Суазик смотрит прямо перед собой, ее руки расслабленно лежат на руле.
Я уже потеряла дочь. Ее голос звучит словно издалека. И не переживу, если потеряю еще и тебя.
Но я не твоя дочь, хочет крикнуть Жозефина. Я не твоя умершая дочь. Но она не может. Не может причинить Суазик такую боль.
Мне очень жаль, бормочет Жозефина, и это не пустые слова. Ей действительно жаль их всех; жаль, что многое так и не было сказано; жаль, что она так и не услышала истории, которые хотела бы знать. Но в эту минуту ею движет единственное желание уехать отсюда.
Делая глубокий вдох, она дергает ручку и открывает дверь.
Au revoir[9].
Жозефина сидит одна в вагоне поезда, что мчится в Париж. Несмотря на смятение чувств, она наслаждается осознанием того, что находится в скоростном поезде. Она встает, опускает окно и высовывается наружу. Ветер перехватывает дыхание, треплет волосы, с силой тянет их за собой. Она открывает рот, заглатывая воздух, сердце учащенно бьется от возбуждения, рожденного скоростью. Поезд, летящий навстречу по соседним путям, вызывает у нее желание втянуть голову обратно. Но она этого не делает, предпочитая впитывать ужас. Наконец она отступает от окна, и все снова затихает. Она откидывается на бугристое плюшевое сиденье, чувствуя сквозь юбку каждую его пружинку. Ей нравится ощущение пребывания посреди неизвестности уже не там, где она была, и еще не там, куда направляется. Зависая в этой безопасной неопределенности, она может быть любой, какой захочет.
Мама мечтает видеть ее тем, кем она не является. Хочет, чтобы она изучала инженерное дело в университете; не понимает, что Жозефину тянет к буквам и языкам, что ей нравится складывать слова воедино, создавать из них образы, находить ритм во фразах, пробуждать ими эмоции. Жозефина остро ощущает отсутствие слов дома, как будто они прячутся за шкафами, под кроватями, в ящиках, собирая пыль. Все, что Жозефина знает о жизни, почерпнуто исключительно из книг. Лишь только научившись читать, она проглатывала их; в постели, тайком под одеялом, с фонариком, после того как велели гасить свет; летом на пляже, лежа на животе, подпирая рукой подбородок, смахивая налетающие песчинки. Книжные страницы рассказывали ей о мире, о любви, о мужестве и трусости. Слова обладают великой силой. Они могут сбить с ног, помогут подняться, могут заставить сердце воспарить, заставить влюбиться. Или разжечь ненависть. Она думает об этих двух простых словах Себастьян Кляйнхаус и о том, как они смогли изменить ее саму.
Пять часов спустя поезд прибывает на вокзал Монпарнас. Едва ступая на перрон, Жозефина чуть ли не глохнет от шума; люди спешат мимо, перекрикивают друг друга, из громкоговорителей разносятся объявления, локомотивы пыхтят и свистят. К счастью, она замечает Изабель в конце платформы.
Bonjour! Bonjour, Жозефина. Наконец-то ты здесь! Изабель целует ее и косится на маленький чемодан Жозефины. Хорошо, что ты путешествуешь налегке, мы можем пройтись пешком.
Bonjour, tante Изабель.
Не называй меня тетей, давай притворимся, что я твоя старшая сестра. «Тетушка» звучит слишком чопорно, а я всего на десять лет старше тебя. Так что больше похожа на сестру. Тебе нравится джаз?
У Жозефины голова идет кругом от болтовни Изабель.
Да, нет, я не знаю.
Ну, ты сможешь узнать это в субботу вечером. Мы идем в джаз-клуб! Ты полюбишь Париж! Она пристально смотрит на юбку Жозефины. Я свожу тебя и по магазинам. В общем, собираюсь ужасно тебя избаловать. Но сначала пообедаем. Я умираю с голоду.
Жозефина оглядывает свою юбку, и сердце замирает, когда она видит эту картину глазами Изабель. Какая безвкусица. Там, в Трегастеле, юбка выглядела шикарно на манекене в витрине, но здесь, в Париже, ставит на Жозефине клеймо: plouc[10]. Парижанки скользят мимо в обтягивающих прямых юбках, безупречно скроенных жакетах, элегантных туфлях на каблуке, с кожаными сумочками, свисающими на уровне локтя. Она видела журналы с последними модными тенденциями, но не думала, что такое можно носить в повседневной жизни. В старомодной юбке, с чемоданом наперевес, взмокшая от пота, она готова сквозь землю провалиться.
