Анастасия Рубанова
Жизнь, которая словно навечно. Часть 2
Книга третья. На распутье
Глава 1. Распад старой семьи отложил создание новой
Со злосчастных событий пролетело три с половиной месяца. Бушевал богатый на подготовку апрель. Вот-вот должна прогреметь свадьба Бристоль и Голдмана дом стоял на ушах с середины зимы.
Организаторы торжества, адвокаты, дизайнеры, модельеры, флористы все они проносились по дому, как проносится перед взором жизнь, когда время уйти на покой. И если первоначально Катерину этот новый уклад раздражал, то со временем девушка отступила: хочешь не хочешь такова теперь ее жизнь.
Рано утром, еще до того как Рудковски уходила работать, в доме уже шебуршали бумагами гости. Дизайнеры хвастались хитроумными планами будущих декораций. Модельеры наперебой выкрикивали идеи свадебных нарядов Агаты, Рафаэля и даже гостей. Женились сами Бристоль и Голдман обязательно стоило обсудить все детали, не важно, касались они «молодых», приглашенных или порядка утех.
Когда вечером Катерина возвращалась обратно, уставшая, жаждущая тишины, дом засыпал и просыпались бухгалтеры. Они подбивали растраты за день, фиксируя многозначную смету на планы, что собирались украсить день торжества.
Рудковски смотрела на зрелище с равнодушием. Катерина не верила в происходящее, словно это сон. Завтра девушка проснется и обнаружит: все, как раньше. Она тихо крадется на завтрак, устроенный Грэйс втайне от миссис Бристоль, бежит на работу если день будний или в сад, в выходной чтобы утешиться пением птиц.
Отработав, Рудковски откроет ноутбук, чуть поучится и заглянет на чай к старичку. Мистер Боуи поведает ей историю жизни, и Катерина, поплакав, что часто случается, стоит услышать рассказы видавших виды людей обнимет его и отправится «спать».
Хорошенько утрамбовав накатившие за день эмоции, девушка рассортирует их на «пригодные» и «не очень» и разложит по надлежащим местам. Первые Катерина поселит в глубинках души вторые отложит на задворки сознания. Только затем, довольная своей работой, Рудковски уснет затем, чтобы завтра повторить все опять.
И хотя эту неспешную жизнь Катерины давно унесло, рассеяло, будто сладостный сон, воспоминания поныне бодрили в тяжкие дни. Когда работа грозилась масштабами, когда не ладилось с близкими или коллегами, какие мелькали у девушки на пути, Рудковски всегда обращала взор на прошлое и растворялась в нем, словно туманные горы вдали.
С тех спокойных пор много что поменялось в Катеринином быте, но жизнь по-прежнему протекала своим чередом. Реже в будущем, чаще в прошлом, почти никогда в настоящем. Девушка не замечала в последнем шарма, не видела ценности. Все, что ей оставалось, вальсировать между вчерашним и завтрашним днями.
И не просто так ведь на прошлое можно сослаться, избегая ответственности за странные выходки. Мол, это не я, а они, не сейчас где-то там причинили мне массу страданий и, оставив в душе дымящийся след, закоптили ее, призвали действовать неразумно. Я всего лишь жертва обид и проказов из прошлого что вам с меня хотеть?
Прошлым также не грех подкрепить нерешительность действий. Все успеется, но не здесь, не сегодня впереди еще столько лет! Но иная задача, со звездочкой, обуять настоящее. Ухватиться руками за жизнь и рулить ей, виртуозно вращая штурвал. Но для этого нужна решимость, смелость идти, спотыкаться и падать, вставать и наизусть помнить: каждый выбор ответственность. Только тот, кто развил в себе мужество править моментом, могут превратить серость будней в разноцветный жизненный карнавал.
К весне Катерина немного поправилась и уже не являлась безжизненным скелетом, который болтался в танце на балу. На том, чтобы Рудковски отъелась, настаивала Агата, об этом молила Грэйс, и с легоньким напором упрашивал мистер Боуи. Отбиваться от всех домочадцев разом у девушки не имелось ни сил, ни желания, так что она, закатив глаза, смирилась с участью и принялась, как та птичка, час от часу наведываться к кормушке.
