К такому сопоставлению гимнов Риг-веды и священного канона тамильских бхактов обращался А. М. Пятигорский, выявляя на внешнем смысловом уровне текста «прагматику» в первых и эмоционально-личное начало в последних [Пятигорский 1962: 8199]. Когда мы говорим о «прагматике» ведийских гимнов, то здесь, конечно, важно учитывать, что в данном случае имеется в виду именно внешний смысловой уровень текста отдельных гимнов этого древнейшего религиозного источника. Гимны Вед также могут трактоваться и с другой позиции глубинного духовного символизма, которой придерживался, например, выдающийся бенгальский мыслитель и духовный учитель Шри Ауробиндо (см. [Шри Ауробиндо 2004]).
Тем не менее, проведённое А. М. Пятигорским такое сравнение гимнов по большому счёту в рамках одной и той же религии, индуизма [16] (хотя, конечно, на разных временных этапах её развития) может ярко демонстрировать суть бхакти как духовно-психического явления.
Известный индийский мыслитель, мистик и поэт, основоположник философского учения адвайта-веданты Ади Шанкарачарья (VIIIIX вв.), в свою очередь, ярко и образно описывает бхакти как преданность Богу Шиве в своей знаменитой работе на санскрите Шивананда Лахари, перевод отдельных строф из которой цитирует Шри Рамана Махарши:
«(1) Что есть бхакти?
Это подобно тому, как плод анкола [17], упавший с дерева, позже воссоединяется с ним, или как кусок железа притягивается к магниту, так же и мысли, однажды возникнув, растворяются в своём первоисточнике. Это и есть бхакти. Первоисточник мыслей это стопы Господа Ишвары. Любовь к Его стопам означает бхакти. (61)».
«(2) Плод бхакти:
Густое облако бхакти, образовавшееся в трансцендентном небе Божественных Стоп, проливает дождь Блаженства (ананды) и наполняет озеро ума так, что оно выходит из берегов. Только тогда джива[18], испытывающая бесчисленные перевоплощения, достигает своей истинной цели. (76)».
«(3) Где находится место для бхакти?
Поклонение богам, имеющим начало и конец, может приносить соответствующие плоды, которые так же преходящи. Чтобы пребывать в вечном блаженстве, наша преданность должна быть направлена к своему источнику, а именно к Стопам вечно благостного Господа. (83)».
«(4) Бхакти можно пережить исключительно на личном опыте, а не на уровне слов:
Какова польза от логики или полемики? Зачем тратить время на все эти размышления и обсуждения? Хватит перетруждать ваши голосовые связки! Помышляйте о Божественных Стопах и пейте Их нектар! (6)».
«(5) Бессмертие это плод высшей преданности:
При виде того, кто укрепил своё сердце в Божественных Стопах, Смерть вспоминает своё поражение при встрече в прошлом с Маркандейей и убегает прочь[19]. Все другие боги поклоняются только Шиве, помещая свои коронованные головы к Его Стопам. Богиня Освобождения, Его супруга, всегда остаётся Его частью. (65)».
«(6) Если в человеке присутствует бхакти условия воплощения дживы не могут на него никак повлиять. Какими бы разными ни были тела, лишь ум может раствориться в Божественных Стопах. Блаженство переполняет сердце! (10)».
«(7) Преданность всегда непоколебима:
Где бы ты ни был и что бы ни происходило позволь уму раствориться во Всевышнем. Это есть Йога! Это и есть Блаженство! Это означает стать настоящим Йогином или воплощённым Блаженством! (12)».
«(8) Карма-йога это также бхакти:
Поклоняться Богу, преподнося Ему цветы и другие материальные предметы, довольно утомительно. Положи единственный цветок своё сердце к Стопам Шивы и пребывай в Высшем покое. Не знать такой простой вещи и ходить кругами, как же это глупо! Какая же это горесть! (9)».
«(9) Такая карма-йога ведёт к прекращению движения колеса сансары[20]:
Какой бы ни была стадия жизни (ашрама) у бхакта, если только раз он помыслит о Шиве, Тот освободит Своего бхакта от бремени сансары, взяв это бремя на Себя. (11)».