Изабель, кажется, замечает ее смущение:
Давай-ка мне чемодан.
Жозефина с благодарностью передает свой багаж тете. Они шагают по тротуару, а по широкой улице движется плотный поток машин: спорткары, кабриолеты, автобусы с открытой подножкой пассажиры высовываются наружу, курят. Изабель крутит головой, оглядывая высокие здания, кованые балконы и каменные лики на фасадах домов.
Давай зайдем сюда. Изабель резко сворачивает к брассери[11], и вскоре они сидят за маленьким круглым столиком на террасе. Жозефину переполняют эмоции, рожденные новыми звуками и видами большого города.
Появляется официант с меню, и Жозефина вчитывается в названия разнообразных блюд. Menu du jour[12] выглядит аппетитно, комментирует Изабель. Plat du jour magret de canard[13]. Ты любишь утку? Oeuf mayonnaise[14] на закуску и mousse au chocolat[15] на десерт.
Да, отвечает Жозефина, хотя ей хотелось бы попробовать улиток и баранину.
И demi-carafe[16] красного. Трапеза без вина просто перекус. Изабель смеется и быстро делает заказ, прежде чем официант успевает отойти.
Мимо проходят женщины кто со стильным коротким «бобом», кто с высоким пучком на макушке. С густой кудрявой копной Жозефина снова чувствует себя деревенщиной.
Эрик дал мне немного денег, чтобы я отвела тебя по магазинам. Изабель, похоже, читает ее мысли. Он душка. Она подмигивает. И очень рад, что ты здесь. Ты видела его всего пару раз, не так ли? Но он помнит, как приезжал в Бретань и вы встречались. Он всегда спрашивает о тебе. Она кладет руку на коленку Жозефины и продолжает. Мы оба так огорчились, когда вы не смогли приехать на нашу свадьбу.
Жозефина пытается улыбнуться, но губы отказываются двигаться. Она не хочет, чтобы ей напоминали о том дне, когда они с матерью застряли в Трегастеле, в то время как Изабель шла к алтарю с Эриком. Мать сослалась на бедность, сказав, что они не могут позволить себе поездку в Париж.
Я сказала нашей маме, что ты приезжаешь, продолжает Изабель, и она ждет тебя с нетерпением. Сколько раз ты видела свою бабушку?
Четыре.
Подумать только, всего четыре! Ну, да ладно. Теперь ты здесь! Изабель замолкает и роется в своей сумке. У меня для тебя кое-что припасено. Подарок на день рождения! Она передает Жозефине сверток, красиво упакованный в серебристую бумагу и украшенный стильным черным бантом. Жаль, что мы так редко виделись, пока ты росла, Жозефина. Но я собираюсь наверстать упущенное.
Merci[17]. Жозефина наклоняется и целует Изабель в щеку. Она раздумывает, сказать ли Изабель о том, что теперь знает, почему они почти не виделись, почему ее прятали в Трегастеле. La honte. Позор семьи. Но ей не хочется портить момент, и вместо этого она открывает подарок. Из-под бумаги выглядывает маленькая коробочка с надписью Chanel 5. У Жозефины никогда не было духов; это такая роскошь, даже вопиющая. О, Изабель, большое тебе спасибо. Она смотрит на символ Chanel, и глаза наполняются слезами. Ради всего святого, говорит она себе, это всего лишь духи! Но это ощущается как нечто гораздо большее; как обретение женственности, вступление в совершенно иной мир.
Изабель улыбается:
Попробуй.
Жозефина открывает коробку, вынимая изящный флакон сам по себе произведение искусства. Она осторожно брызгает духи на запястье и помахивает им у лица, прежде чем вдохнуть аромат, от которого веет светом и свежестью, новыми начинаниями, чувственностью и приключениями. Жозефина упивается запахом.
Вижу, тебе нравится?
Не то слово!
Официант приносит первое блюдо, прерывая беседу.
