прекращается. Иду с сигаретами через гостиную на балкон и вижу, как Йенс, не ожидавший моего появления, быстро сворачивает экран дисплея. Он поворачивается ко мне с лучезарной невинной улыбкой:
Что случилось, шаци (дорогая)?
Ничего, я просто захотела в туалет, а теперь хочу покурить.
Я подхватываю с софы плед и кутаюсь в него на ходу. Все-таки на улице уже осень.
Он идет вслед за мной, на ходу распечатывая свою сигару, и несет какую-то отвлекающую ерунду по поводу погоды и бессонницы.
Кальт (холодно). говорит он поеживаясь, но продолжает стоять на балконе в халате и тапках на босу ногу. А почему ты не спишь?
Он проверяет по моим репликам, не слышала ли я его разговор, что именно я слышала и не от этого ли я проснулась. Но я уже давно знаю, как себя надо вести с этим человеком.
Я спала, только вот выпила много кофе перед сном. Пришлось вставать в уборную.
Говорю безмятежно и естественно. Я ничем не выдаю себя, и Йенс успокаивается.
Ладно, пойду попробую снова заснуть, зеваю я и топаю назад в спальню. Еще несколько минут я размышляю о том, с кем Йенс мог разговаривать посреди ночи, но потом проваливаюсь в сон уже до утра.
Глава 9. Вылазка за краской для волос или Как довести мужа до паники
Он действительно следит за мной. У меня не паранойя.
Поначалу он вскакивает даже по утрам, когда я собираюсь в школу, чтобы наблюдать за мной. Даже несмотря на то, что он ложится спать в 34 часа ночи, ему не лень подниматься вместе со мной в 7 утра. Вот и сегодня, почесываясь и позевывая, стеная как ему хочется спать, он натягивает растянутые треники и футболку и тащится за мной в гостиную. Там он сидит бесцельно в своем компьютерном кресле, пялясь на то, как я одеваюсь и крашусь. Конечно, он не забывает при этом отпустить какое-нибудь замечание типа:
Русская фрау! смешок.
Я делаю вид, что не понимаю, о чем речь, хотя мне ясно, что он намекает на то, как тщательно я наношу косметику на лицо. Так, по его мнению, делают только русские женщины. Он повторяет эту «шутку» из раза в раз, так что она уже завязла у меня в зубах.
Wie, bitte? спрашиваю я, едва сдерживая раздражение.
Раньше я думала, что по-немецки вопрос «что» должен звучать «Was?» Потом Йенс и Карстен сделали мне замечание, что так делают только крайне не вежливые люди (и иностранцы, как я). Правильно говорить «что, простите?» Теперь я отвечаю ему только так, подчеркнуто вежливо.
Он малюет воображаемый круг на лице, имитируя наложение макияжа, и смеется.
Я ничего не отвечаю, продолжая свою процедуру. Но внутри меня все кипит. Невероятно бесит, когда за каждым твоим движением пристально и неотрывно наблюдает пара глаз. Особенно, когда ты красишься! От его взгляда я теряюсь, движения становятся неловкими. Рука дрогнула, и стрелка, которая должна была тонкой линией лечь по верхнему веку, превращается в корявый зигзаг. Я психую и ухожу в ванну поправлять линию в уединении перед большим зеркалом. Дверь в ванную тоже не закрывается на защелку, но я знаю, что сюда он не сунется. Как- то он попытался войти, когда я принимала душ, но получил такой отпор, что предпочел больше не нарушать эту границу.
Он включает компьютер, снова зевает, идет налить себе кофе в общем, пытается придать какой-то смысл своему раннему подъему. Но единственный смысл в этом всем-не спускать с меня глаз, следить, не собираю ли я вещи, чтобы снова убежать от него. Это и смешно, и противно.
К счастью, спустя несколько месяцев, ему это надоест. Убедившись в том, что я никуда не собираюсь бежать, он, наконец, расслабится и предоставит мне счастливую возможность быть полноценной хозяйкой в гостиной по утрам. Тогда я смогу краситься и смотреть утренние передачи по телевизору, в то время как он будет высыпаться после своих ночных бдений у компьютера.