«(10) Преданность (бхакти) это Джняна (истинное знание):
Ум, растворяющийся в Стопах Шивы, это и есть Преданность. Невежество ушло навсегда! Это есть истинное Знание! Это есть Освобождение! (91)».
[Talks with Sri Ramana Maharshi 2003: 413414].Подходя к изучению бхакти с интеллектуальной позиции западных исследователей, важно иметь в виду то, что изучать его только как религиозное направление будет весьма ограниченным подходом, потому что явление это сложное, диахроническое и синкретическое. Помимо религиозного, оно включает множество других аспектов философских, социальных, исторических, общекультурных, литературоведческих, эпиграфических и т. д.
С религиоведческой точки зрения, бхакти предстаёт комплексом религиозных течений, имеющих общую основу мистицизм, но различных по своей удалённости от основного религиозного русла (cм. [Ванина 1999: 244]). Одни сохраняли близость к ортодоксальному индуизму (так, мы сможем в этом наглядно убедиться, исследуя далее в книге традицию бхакти на примере гимнов Самбандара), другие в той или иной степени могли считаться религиозной «реформацией», своего рода «ренессансом»[21] и даже «ересью», а третьи постепенно становились самостоятельной религиозной системой, такой, как, например, сикхизм (cм. [Ванина 1999: 244]) [22].
С социально-исторической точки зрения, возникновение в индуизме комплекса течений бхакти объясняется исследователями, оперирующими общим принципом развития религии, согласно которому даже очень развитые религиозные формы постепенно утрачивают живую связь с духовными запросами значимой части населения в условиях меняющейся социально-культурной жизни и превращаются в мёртвые формулы, служащие лишь интересам жреческой иерархии. Чтобы сгладить это противоречие, как правило, необходимы те или иные изменения в культе, чтобы он стал понятнее, ближе и доступнее людям. Как отмечает Е. Ю. Ванина в работе Средневековый мистицизм (1999),
«такое противоречие особенно обострялось, когда конкретная религия сталкивалась с определённым соперничеством со стороны другой конфессии Это особенно видно на примере индуизма, которому постоянно приходилось отстаивать себя в присутствии буддизма, джайнизма, ислама. Но и в тех случаях, когда внешней опасности не было, само существование данной религии требовало постоянной адаптации к меняющимся условиям и новым общественным процессам, будь то распространение классического индуизма на Юг, взаимодействие с местными культами, рост общественного влияния и самосознания низких каст, иные социокультурные изменения. Бхакти стало, таким образом, одним из важнейших средств самокоррекции индуизма и условий его выживания»
[Ванина 1999: 243244].Бхакти имеет богатую историю и представлено на полуострове Индостан возникшими в разное время региональными традициями. Общепринято считать, что идеи бхакти впервые обрели специфическую поэтическую форму в VIVII вв. на Юге, в стране тамилов (деятельность и творчество святых наянаров и альваров), откуда, скорее всего, они распространились в соседний Карнатак (традиция лингаятов [23], с XII в.), Махараштру (традиция маханубхавов и варкари[24] с XIII в.), на Восток Индии в Бенгалию (где расцвет кришнаитского бхакти связан с именем Чайтаньи[25], XV в.), на Север, Северо-Запад, Раджпутану и Гуджарат (XV в.) [26]. Каждой из традиций при наличии в них главного объединяющего начала, общего «духа» бхакти личной, эмоционально выражаемой любви к Богу свойственна яркая самобытность. Некоторые из них демонстрировали противостояние друг другу в тех или иных мировоззренческих, социальных и культовых идеях. Например, в традициях так называемого сагуна-бхакти (saguṇa на санскрите букв. «имеющий качества») почитали Бога в антропоморфной ипостаси Кришны, Рамы [27] и т. д., большое значение придавалось храмам и паломничествам по святым местам. Крупнейшими представителями сагуна-бхакти были Чайтанья, Сурдас [28], Тулсидас [29], Видьяпати [30], Мирабаи [31] и другие. Последователи направления ниргуна-бхакти (nirguṇa на санскрите букв. «не имеющий качеств»), которому были близки известный поэт-святой Кабир[32] и основатель сикхизма Гуру Нанак (XVXVI вв.), утверждали, что Бог лишён зримого образа, а внешние формальные стороны культа поклонение божественным статуям, паломничества и обряды Кабир именовал «мишурой» [Kabīr 1960: 262]. Возглавляемая Басавой [33] община поклонников Шивы лингаятов, в отличие от большинства традиций бхакти, не признавала авторитет священных Вед, а обителью Бога у них стало само человеческое тело, которое Басава уподоблял храму [Hakari 1965: 36].
