Расскажи еще про Тишину, пожалуйста.
Про Тишину что же, радует меня твоей интрес. Там все иное, не как здесь. Там люди природе отданы, природе своей молятся. Там лес царствует над человеком, и в этом царствии человек себе покой истинный находит. Тишина, она на нашу деревню похожа, токмо покрупнее будет величиною. Там каждый другому брат. Там истинно все равны. Пред лицом духов равны, пред лицом Верховного Жреца. Не дивись, Верховный Жрец энто у них человек есть такой особый, между духами и людом простым посланник Он силою магической владеет, огонь подчиняет. И душа, единожды отданная Тишине, навсегда тишинскою станется.
Даже дворовые собаки устали лаяться под окном и только тихонько скулили, убаюкивая юного сына немолодой селянки. Влад слушал волшебные сказки. Сказки о лесных огнях о Тишине. И всегда так они его очаровывали, что хотелось слушать и слушать Влад закрывал глаза и бывал там, в этой самой Тишине, наблюдал ее беспременно кипучую жизнь, видел, чувствовал тех самых духов и ту самую небывалую магию Верховного Жреца. Поглядывал на серебряный диск волшебной луны и засыпал под неторопливые рассказы матери.
Сказки захватывали юную душу, и без того в самом деле склонную к мистицизму. Мать прощала ему эту наивность, даже подначивала его новыми историями, и всегда об одном о Тишине.
По деревне издавна гуляли легенды о загадочном месте, где будто бы веянием чудес сбывается любое желание, или лесные звери начинают разговаривать на человеческом языке, или русалки втягивают в топь слухи звучали отовсюду самые разные. Стремительный прогресс советской пропаганды едва ли мог победить деревенскую молву, складывающуюся в этих землях веками нет, вера в волшебное неискоренима в человеке, и все так же, как и сотню, или, может быть, две сотни лет назад, сельские ребята боятся встретить лешего по ночам и рассказывают друг другу байки, услышанные от взрослых.
В полусне Влад одними губами повторял за матерью тоскливый напев:
Белолицая луна,
Мне мила ты и верна;
Светоносная луна,
Ты одна мне отдана.
Возврати, луна, домой
Тех, кто не нашел покой.
Разбуди, луна, во мне
Веру мудрой Тишине.
Проживи, луна, со мной
Путь тернистый и густой.
Сбереги, луна, народ,
Что под солнышком живет.
Белолицая луна,
Мне мила ты и верна;
Светоносная луна,
Ты одна мне отдана.
Верю мудрой Тишине,
Правда ей и сила мне.
И да будет так.
Тепло и спокойно в избе. Серебристые капли света струились сквозь мутные стекла и бегали по стенам, путались в узорчатых занавесках. Загадочный молитвенный напев Влад знал его наизусть. В груди разливалось тепло от звука хорошо знакомой песни. Мама всегда учила его, что даже самая глупая сказка порой способна спасти целую жизнь.
II
Непроходимый лес чернел через дорогу к югу от деревни. Ходить туда было опасно и строго воспрещалось. Но без надзора взрослых деревенская ребятня тайно пробиралась к неизведанным территориям. Никто не знал, где заканчивается этот лес. Чем страшнее и опаснее, тем интереснее было проверить что скрывается в тенистой листве. Загадочный гул, ощутимый не слухом, но всем телом, соблазнительно притягивал всеобщий интерес. А легенды! Бесчисленное количество легенд наслушались друг от друга ребята и вот они, лесные огни.
Компания деревенских мальчишек толпилась в тени высоких сосен. На самых подступах к неизведанному краю былая уверенность мигом рассеялась гул леса уже не казался столь манящим, а только пугал. Ветер свистел, и казалось, будто рычат из глубин чащи дикие звери.
Только Влад продолжал тянуть ребят вперед.
Успеть бы, пока никто не видит! Давайте, поглядим скорее!
Самый младший в компании неуверенно потоптался на месте, оглядел остальных и вместе с ними отступил назад.
А если заблудимся Или увидит кто, промямлил он в ответ на вызывающий взгляд Влада.