Йенс не экономит на воде: на свои «хотелки» ему ничего не жалко. Каждый день он обязательно принимает горячую ванну, наполняя ее ароматными маслами и пенящимися гелями для душа. Все полочки над ванной и ее бортик у стены с маленьким окошком уставлены красочными флаконами. Но я не могу позволить себе такого удовольствия, даже душ я принимаю в лихорадочной спешке. Я знаю, что пока я моюсь, Йенс роется в моем рюкзаке. Я пару раз заставала его за этим занятием, выходя внезапно из душа и специально не выключив воду, чтобы он думал, что я все еще там. Никакие скандалы, последовавшие за этим, не могут убедить меня отныне, что он оставил эту затею. Я все время боюсь за свои документы, и у меня уже вошло в привычку прятать паспорт под половичок в разных концах комнаты, пока я купаюсь. Телефон я беру каждый раз с собой: я еще не забыла, как он копировал мою личную переписку и как в марте, спустя пару недель после моего приезда, они с Карстеном украли мой мобильник.
В один из дней Йенс покупает мне краску для волос совсем не того оттенка, который мне нужен. Я использую его промах как шанс получить разрешение самой пойти в магазин за нужными мне покупками. Ему нечем крыть, и он соглашается. Мне выдают 30 евро, и, довольная тем, что, наконец, могу сама выбирать, на что мне потратить деньги, я отправляюсь в Aldi. Во-первых, там выбор больше, во-вторых, этот супермаркет находится подальше от дома, и я смогу еще прогуляться. Любая возможность вырваться из дома радует меня. Поэтому после Aldi, где, кстати, тоже не находится нужного мне оттенка, а стало быть покупка откладывается на завтра (в «Rossman» в Ильцене все есть наверняка), я сворачиваю в сторону парка. Там я немного прогуливаюсь по его тихим аллеям, выкуриваю пару сигарет на лавочке у самой кромки воды, наблюдая за танцем уточек по водной глади, и лишь потом нехотя поворачиваю домой. Мой телефон внезапно начинает вибрировать от настойчивых звонков Йенса. Началось!
Да?
Марина, где ты?
Я иду домой.
Прошел уже целый час,
И что?
Супермаркет находится рядом, ты уже должна была вернуться!
Я ничего не должна. Я зашла в парк.
Но ты не сказала мне, что ты идешь в парк!
Я решила это внезапно! психую я и отключаюсь.
Теперь мне точно не хочется домой. Я оказываюсь как раз рядом со станцией. Сажусь под металлический навес и пытаюсь успокоиться. Все мое существо противится тому, что от меня требуют отчета за каждый мой шаг. Кровь просто закипает в жилах. Снова закуриваю сигарету и начинаю листать телефон в поисках расписания поездов. Давно уже хотела съездить в Брауншвейг, тем более он на одной транспортной линии с Бад Бодентайхом. Почему бы и нет? У меня с собой целых 30 евро, хватит и на поездку, и покушать, и на путь назад. Сейчас куплю билет и пусть Йенс бесится, сколько хочет.
Марина!
Я поднимаю голову и оторопело смотрю на возникшего как из под земли Йенса. Он тяжело дышит, бедолага. Сразу видно, что мчался на своем велосипеде как бешеный. Да, моя поездка в Бранушвейг откладывается снова на неопределенный срок.
Марина! почти визжит он, весь красный от гнева и чрезмерной физической нагрузки- Что ты тут делаешь???
Ах, ну да, я же сижу на станции, явный признак того, что я решила сбежать.
Я же сказала тебе, что я гуляю.
Ты сказала, что ты гуляешь в парке. Я не нашел тебя там. Потом Мануэла, спасибо ей, сказала, что видела тебя по дороге сюда!
Черт бы побрал эту Мануэлу и моего муженька с ней в придачу. Но это еще не все. Он извлекает из кармана какой то исписанный ручкой лист, и я только при ближайшем рассмотрении понимаю, что этот такое. На прошлом уроке в школе мы всем классом отрабатывали тему составления официального письма. Написание писем в Германии, как я уже говорила, должно строиться по четко определенным шаблонам. И официальное письмо входит в программу нашего будущего экзамена. Мне достался вариант составить письмо учителю о том, что я заболела и не могу посещать занятия.
Испещренный красными Ритиными пометками листок мог вызвать подозрения только у такого больного на голову человека, как Йенс. Не сразу до меня доходит, что он решил, будто я на самом деле написала такую записку в школу, чтобы не прийти на занятия, а вместо этого отправиться в гости к моему несуществующему любовнику.