Образно процесс распространения бхакти, сопровождаемый как расцветом, так и упадком, представлен в довольно часто цитируемых строфах текста Бхагаватамахатмья (bhāgavatamāhātmya), примерно датируемого началом XVIII в., где присутствует персонифицированный образ Бхакти как женщины, рассказывающей свою историю:
(Bhāgavatamāhātmya I.47, I.49)[35]Проблемы связей между региональными традициями и их влияния друг на друга до сих пор не изучены достаточно полно: как правило, исследователи занимаются либо отдельными традициями бхакти, либо отдельными аспектами этого явления в целом, а зачастую отдельными аспектами в рамках какой-либо одной традиции. Поэтому очень сложно говорить о бхакти в Индии, затрагивая все стороны этого явления, другими словами, представляя его некой многомерной панорамной картиной (каковым оно, в действительности, и является), скорее, мы имеем дело с изучением отдельных её фрагментов.
Однако можно предпринять попытку условно выделить и проследить относящиеся к древности указания на истоки и природу бхакти как целостного явления, исходя из чего, возможно, станет легче изучать развитие духовных традиций на этой основе, а в нашем случае традицию тамильского шиваитского бхакти, наянаров, к которой принадлежал Самбандар.
Санскритское понятие «бхакти» (от корня bhaj «разделять», «быть причастным [богу]») означает любовь и преданность личному богу, обладающему чертами некой конкретной персоны с определёнными характеристиками и атрибутами [36], и связано при этом с восприятием его как Вселенского Абсолюта.
Ещё в ведийских текстах возникает идея Брахмана, сначала как некой опоры ритуала и заключённой в нём силы, потом как опоры мира и космической силы, приведшая к отражённым в Упанишадах рассуждениям о Брахмане как безличной и единственной сущности мира, его основе и причине [37]. В то же время чрезмерная абстрактность описаний этого высшего начала, составляющих своего рода кульминацию религиозного мышления ведийского брахманизма, могла быть слишком сложной и отстранённой для восприятия. Видимо, по этой причине в тех же Ведах и Упанишадах, пусть и довольно фрагментарно, но проявлено стремление их создателей к воплощению сущности вселенского Брахмана в конкретной, «персональной» фигуре бога, с которой у адепта мог бы быть чувственно постигаемый, личный контакт (см. [Дубянский 1999: 131147]). Представление о вселенском Брахмане связывалось с богами ведийской эпохи, например, Рудрой [38], ставшим впоследствии Шивой, но в большей степени Нараяной, позже отождествлённым с Вишну [39], чей образ как верховного Бога-Абсолюта в дальнейшем получает развитие в эпосе и пуранах[40] с устоявшимся обращением к Нему «Бхагаван». Известный ещё в Ведах эпитет Бхагаван (Бхагават) означал «Владеющий долей», «Способный одарить долей», что в контексте просьб, обращаемых к божеству, имело смысл «щедрый», «милостивый» (см. Васильков Я. В. Бхагаван. [Индуизм, джайнизм, сикхизм 1996]). Данный эпитет применялся и к другим богам (так, в частности, именуется Шива в Шветашватара-упанишаде), но закрепление его происходит в вишнуизме как обозначение сначала Васудевы (племенного божества воинского клана вришниев, культ которого, получивший название бхагаватизм, был распространён в течение нескольких веков начиная с середины I тыс. до н. э.), а потом Нараяны и Вишну (см. [Дубянский 1999: 141]).
Впервые идея о персонифицированном Боге, воплощающем вселенский Абсолют, более-менее чётко обозначилась в древних индуистских религиозно-философских текстах на санскрите: это Шатарудрия (постведийский гимн, посвящённый Рудре, входящий в состав Тайттирия-самхиты[41]), Шветашватара-упанишада и основной источник, где бхакти обретает форму целостного религиозного учения, Бхагавадгита (последние два текста приблизительно датируются III вв. н. э.[42]). Всем им отводится важное место в индуизме на протяжении многовековой истории этой религии.