Как поживает твоя мать? спрашивает Изабель, когда он уходит. Подцепляя вилкой яйцо, она подносит его к накрашенным красной помадой губам и медленно пережевывает, не отрывая глаз от Жозефины.
Жозефина берет из корзинки ломтик хлеба и ковыряет его, чувствуя себя неуютно под пристальным взглядом Изабель. Она расскажет Изабель все, что узнала, но позже. Эти откровения все изменят и, вероятно, испортят ее визит. Так что не стоит начинать со столь болезненной темы. Прекрасно, хитрит она и уводит разговор в сторону: А где Эйфелева башня? Далеко отсюда?
Не волнуйся. Осмотр достопримечательностей у меня запланирован на завтра. А сегодня не будем торопиться на обратном пути прогуляемся по Люксембургскому саду.
После обеда, когда они бредут по парку с его идеально выровненными аллеями каштанов, Жозефина любуется темно-зелеными кронами, трепещущими от легкого ветерка, и задается вопросом, насколько теперь изменится ее жизнь. Странное ощущение неприкаянности не дает ей покоя. Кто она в этом большом городе? Может ли она стать тем, кем мечтается?
Они проходят мимо озера, где дети, вооружившись длинными палками, гоняют по воде игрушечные деревянные парусники. Она поворачивается к Изабель.
Ты приходила сюда, когда была маленькой?
Да, Элиз твоя мать когда-то водила меня сюда. Она выдерживает паузу. Потом мы перестали приходить. Во время оккупации сады кишели немцами и их подружками. Элиз больше не хотела здесь бывать.
Но Жозефина умирает от желания спросить, как такое возможно, когда у матери самой был бойфренд-немец.
Изабель хмурится, глядя на нее:
Давай не будем говорить о тех временах. Она берет Жозефину за руку. Знаю, тебе уже надоело это слышать, но я так рада, что ты здесь!
Глава 6
Париж, май 1963 года
Жозефина
Когда они добираются до дома, им предстоит подниматься на шестой этаж по узкой винтовой деревянной лестнице, прежде чем Изабель достает ключ от квартиры.
Вот мы и пришли. Дом, милый дом. Она отпирает дверь, и Жозефина ловит себя на мысли, что тяжелое восхождение того стоило. Открывающийся вид на крыши рождает у нее чувство, будто она находится на вершине мира.
Это потрясающе! Она оставляет чемодан на полу и, распахивая окно, высовывается наружу.
У нас только одна спальня, так что тебе придется спать здесь на диване.
Замечательно. Спасибо. Жозефина плюхается на подушки, раскиданные по дивану. Ей все равно где спать. Она счастлива уже от того, что находится в Париже.
Мне нужно приготовить ужин. Эрик будет дома в семь.
Жозефине не терпится осмотреть достопримечательности, и она подумывает о том, чтобы попросить разрешения прогуляться одной, но это кажется невежливым. Вместо этого она предлагает свою помощь на кухне.
Ровно в семь приходит Эрик красавец с зачесанными назад темными волосами, в элегантном коричневом костюме. Он целует жену, затем Жозефину. От него пахнет дорогим одеколоном.
Добро пожаловать в Париж. Он отступает на шаг, оглядывая Жозефину. Теперь ты настоящая леди.
Она улыбается, оценивая комплимент.
Я переоденусь, а потом мы сможем выпить аперитив.
Возвращается он уже не таким лощеным красавцем в затрапезной футболке и широких спортивных брюках. Проходя на кухню, он берет с полки три узких бокала и наливает в каждый немного ликера crème de cassis[18].
Kir royale? Не дожидаясь ответа, он достает из холодильника бутылку шампанского и, направляя ее горлышко в сторону потолка, разматывает проволочную уздечку. Пробка вылетает, по стенкам бутылки стекает бледная пена. Смеясь, он быстро наполняет бокалы. За Жозефину, произносит он тост. И ее первый визит в Париж. Коктейль восхитителен; пузырьки света и воздуха ударяют Жозефине в голову. Я поставлю какую-нибудь музыку. Эрик поворачивается к стеллажу с пластинками. Что тебе нравится? Джонни? Жак Брель? Генсбур?
La Javanaise[19]? Мне очень нравится. Жозефина слышала эту песню всего пару раз, но она сразу приходит на ум.
