* * *
Наутро все в доме ощущали в себе перемены. Цепь событий вмиг перевернула быт каждого домочадца, и теперь им требовалось время, чтобы пережить переломы, усвоить уроки и двинуться дальше.
В тишине миссис Бристоль и Катерина собрали немногие вещи в тишине помощник-шофер донес чемоданы до автомобиля. Каждый жест, каждый шаг был медленным и несмелым. Казалось, сама жизнь замерла в ожидании но чего? Все на что-то надеялись, словно ждали: вот-вот из-за угла покажется их спасение и криком прогонит тревоги.
Пап, робко обратилась к Джозефу девушка, может, мне остаться?
Мужчина переменился в лице. Если раньше о подобном решении дочери он не мог и мечтать, сейчас мистер Рудковски понимал или думал, что понимал, где Катерине будет лучше.
Дочь, ты с ума сошла? Ты здесь зачахнешь.
Но Мелания! Мне страшно представить, что станет с малышкой, взмолила Рудковски.
Ты мне настолько не доверяешь? с серьезным лицом пошутил отец, и оба они рассмеялись. Кстати, мы с миссис Бристоль договорились: на каникулах Мелани может ездить к вам в гости.
Правда?! Катерина едва не взлетела от счастья.
Да, дважды в год: зимой и летом.
Рудковски накинулась на отца с объятиями и отдала бы душу, имейся возможности продлить этот момент навечно.
Пришла пора миссис Бристоль прощаться с Джозефом.
Спасибо, что ты заботился и заботишься о девочках, Рудковски кивнул, и Агата пошла к машине. Перед дверью однако женщина повернулась: И да, Джозеф, я буду искренне рада, если ты приедешь на свадьбу. Вероятнее всего, в ноябре.
Вдруг на удивление публики из дому выбежала Мелания. Малышка отказывалась покидать комнату, но, по-видимому, в последний миг передумала. Не поднимая глаз, девочка подошла к миссис Бристоль и, сцепив руки в замке за спиной, принялась чего-то ждать. Агата присела.
Мелания, разреши мне представиться. Я твоя бабушка, женщина протянула малышке ладонь, забывая о том, что не любит, когда ее называют старушкой.
Я знаю, сухо отрезала Мелани. Вы забыли платок.
Малышка достала из-за спины шелковый платок с инициалами миссис Бристоль, и последняя прошептала: «Благодарю». Девочка грустно сомкнула губы, кивнула и отбежала к отцу. Голдман придержал Агату за плечи, погладил по спине и открыл дверь.
* * *
Когда автомобиль уже ехал за городом, каждый задумался о своем. Катерине казалось, все это сон: она будто и не возвращалась домой, а тем более по такому печальному поводу. Агата терзала себя за те годы, во время которых гордыня не позволяла ей идти навстречу. Только по лицу Голдмана нельзя было сказать, что тревожит мужчину. Тот сидел, отвернувшись в окно выражение его потеряло привычную важность.
Глава 2. «Мой тебе совет переживай»
В Геттинберге на миссис Бристоль нахлынула новая волна скорби. Те эмоции, что вызвала смерть единственной дочери, прорвали сквозь дамбу и затронули все окружение. Силясь помочь, Голдман не отходил от женщины ни на минуту, и к удивлению Катерины беспокоился об Агате больше, чем о себе самом. В какой-то момент девушке стало даже обидно, ведь о ней, в свою очередь, так никто не заботился.
Впрочем, Рудковски старалась держаться особняком. Домочадцы не видели Катерину заплаканной и не слышали, чтобы она проронила хотя бы слово. Молчунья бродила по дому, как призрак, иногда застывая в глупой позе и держась в ней по меньшей мере пару минут.
Голдман, совсем на себя не похожий, заподозрил неладное. Невеста не выходила из комнаты, и просить ее утешить внучку было бессмысленно. В конце концов Рафаэль решил сам побеседовать с девушкой. Получится он узнает, в чем дело и, возможно, поможет. Не получится и пускай: ни от кого не убудет.
Мужчина подкараулил Рудковски у лестницы Катерина снова плыла неясно куда.