Ну и слабаки же вы! А ты хуже всех! Я дорогу знаю, мне мать рассказывала. Вон, видите ту дорожку взгляните же! Она протоптана ведь кем-то!
Грибники должно быть
Дурачок, какие здесь грибники? Наши деревенские в этот лес чухаются ходить. А чужой тем паче не сунется. Это волшебники из Тишины здесь ходили, правду я вам говорю. Пойдемте по тропе, там к ручью и вперед мы найдем волшебные огни!
Влад оставался один у подножья леса. Остальные ребята отошли назад к дороге.
Так и шагай, раз смелый! крикнули ему старшие.
Не пойду я один, сбился Влад.
Среди деревенских его знали многие мальчик рос весьма разговорчивый и любопытный, благодаря чему об окружающем мире не по годам осведомленный. Дети, особенно младшие, любили его за наглость характера, в то время как взрослые крайне настороженно относились к излишнему мистицизму местного заводилы. Влад имел нехорошее пристрастие ко всему опасному и часто втягивал в свои интересы других. Со временем, когда стало очевидно, что ребяческая тяга к сказкам с годами не утихает, а только растет, недоверие к Владу начало закрадываться даже в умах старших друзей. И вот уже все реже слушала его местная компания, и уже никто не хотел идти вслед за Владом на отважные поиски загадочной Тишины когда сказка норовила проникнуть в реальность, у ребят тут же просыпалось желание поскорее вернуться домой, играть в опасные игры на безопасной территории.
Девочки тоже не хотели водиться с Владом. Особенным очарованием он никогда не выделялся. Черные острые глазки казались совсем маленькими и невыразительными из-за длинного горбатого носа, сам он всегда ходил как-нибудь нескладно и одевался как-нибудь наперекосяк. Впрочем, Влада это не особенно заботило.
Но была одна девочка, которую Влад знал столько же, сколько себя. Они жили по соседству. У нее было удивительное имя Семела. Семела никогда не придавала значения красоте своего имени, лишь однажды рассказала, что назвали ее так случайно: «У бабули дома лежала книжка старая какая-то, вот вычитала мама оттуда имя такое. Решила, что красивое, вот и назвала, должно быть».
Семела была простая, и Влад любил ее за это. Ей нравилось слушать его сказки. Между тем, глупо было бы считать, что между ними происходила какая-нибудь настоящая любовь. Влад порой задумывался об этом. Любви такой, как у старших, между ними не случилось они были слишком малы. И слишком близки душой. Они любили друг друга как брат и сестра.
Но Семела и вправду отличалась своей красотой. Глаза у нее были большие и лучистые, светились как две голубые жемчужины. Она много улыбалась, но всегда как-то скромно и едва уловимо, и от улыбки этой расходились круглые ямочки на щеках. Вся она была такая маленькая и круглая, как сверкающая лунным блеском жемчужинка. Семела никогда не хотела раньше времени взрослеть. Однако порой ей приходилось. Деревенские отчего-то не любили очаровательную Дюймовочку и детей своих к ней старались не подпускать.
Что, опять не пошли они с тобой в поход?
Семела кружилась на самодельных качелях во дворе. Влад с досадой плюхнулся рядом:
Трусят.
Если б можно было мне выйти с деревни, я б пошла с тобой!
Не «если», а «когда», Селька. Когда. Когда-нибудь тебя пустят.
Когда-нибудь пустят, она вздохнула с наигранным воодушевлением. Верить в свободу очень хотелось, но совсем не получалось.
Влад улыбнулся ей, готовый еще что-то сказать, но Семела быстро перебила его очередные сочувствия. Говорить о своем доме она не хотела.
Пела твоя мама сегодня такую песенку хорошую! Только забыла я Мотив помню, а песенку забыла, она сильнее раскачивалась на скрипучей дощечке.
«Мудрой Тишине»?
Да, ей! Семела заметно ободрилась новым разговором о сказках. Столько знает твоя мама. Нравится мне, как поет она во дворе по утрам.
Это она напевает, пока по хозяйству возится.
А красиво ведь! Чебер3!