Мне тоже! Эрик вытаскивает пластинку из футляра, сдувает с нее пылинки, прежде чем поставить на проигрыватель, затем осторожно поднимает иглу и опускает ее в звуковую бороздку.
Javoue, jen ai bavé, pas vous, mon amour[20], звучит сексуальный хрипловатый голос Генсбура.
Эрик подпевает, мягко покачиваясь из стороны в сторону. Изабель тоже вступает, и Жозефина делает большой глоток коктейля, прежде чем принять раскрытую ладонь Эрика как приглашение на танец. О, быть в Париже! Это само по себе декадентство. Эрик и Изабель так далеки от мамы, Суазик и их маленькой жизни в Трегастеле и кажутся какими-то экзотическими существами.
Позже они садятся за обеденный стол, и беседа приобретает светский характер.
Как поживает твоя мать? спрашивает Эрик.
Жозефина пожимает плечами.
Хорошо. Ей совсем не хочется говорить об этом. Во всяком случае, сейчас.
Она все еще работает в том большом доме?
С понедельника по субботу. У Жозефины кружится голова от вина и танцев. Иногда я воображаю, что у нее там другая семья.
Что заставляет тебя так говорить? Тон Изабель резок.
Жозефина сама удивлена тем, что произнесла это вслух. Она допивает коктейль.
Ну, она действительно проводит там большую часть времени. У нее могла бы появиться двойная жизнь. Муж, другие дети.
Эрик смеется и снова наполняет бокал Жозефины:
Какое у тебя живое воображение! Мужчина да, я могу себе представить мужчину, ведущего двойную жизнь. Но не женщину. Что за фантазии!
Изабель хмуро поглядывает на Эрика.
В самом деле можешь?
Жозефина не уверена, шутит Изабель или говорит серьезно.
Твоей матери порядком досталось. Изабель снова обращается к Жозефине. Нелегко быть матерью-одиночкой. Она была вынуждена работать за двоих. Ты не должна винить ее за это. После войны было трудно найти работу. Выбирать не приходилось.
Хорошо, что у меня была Суазик. Она практически заменила мне мать.
Холод проступает в глазах Изабель.
Суазик спасибо за то, что приютила вас, но что бы ни делала твоя мать, она старалась только ради тебя.
Это уже слишком! Жозефина готова выложить правду; алкоголь придает ей смелости. Она залпом выпивает второй бокал. Эрик снова подливает ей шампанского.
Эрик, полегче. Жозефина, наверное, не привыкла к выпивке. Изабель встает из-за стола, убирает тарелки, оставляя Жозефину наедине с Эриком. Теперь придется подождать, пока она вернется.
Жозефина делает маленький глоток, размышляя, с чего начать.
Я знаю, почему никогда не встречалась со своим дедушкой. Она поднимает глаза на Изабель, когда та возвращается с сырной тарелкой. И почему мама никогда не хотела привозить меня в Париж.
Изабель бросает взгляд на Эрика, когда ставит тарелку на стол, и снова поворачивается к Жозефине.
Что ты имеешь в виду? Твой дедушка был болен с тех пор, как побывал в немецких лагерях.
Жозефина поднимает бровь.
Да, должно быть, ему пришлось тяжело. Она выдерживает паузу. А еще тяжелее вернуться домой и узнать, что его собственная дочь Она не может произнести эти слова.
Кровь отливает от лица Изабель. Эрик кашляет, как будто смущенный. И тягостное молчание повисает, как затишье перед бурей.
Я знаю о своем отце, упрямо продолжает Жозефина.
Изабель грузно опускается на стул.
Что ты знаешь?
Что он бош.
Не употребляй это слово. Изабель подносит руку ко рту.
Но ведь он был бошем, не так ли? Она чувствует, как играют в ней пузырьки шампанского, придавая ей больше смелости, чем следовало бы. Почему все вы скрывали это от меня? Тебе не кажется, что я имела право знать, кто мой отец? Жозефина осознает, что ее тон агрессивен. Но обида смешивается с новообретенной дерзостью. Это объясняет так много, много всего, чего я никогда не понимала. По выражению лица Эрика она догадывается, что ей пора заткнуться сказано достаточно. Она пытается взять себя в руки.