Катерина, выкрикнул Голдман и медленным шагом, чтобы не спугнуть жертву, приблизился. Ты как? Не хочешь поговорить?
По виду мужчины стало понятно: ему не доводилось вести подобные разговоры. Запугивать, потешаться, высмеивать да. Но говорить по душам, пытаться прочувствовать сущность другого такой подход был Рафаэлю в диковинку.
На вопрос его девушка вздернула брови и, бросив: «Нет, я спешу», продолжила путь.
Куда? не сдавался и бросил ей в спину мужчина.
Катерина притормозила:
Простите?
Куда ты спешишь? повторил Рафаэль.
Рудковски чуть поколебалась, мерно повернулась и выдала «а Вам дело?» так безразлично, что у Голдмана по спине пробежали мурашки.
Рафаэль отступил. Катерина ушла «по делам», а мужчина долго стоял неподвижно. Он старался усвоить сказанное, но еще больше то, на каком поцарапанном блюде слова были поданы.
* * *
Через несколько дней во дворец заявился Чарли. После бала отношения Кьюта и девушки пошли на лад. Вылазки их снова обросли регулярностью. Только вот незадача две недели назад Катерина выключила телефон и, не сказав ни слова, исчезла из жизни парня.
Дверь открыл мистер Голдман, отчего Чарли порядком опешил. Впрочем, не настолько, чтобы уйти без допроса.
Здравствуйте, мистер Голдман! Как поживаете? по жизни приветливый харизматик, Кьют не упускал шанс растопить ответчика. Рафаэль же, уставший от обстоятельств, раздраженно буркнул:
Привет, что хотел?
Про себя Чарли хмыкнул: «Ну и фурфыра! Черт возьми, он такой же здесь гость, как и я», а вслух добавил:
Я пришел к Катерине, она две недели уже не берет телефон. Я приходил, но вас не было дома. Я заглядывал к ней на работу, но и там пустота.
Две недели? Ну да, все верно, пробурчал Рафаэль, занимая себя уравнением в голове.
Я почти заподозрил, будто что-то стряслось, Чарли нервно усмехнулся, словно потешаясь над собственной склонностью усложнять.
Не ошибся, выстрелил в него Голдман и в тот же миг осознал: он не злится на Кьюта, но рад незваному гостю.
Дело в том, что мужчина томился от скопища в нем агрессии. Та особенно наседала, когда Рафаэль оставался без жертвы надолго. Парень же просто-напросто оказался случайной мишенью. Однако стоило Голдману чуть подвыпустить пар, как он тотчас смягчился:
Тут, Чарли, дело такое: мы недавно вернулись из Энгебурга. Хоронили там дочку Агаты, мать Катерины. Случай паршивый на долю секунды Кьют перебил Рафаэля сумасшедшим взглядом, но мужчина продолжил: Агата Миссис Бристоль справляется совсем неважно, если вообще справляется. Катерина та не проронила при мне ни слезинки. Уж не знаю, что за брак у девчонки в характере, но даже мне, Голдман хмыкнул, даже мне не понять этой черствости, Рафаэль на минуту задумался, и осторожно спросил: Ты бы, может, с ней побеседовал?
Где она? ледяным тоном спросил Голдмана Чарли.
А кто ж ее знает? выкинул Рафаэль. Пропадает целыми днями, а спроси еще и накинется.
Кьют кивнул и, забыв про благодарность, задумался: что же дальше? Голдман попрощался с ним и захлопнул дверь.
Двигаясь в сторону от парадного входа, Чарли отходил одновременно и от разговора, и от холодного шока, какой прошибал парня с головы и до пят. Как же, стало быть, тяжело Катерине, а он даже не знает, что предпринять.
К счастью, если в последнее время такое считалось возможным, долго разыскивать девушку не пришлось. Случайно взглянув на домик мистера Боуи, Чарли заметил: за тусклым окошком маячили два силуэта. К тому времени юноша слишком детально выучил Катерину, чтобы по одному очертанию догадаться, кто есть кто. И рассудив, что вторжение его не должно навредить, Кьют без приглашения зашел в гости.