Чебер задумчиво вторил Влад. Ты удмуртский знаешь?
Бабушка знала да говорила. А ты мне песенку спой, я песенку хочу.
Мама сказала, будто это не песенка, а молитва такая. В Тишине будто все молитвы песенками поют.
Он рассказывал так, словно Тишина в самом деле существует. Семела радовалась такому разговору. Ей нравилось думать, что Тишина существует. Существует мир, в котором нет ничего, что здесь. Совсем другой, как в книжках. Настолько ей это соображение нравилось, что все песенки и истории, выдуманные мамой Влада, она требовала непременно запоминать и рассказывать, да так, чтобы не пропустить ни одного слова. Вот и в этот раз девочка нахмурилась, как бы предполагая, что просьба настолько очевидна, что ее не следовало бы и вслух произносить.
Белолицая луна,
Мне мила ты и верна;
Светоносная луна,
Ты одна мне отдана.
Верю мудрой Тишине,
Правда ей и сила мне.
А дальше я не запомнил. Я у мамы спрошу и обязательно тебе запишу в тетрадке.
Обязательно запиши, из-под схмуренных бровок мелькнула улыбка. Семелу всегда выдавали смешные ямочки на щеках.
Вспомнив о песенке, Влад так увлекся ею, что совсем забыл спросить Семелу о доме. Ночью он слышал стук и крики и ужасно разволновался о ней. Впрочем, Семела улыбалась и совсем не подавала виду о произошедшем.
В детстве ей никогда не рассказывали сказки, поэтому она с жадностью слушала Влада. Больше всего на свете Семела любила интересные сказки. Книг дома не осталось, поэтому знала она только сказки лесные, местные и, ни разу не видавши Тишину, обожала ее всею душой. В Тишине каждый другому брат, а в реальном мире все будто бы друг другу чужие. И даже когда слышат скандалы из окна бедной избы, никто не приходит на помощь. Знают ведь, как там живут и все равно никто не хочет помочь хотя бы маленькой девочке.
Здесь никто не признает волшебства, никто не подчиняется ему. Вера у народа одна в партию. Остальная воспрещена. И даже если настоящая вера где-то есть, то прячется. А там, в сказке там все верят в волшебство, не задумываются, есть оно или нет там живут с волшебством.
Влад закружил Семелу на качели так сильно, что в ушах зазвенел холодный ветер, а волосы болтались туда-сюда, укутывая лицо. Откинув голову, Семела всей грудью вдохнула она слышала гул леса. Она понимала его гул лучше, может быть, чем Влад, но никому об этом не рассказывала. И в голове представлялось, будто бы гул этот из сказки будто бы сейчас в Тишине такой же гуляет холодный ветерок, и поют свои молитвы лесные волшебники.
III
Дурачок же ты, Влад, строго взглянула на него Семела. Ведь «белолицая» с буквой «о» пишется. Ты что, уроков совсем не слушаешь?
Она держала в руках раскрытую тетрадь с рисунками, в которой Влад утром записал песню со слов матери. Семела долго не хотела доверять ему свою драгоценную тетрадку, однако в конце концов сдалась, о чем скоро пожалела. Влад наделал кучу ошибок.
Надо было самой мне записывать, бурчала девочка.
Ты знаешь, моя мама не пускает чужих к дому.
Попросил бы ее записать ее рукой.
Влад стесненно спрятал руки за спиной и тихо проговорил, будто бы надеясь, что Семела не услышит:
Она не пишет.
Не умеет писать? громко удивилась девочка.
Не знаю. Отстань, Селька.
Продолжать расспросы Семела не стала. Впрочем, ошибки Влада в своей тетрадке исправлять она не решилась. Оставила на память даже эти глупые детские ошибки на грязных страницах обладали каким-то пленительным шармом. У Влада был красивый угловатый почерк. Этим почерком он показывал Семеле, как, по словам его матери, рисуют руны лесные волшебники. Половина тетрадки была изрисована этими рунами. Другая половина в лицах и глазах, листьях и цветах, какие, по фантазиям Семелы, растут в магическом краю Тишины.