Тем временем из-за слабого возраста старичок и сам подхватил скосившую его простуду. Та не сходила второй месяц и отбирала у иссушенного тела последние жизнь и энергию. В доме об этом не говорили, но каждый по-своему беспокоился о здоровье мистера Боуи. Грэйс в силу привязанности, Катерина из-за большой любви, миссис Бристоль Слишком многое связывало этих старцев, чтобы сейчас равнодушно смотреть за стуханием некогда яркой жизни.
Как бы женщина ни укрывалась личиной невесты, озабоченной подготовками, душа ее разрывалась на части. Садовник был лишь на десять лет старше, но Агата гналась за разгадкой, отчего он настолько слабее. В конце концов миссис Бристоль решила: во всем виновата нелегкая жизнь старичка. Приближался день свадьбы нужно быстро прогнать печали, а о слабости Боуи напрочь забыть.
Список гостей являл собой очередную препону. На таких торжествах хочется видеть близких, любимых, в крайнем случае хоть немного знакомых тебе людей. Но когда речь заходит о свадьбе гигантов общественности, трудно представить, как много у них знакомых. Еще тяжелей понять, как не упустить среди сотен имен перспективных партнеров самую важную касту из списка гостей.
Наконец, не без длительных пересудов, нерешенных конфликтов, не без помощи компромиссов лист приглашений был почти готов. Им, как ни странно, заведовала Катерина. И хотя девушке грезилось, будто список известен ей наизусть, в очередной раз пробежавшись по нему глазами, Рудковски смекнула: среди нескольких сотен партнеров, друзей, клиентов, коллег не скрывался ни один родственник. От семей «молодых» утаили факт свадьбы Агаты и Голдмана. Впрочем, если на счет миссис Бристоль девушка не сомневалась, у той живы лишь внучка и дочь в сторону жениха Катерина растила вопросы. Она не знала подробностей о семье Рафаэля и готовила план, как допросит мужчину за грядущим обедом.
К счастью, между двумя давно не случалось стачек. Рудковски смирилась с неминуемой участью и с отвращением, но приняла факт: Голдман вот-вот придется ей дедом. Тогда их общение стало понемногу налаживаться, атмосфера уже не была такой душной и все это приятно сказалось на жизни семьи.
За обедом, стоило Грэйс чуть замешкаться с блюдом, Катерина урвала паузу и аккуратно спросила:
Список гостей разрывается от посторонних, но при этом я не смогла отыскать в нем членов семьи. Мистер Голдман, Вы не хотели бы позвать родственников?
Голдман нервно поершился и, бросая немало силы на то, чтобы тон оставался нейтральным, ответил:
Дорогая, во-первых, я просил называть меня Рафаэлем. Мы вот-вот породнимся, и формальности мне не льстят. А с семьей я порвал еще в юности. Уж поверь мне, мир с родными возможен лишь на расстоянии. Разве ты не заметила, как обострилась любовь к родителям с твоим пребыванием здесь?
Катерину всегда поражало: Голдман словно заранее знает, в каком месте удар отзовется острейшей болью, и бьет исключительно по нему. Девушка потупила глаза и сменила тему, которую она сама и затеяла. Впрочем, к вечеру успокоив тяжелые чувства, Рудковски решила помучить Агату. Так, взяв бабушку под прицел, она постучалась к миссис Бристоль и спросила будто между дел:
Агата, мне неловко спрашивать, но Вы не думали пригласить маму? Я не видела их полтора года и уже невозможно скучаю. С вашей же встречи прошло целых пятнадцать лет! Разве не здорово было бы вновь увидеться?
Хотя девушка не питала особых надежд, миссис Бристоль задумалась. О том говорили ее прищуренные глаза, склоненная набок голова и тонкая сигарета, какую женщина через время достала из сумочки. Катерина не торопила Агату с ответом. Есть темы, освещая которые предварительно следует помолчать.