Шветашватара-упанишада содержит идею бога в двух ипостасях всепроникающего Абсолюта и в то же время проявленного в конкретной форме Рудры-Шивы. В тексте в связи с первым говорится: «Пребывающий во всех лицах, головах, шеях, в тайнике [сердца] всех существ, Он всепроникающий владыка[43] и потому вездесущий Шива» (III.11) [44]. С другой стороны, там же встречаются и указания на некий персонифицированный облик Рудры-Шивы с иконографическими атрибутами: «Твой благодетельный образ, Рудра, не ужасен, не являет зла, воззри на нас этим несущим покой образом, обитатель гор!» (III.5). «Стрелу, которую [ты], обитатель гор, держишь в руке, чтобы метнуть [её], сделай её благодетельной» (III.6) [Упанишады 1967: 120].
В последней строфе Шветашватара-упанишады (VI.23) встречается словосочетание «высшее бхакти» (parā bhakti):
yasya deve parā bhaktir yathā deve tathā gurau |
tasyaite kathitā hy arthāḥ prakāśante mahātmanaḥ ||
«Поведанные истины сияют лишь для тех великих душ, кто имеет высшую любовь (parā bhakti) к Богу и равную этой любви любовь к гуру»[45].
Здесь для слова bhakti наиболее близко по значению в русском языке понятие «любовь». Ряд западных исследователей склоняются также к выбору слова «любовь» при переводе bhakti на европейские языки, например, Патрик Оливель (Patrick Olivelle) в книге The Early Upaniṣads. Annotated Text and Translation (1998) переводит parā bhakti как the deepest love («глубочайшая любовь») [The Early Upaniṣads 1998: 433]. Однако в русском языке есть и другое слово «преданность», также выражающее отчасти смысл термина bhakti. Такого варианта придерживается А. Я. Сыркин, переводя parā bhakti как «высшая преданность» [Упанишады 1967] [46][47]. Это показывает, что понятие «бхакти» в данном случае совмещает в себе оба значения. Однако внутри санскритского текста-источника, в котором впервые используется термин parā bhakti, его значение не уточняется.
Сущность «бхакти» уже как целостного духовного учения впервые подробно раскрывается в Бхагавадгите (БГ). Это великое произведение возникает на этапе возрождения брахманизма. Известные письменные варианты БГ стали появляться, судя по современным данным, в то время, когда уже возникли и стали широко распространяться буддизм и джайнизм. Именно в качестве попытки отвоевать свои позиции у них жрецы были вынуждены «открыть двери» для непосвящённых.
Идеи бхакти БГ кардинально меняют смысл ритуала в брахманском индуизме, где центральное место занимал ведийский ритуал, который могли совершать только жрецы-брахманы, осуществлявшие посредничество между богами Вед и людьми других варн [48]. Считалось, что сам ритуал был направлен на получение от богов конкретных земных благ и процветания во всех сферах жизни. Так, одной из них была победа над врагами и захват военной добычи, что иллюстрируется строфой гимна к богу Индре, приведённой в начале раздела. Выдающийся индийский мыслитель и духовный учитель Шри Ауробиндо, с одной стороны, оспаривая эту традиционную точку зрения, в то же время подчёркивает момент утраты изначального глубинного смысла, заложенного в ведийских гимнах. В своей работе Тайна Веды он пишет: «Недоступный нашему разумению язык можно правильно понять, подобрав к нему ключ; но язык нарочито двусмысленный хранит свои секреты гораздо более упорно и успешно, ибо он полон ловушек и указаний, вводящих в заблуждение Даже известные жрецы-пурохиты совершали обряды, недостаточно понимая силу и смысл произносимых ими священных слов. Ибо материальные аспекты ведийского культа образовали своего рода плотный покров на сокровенном знании, который теперь заслонял то, что некогда был призван охранять. Веда уже превратилась в собрание мифов и ритуалов. Символический ритуал начал терять силу, свет покинул мистическое иносказание, и осталась лишь внешняя оболочка, гротескная и наивная по форме» [Шри Ауробиндо 2004: 13].