Ты только умничаешь, Селька, они вновь заговорили о школе. Тебе просто повезло, что ты старше.
Всего-то на год, наигранно обиделась Семела и капризно вздернула носик.
Мы с пацанами сегодня после третьего урока хотим в вышибалы у школы сойтись. Приходи смотреть, как мы умников из параллели подшибем. Интеллигенция вшивая! У них там есть один, много он о себе возомнил
Семела с улыбкой слушала его рассказы о гонках со школьными друзьями:
Как бы вас не выгнали со двора-то.
Так ты придешь?
Давай позову я Сему из седьмого «А», чтоб за вас играл. С соседней деревни он и давно за мной крутится, так вот пускай хоть вам поможет.
Давай! Так-то мы их точно разобьем.
Тебе бы только погоняться за кем-нибудь, Влад.
Не правда! возмутился мальчик.
Правда-правда, Семела еще веселее задразнилась. Все тебе лишь бы первым быть. С пятого класса уж в главари школы метишь. Куда тебе!
А поделом им. Они, вона, надо мной посмеиваются, а сами-то сами-то они во что верят?
Партию не жалуешь ты, не возьмут тебя в пионеры, рассмеялась Семела.
Путь до школы лежал долгий. Они всегда ходили вместе, невзирая на то, что в школе над Семелой посмеивались, мол «Селька с пятиклашкой возится». Дорогой можно было столько всего обсудить, столько всего напридумывать и сообразить на двоих. Они любили мечтать. Особенно в эти минуты когда благодаря школе строгий родитель позволял Семеле выйти за пределы деревни. Они редко встречались с другими ребятами, потому что ходили всегда специальным обходным путем, даже если рисковали опоздать на уроки этот путь позволял пройти мимо леса. Ничего красивее не было этого леса. И, даже если никто не констатировал это вслух, мысленное восхищение невольно просыпалось в умах обоих.
Черный лес бушевал холодным утром. Ни Семела, ни Влад не боялись его.
IV
Весна редко радовала спокойными вечерами. Давно стемнело. Сумерки шумели раскатами грома. В такое время мама всегда подолгу задерживалась на пахоте, и Влад ждал дома один. В печи постукивали дрова. Пока на улице бушевал ветер, дома было тепло и уютно. Мальчик сидел на кухне за уроками, когда в дверь слабо постучали.
Гость оказался ужасно нетерпелив. Не успел Влад сделать пары шагов к сеням, как стук раздался снова громче и настойчивее.
Мама дома? Семела повалилась на порог, когда Влад открыл дверь.
Пушистые волосы намокли у висков и спутались. Одежда на ней была домашняя в этот вечер Семела не собиралась приходить в гости. Что-то вынудило ее.
Селька, ты чего? Что случилось? Влад помог ей подняться в дом.
Мама дома? впопыхах твердила девочка. Она почти плакала, и в стыдливых попытках сдержать слезы круглое личико казалось злым и ужасно рассерженным. Влад даже испугался, что злится она на него.
Нет.
Усто4! выпалила девочка.
Жемчужные глаза сверкали отчаянием и метались по всему пространству кухни, отыскивая себе местечко и не решаясь примкнуть никуда особенно. В гостях у Влада Семела была впервые. Его мама была ужасно строга в этом отношении никому из чужих не дозволялось входить в дом. А чужими для нее были все в деревне. Семела знала, что, несмотря на всегдашнюю доброту и приветливость, мама Влада непременно прогонит ее, если застанет в своем доме.
В этом доме пахло особенно. Влад того никогда не замечал, но Семела даже в суете отчаяния заметила приятный запах старины. Она порывисто прошагала по кухне, как бы стыдясь своего появления, после чего в бессилии прижалась к теплой печи. В ее доме никогда не топили весной. А здесь печь была такая большая и горячая, и так она вкусно пахла, что хотелось ее обнять и заснуть.
Селька, Влад не знал, что предпринять. Он был ужасно напуган.
Прости, прости, прости, Семела зажмурила глаза и быстро затараторила. Зря я к тебе я сейчас посижу пережду и уйду куда-нибудь. Прости, Влад, ты мне один спаситель.