Рудковски встретила парня безучастным взором таким, будто парень все время стоял с ней рядом, но лишь сейчас подал голос и снова замолк. Мистер Боуи предложил Чарли присесть за столик, а сам перебрался к кровати. Так друзья оказались напротив друг друга и завели естественный разговор.
Причин траура не поднимали, но по лицу Катерины Кьют предположил: она снова спасается от эмоций бегством. Чарли понимал девушку намного лучше, чем сама она понимала себя. Он знал цену ее холодной напыщенности и боялся представить, какую боль Рудковски хоронит за стеной беспристрастия.
Это жизнь, Чарли, надо двигаться дальше, отстраненно парировала Катерина. Сердце парня, как под тисками, сжималось от боли.
Голдман верно описал поведение девушки: она не разыгрывала драму и не считала, что о «проблеме» стоит поговорить. Рудковски едва не всю жизнь опиралась на правило: все, о чем умолчали, не имеет значение. Его не существует, потому нет смысла выделять на пустышку время.
Таким состояние Катерины виделось со стороны. Такой личиной девушка прикрывалась. Но на деле все обстояло иначе.
В каморку Боуи Рудковски наведывалась, как в святилище. Она открывала дверь, закрываясь от внешнего мира, а затем начинала исповедь. Катерина подолгу рыдала в объятиях садовника, а когда слезам приходил конец, захлебывалась в воспоминаниях.
Старичок, как и прежде, не перебивая, слушал девушку от первого всхлипа и до последнего слова. Рудковски же доверялась только ему. Катерине казалось, будто раскрывая изнанку души перед мистером Боуи, она расстается с грехами. И поэтому девушка день ото дня приходила в каморку, избавлялась от груза и на пару часов обретала покой.
В остальное время Рудковски грузила себя делами. Она делала все, лишь бы горе не закралось в сердце. Катерина забыла: бегство от боли равносильно бегству от самого себя. Ни второе, ни первое не возможно, а мешок запрятанных переживаний, как созревший фурункул, всегда прорывает.
* * *
С этих пор Чарли тщетно пытался разговорить Катерину. Он считал, что лопаты, которыми зарывают обиду, необходимо сдавать на металлолом. Парень знал: лечить болезнь надо в зачатке, иначе та прорастает корнями и остается в теле навечно.
Чарли, я почти слышу, как ты смотришь, зарываясь в ноутбук, раздраженно кидала Рудковски, когда Кьют подолгу не спускал с нее глаз за обедом.
А я вижу, что ты хочешь сказать, не сдавался парень и наивно силился настоять на своем.
Тогда Катерина вынужденно убирала агрегат в сторону и уверяла друга в том, чему сама толком не доверяла:
Чарли, сколько еще тебе повторять? Я в порядке, не приписывай мне симптомы.
Катерина, ты знаешь, что их отрицание первый признак болезни? Мой тебе совет: переживи все сейчас потом станет хуже, не унимался Кьют, и девушка резко вставала, угрожая уходом.
Парень закатывал глаза к небу, тяжко вздыхал и занимал неугомонный рот чашкой чая того, который выбрала в этот день Катерина. Кьют старался во всем потакать Рудковски: мол, ей и так тяжело, пусть потешится.
Через месяц девушке пришло письмо писала Карла. Подруга из прошлого сожалела о смерти женщины и извинялась за неявку на похороны. Бегло просмотрев содержание бумаги, Катерина сложила лист вдвое, затем еще раз, а после бросила его в топку, оставив посланницу без ответа. Хватит Рудковски того, что она снова «прожила» город. Поддерживать связь с мутным прошлым вот уж точно, чего делать не стоит.
Глава 3. Тысячи начал
На лето Джозеф, как условились, отправил Меланию в Геттинберг. Процесс переезда малышки напоминал передачу драгоценности: мистер Рудковски довел дочь до нужного кресла в поезде, наказал проводницам не сводить с девочки глаз, а затем пригрозился парой-тройкой друзей из полиции на случай если что-нибудь, упаси Боже, пойдет не так.