Миссис Бристоль поднялась, припала к окну благо, погода позволяла держать то открытым до самого вечера и взглянула на сад, готовый покрыться цветами. Женщина наблюдала за воскрешением природы так долго, что Катерина устала ждать, и у нее ни с того ни с сего запершило в горле. Тогда Агата вернулась в кресло, взяла отложенные документы, надела очки и, упершись глазами в бумаги, объявила:
Нет, это не самая лучшая идея. Оставим все как есть.
Катерина опешила. Ее уверенность в успехе затеи достигла тех же вершин, что и тон, которым она возразила.
Спокойной ночи, Катерина, игнорируя аргументы внучки, процедила миссис Бристоль. Девушка, расстроенная, прихлопнула за собой дверь чуть громче, чем следовало.
Впрочем, через неделю за ужином в честь удачно прошедшей сделки Голдмана Агата переменила решение. Тем же деланно отстраненным голосом она обронила:
Кстати, Катерина, ты все-таки можешь позвать маму. Да и сестренку твою любопытно увидеть. Набери им после ужина, Миссис Бристоль избегала имен, словно одно их произнесение могло обжечь язык. Про зятя речи не шло совсем. Рудковски это не волновало.
Правда?! вскочила девушка. Стул ее прокатился по гладкому полу и издал до того противный звук, что Агата невольно поморщилась.
Еще один такой звук и я передумаю.
Агата спасибо! Вы не представляете Господи, как же задыхалась Катерина, не в силах выразить счастье.
Благодари не меня. Это все Рафаэль. Это он настоял, чтобы я поддержала идею.
Голдман, сидящий напротив девушки, изобразил такое лицо, будто он только что пожертвовал ей свое сердце. Рудковски же было без разницы, кто ей помог. Проблема решилась, а средства в этом случае маловажны. Не доедая любимой лазаньи, не прощаясь и на лету отмахиваясь от возражений бабушки, Катерина помчалась наверх. Задача не терпела промедлений.
До сих пор девушка созванивалась с родителями лишь по праздникам. Звонки между городами стоили ужасно дорого, если не сказать не имели цены. Но причина крылась не в стоимости перезвонов. Дело в следующем: линия связи Бристоль-Рудковски сгоняла такие тучи над домом Агаты и, Катерина не сомневалась, над домом родителей что отходить от звонка приходилось еще несколько дней. Кроме того, все троекратно обострялось, подними телефон глава семейства. Джозеф не упускал момента съязвить по любому поводу, ухватиться за мимолетные неудачи дочери, объясняя те «дрянным окружением», «зажравшимся Геттинбергом» и «испорченной бабкой». Тогда дело непременно заканчивалось слезами с одной стороны и орами с другой.
Поведение мистера Рудковски объяснялось тем, что мужчина никак не мог простить Катерине отъезд и страшно на нее злился. Джозефу казалось, будто выбрав миссис Бристоль, хотя за исключением места жительства девушка ничего не выбирала дочь предала его самого. Понимать чувства дочери мистер Рудковски отказывался, а потому продолжал утопать в своей злобе, делясь ей с Катериной.
По этим причинам привилегией междугородних звонков девушка пользовалась нечасто. И однако сейчас она так зажглась перспективой увидеть семью, что забыла о варианте Джозеф может не согласиться. Впрочем, не будет же он таким извергом, чтобы спустя столько лет не дать дочери с матерью повидаться?
Репетируя речь, Катерина трясущимися от восторга руками набрала номер и принялась ждать. К телефону слава Богу! подошла ее мама, и девушка залпом выпалила:
Мам, привет! Как дела? Не хотите приехать на свадьбу?
Ты выходишь замуж?! воскликнула Элеонора, и Рудковски услышала: что-то с грохотом повалилось на плитку из рук женщины выпал тяжелый предмет. Только тут Катерину ударило молнией: мать впервые слышит о женитьбе.
Да нет же! Мам, все в порядке?.. Элеонора молчала, и девушка стала тревожиться и ругать себя за несдержанность. Она вывалила событие, словно кастрюлю с нагретым супом, на не готовую к нему голову.