На вокзале Геттинберга гостью встретило все семейство. Добропорядочная проводница, как обещала, спустила малышку по лестнице и подождала, пока за девочкой не придут «те, кто надо». Впрочем, долго стоять не пришлось уже через пару секунд по вокзалу разнесся восторженный крик Катерины. Девушка налетела на Мелани, словно голодный кот на добычу. Удостоверившись, что Рудковски не воровка и не мошенница, проводница премилая женщина передала «передачу» и, пожелав всего доброго, вернулась в вагон.
В машине Мелани ждали Агата и Рафаэль. Голдман сам сидел за рулем: они не хотели запугивать девочку, попавшую в новый город и семью шоферами и помощниками. На счастье, Мелания больше не выглядела перепуганной, хотя улыбка все еще обходила ее лицо стороной. Существенно изменилось лишь то, что малышка теперь не хранила обет молчания. Мелани прощебетала до самого дома, чей вид заставил ее задержать дыхание.
В этом году погода совсем не щадила город. Жара стояла несносная, и Катерина пообещала сестре сходить на сажалку. Сама Рудковски сейчас находилась в отпуске, и ей жизненно важно было заместить работу делами. Отдыхать девушка не умела, так что сама или с кем-то, но Катерина искала пути, как сбежать от реальности.
После купаний Рудковски устроила девочке обзор дома. будто она сама здесь являлась хозяйкой и не ходила завороженная два года назад. Как поначалу у Катерины, у Мелани от восторга не закрывался рот. Рудковски, довольная впечатлением сестренки, умилялась: во-первых, малышка знакомится с новым и забывает про старое; а во-вторых, Катерина действительно мнила себя хозяйкой, и девушке ужасно льстило, что ее дом оценили.
В то же время Рудковски стыдилась за мысли, но замечала: с каждым днем члены семьи отходили все дальше от похорон. Мелания постепенно знакомилась с бабушкой. С первых дней они долго гуляли втроем с Катериной, а через время уже отправлялись на променады вдвоем.
Не стоял в стороне от знакомства и Голдман. Тот пытался наладить с малышкой контакт, но Рудковски и Бристоль, видя неловкие эти попытки, смеялись. Вероятно, мужчина ни разу не управлялся детьми. Он не мог подступиться к возрасту Мелани, то агукаясь с ней, то пускаясь в дебаты для взрослых. Словом, порой Рафаэль видел девочку взрослой, а в другой раз усматривал в ней хрупкого грудничка.
Чарли же был очарован малышкой не меньше, чем ее старшей сестрой, за что последняя умудрилась даже на парня обидеться. Кьюта этот факт рассмешил и дал повод для шуток, а Рудковски смекнула, что занимается ерундой.
Мелани расположила к себе всю округу. Не в последнюю очередь девочку полюбил мистер Боуи. Старичок видел в ней Катерину в детстве, и сходства эти его оживляли. Пусть садовник уже не владел такой силой, чтобы катать малышку в телеге с сеном, но забавлять ее шутками и историями вот чем жил три летних месяца мистер Боуи.
Впрочем, привязанность чревата душевными муками, стоит в зал войти Расстоянию. Поэтому, когда в конце августа наступила пора прощаться, домочадцы взгрустнули. Семье неприятна была утрата их светлого лучика, и они понимали: холодным вечером дом согревать будут теплые воспоминания.
* * *
Наступил октябрь. Снова близилось время свадьбы. В доме шумели не меньше, чем летним утром на рынке. После трех месяцев с Мелани и под опекой мужчины Агата почти отошла от апрельского потрясения. Миссис Бристоль снова заинтересованно относилась к подготовкам, а иной раз проявляла в них даже инициативу.
В свою очередь, Голдман и впрямь занимался неслыханным, незнакомым ему самому благородством. В другой час Катерина, пожалуй, воздала б ему за заслуги. Но сейчас, безразличная до всего, девушка избегала любых контактов. Она не замечала и не хотела признавать чьи-либо достижения.
В один из тех редких для Геттинберга, дождливых дней осени во дворец постучался Бенджи. Рудковски, закрывшаяся от всех, приоткрыла однако двери и, словно забыв о «геройствах» парня, впустила его на ужин.
К возвращению Уильямса в доме отнеслись просто. Даром что путешествие заняло почти шесть месяцев, домочадцы сделали вид, будто он съездил за хлебом и тотчас вернулся.