Все хорошо. Катерина, скажи мне, о какой свадьбе речь?
Собрав волю в постукивающий о трельяж кулак, Рудковски на выдохе протараторила:
Мам, бабушка выходит замуж и очень хочет позвать вас на праздник.
В телефоне повисло молчание. Пять секунд. Десять. Пятнадцать.
Боже, мама, скажи что-нибудь! Я же не позвонила тебе помолчать, раздражалась девушка, не желая понять потрясения Элеоноры. То случилось не без причин.
Брак миссис Рудковски не приносит ей радости (хотя женщина пыжилась убедить всех в обратном). Дочь уехала неизвестно на сколько. И сейчас ее мать снова выходит замуж. Можно запросто сойти с ума, причем шаг этот будет оправданным.
Ох, Катерина, мне надо подумать. Я позвоню тебе завтра, ответила Элеонора, и не успела дочь возразить, как женщина уже скинула трубку.
Рудковски сидела нахмуренная, сбитая с толку. Мысль о том, что ей нужно пересказать разговор миссис Бристоль, не облегчала задачу. В конце концов, рассудив: «Верно, Агате сейчас не до этого», Катерина решила дождаться утра, улизнуть на работу и таким образом избежать встречи с женщиной. К вечеру мама даст ей ответ, и тогда бабушка все узнает. Не сейчас осознание это согревало Рудковски.
Но ни следующим вечером, ни через день Элеонора не перезвонила. Спустя неделю молчания Катерина не выдержала давило нетерпение и вопросительные взгляды бабушки. Рудковски снова набрала номер и, сдерживая недовольство, приготовилась к бою.
Алло, мама? сдержанность улетучилась, едва ей ответили. Я же просила перезвонить.
Однако трубку подняла не мама.
Катерина, это я, звучал знакомый бас.
Пап? Привет! Вы говорили с мамой? Почему она не звонит? Рудковски молилась о том, чтобы отец уже приготовил решение. Ей гораздо спокойнее смириться пусть даже с отказом, но не с неизвестностью.
Катерина, не знаю, как и сказать
Голос Джозефа звучал непривычно мягко, и в его паузах и осторожных выражениях девушка уследила неладное.
В общем, у мамы случился инсульт, с усилием выдавил мистер Рудковски и, заслышав возглас, поспешно добавил: Но теперь все в порядке! Вернее, врачи говорят, что к маме может не вернуться память, но она жива и
Господи, прошептала Катерина. Ее колотило так, словно тряслась комната. Трудно было стоять.
Ни мужчина, ни девушка не нарушали молчания. Тишина казалась им лучшим аккомпанементом для мыслемешалки. Лишь через пару минут Рудковски еле слышно сообщила отцу:
Я приеду, как смогу.
Не нужно. Мама в беспамятстве, она
Джозеф прервался, и Катерина услышала всхлипы. Только не это. Если сдается опора-отец, откуда должна черпать силы его ветвь-дочь?
* * *
Через две недели приезд все же понадобился Элеонора скончалась. Когда отец позвонил, чтобы сообщить новость, Рудковски отказалась верить несмелым словам. Ее просто дурят. Она приедет и своими глазами увидит: мама жива и по-прежнему жарит любимые сырники. Лишь за этим девушка и возвращается в Энгебург повидаться с матерью и откушать ее заботу.
С Катериной ехала и Агата, и даже Голдман. Последний вызвался служить опорой для женщины. Как и дочь, миссис Бристоль была мертва, но с различием морально, внутри. Снаружи она оставалась холодной, будто тюремный камень, при этом желая проследить за непредвиденной натурой внучки.
При всей черствости Рафаэль, и тот не мог не признать, что событие в нем отозвалось. Без всяких вопросов мужчина сам предложил отодвинуть свадьбу на осень и искренне изумлялся, когда лица Агаты и Катерины выражали в лучшей степени пустоту. Увидеть кого-то из них в слезах или жалобах об этом не шло и речи. Женщин будто зомбировали, лишили способности ощущать до такой степени равнодушными выглядели в последнее время обе.