Назвать адресат- то легко, но как ему написать. Ведь это же Министр! А Матвей ведь простой сельский парень даже обычного письма никому не писал. Некому было. А тут надо Министру! Боязнь просто страшная. Это же ведь надо писать в Москву, Министр то там. А Москва она ведь может и Мысли одна страшнее другой, что будет, если, будоражили сознание, мешая сосредоточиться на конкретных действиях. Да и адреса ведь не знали. Куда писать? Как Ванька Жуков « на деревню дедушке». Москва то ведь больше любой деревни. Голова кругом шла. А ведь уже на улице август месяц в разгаре, пора действовать, не за горами сентябрь, когда уже все начнут учиться и заниматься каким-то деревенским неудачником никто не будет. Разве мало таких парней в Великом Советском Союзе? А разве мало своих дел у Министра? Ему уж точно не до Матвея.
Но страстное желание учиться, в конце концов, вынудило Матвея сесть за стол. Преодолев робость и боязнь за последствия письма к такому очень большому военному начальнику, военному ведь!, вырвав из школьной тетради два чистых листа на полутора из них Матвей излил свои слёзы. Упомянув о своих успехах в школе, описал и бедственное материальное положение семьи, не позволяющее ему продолжить учёбу в институте из-за отсутствия денежных средств, одежды и обуви. Матвей и до сих пор сожалеет, что не сделал копию своего послания (некому было подсказать). Хорошее школьное образование позволило ему довольно коротко, но, тем не менее, чётко сформулировать причины обращения в такую высокую инстанцию.
Это письмо было не жалобой на того майора- прохвоста, а просьбой о помощи. Это совершенно точно! Ни о какой мести тогда совершенно не думалось, даже когда Матвей вынужден был упомянуть о взятке, благодаря которой в училище поехал не он, а его одноклассник, отец которого похвастался дяде Матвея, как он за ведро мёда и деньги устроил своего сына. Хотя копии и не было, но заключительную фразу своего письма Министру Матвей помнит и до сих пор: «неужели мой отец погиб за то, чтобы его сыну не дали возможность учиться в военном училище?». Поставив дату и подпись, запечатал свои муки в конверт, на котором большими буквами написал: «Москва Кремль Министру Вооружённых Сил Маршалу Советского Союза Булганину Н. А.», указав ещё и обратный адрес, и отнёс письмо на сельскую почту. Как гора с плеч свалилась. Теперь будь, что будет. Содержание письма Матвей не показывал никому, считая, что если там, в Кремле, задумают о нём что-то плохое, то виноват во всём будет только он. Теперь страха совершенно не было, а было смиренное «будь что будет».
Были ли у Матвея какие-нибудь надежды на благоприятный исход? Пытаясь сейчас с высоты прожитых лет вспомнить то своё состояние, он приходит к убеждению, что никаких иллюзий о благоприятном для него исходе его слёзного крика о помощи он не питал. Просто появилось ощущение какого-то спокойствия: свою работу сделал и теперь от него уже ничего не зависит, его судьбу будут решать другие, на которых повлиять ему уж никак нельзя.
Началось томительное ожидание наступления хоть какой-то определённости. Её мог дать либо ответ из Москвы, либо повестка из военкомата для отправки на службу в армию. Это было больше всё-таки тягостное состояние, вызванное причинённой обидой этому беззащитному сельскому пареньку, оставшемуся без отца, которого он помнил и постоянно призывал со слезами на глазах к себе на помощь. Это, должно быть, был пик его страданий в самые тяжёлые для него послевоенные годы. Страдания Матвея может понять только человек, переживший такую же ничем с его стороны не спровоцированную обиду, обиду до глубины души, когда возмущённый несправедливостью человеческий разум понимает своё бессилие что-либо изменить самому в этой жизни.
В таком угнетении даже взрослые люди могут потихоньку впасть в состояние прострации, ничего хорошего не сулящей для их будущего. Тогда Матвей не очень разбирался во всех этих философско-психологических понятиях. Ему просто было очень не комфортно от осознания того, что примерность в учёбе и поведении совершенно не гарантируют справедливого к тебе отношения в реальных условиях социалистического общества, в котором тогда жили. Потихоньку наступало прозрение того, что в обществе (социализм и коммунизм почему-то в мыслях совершенно отсутствовали) судьбы людские часто зависели совсем не от громко провозглашаемых привлекательных лозунгов и деловых качеств конкретного человека, к которому и были обращены эти лозунги, а от действий многих «товарищей», поставленных на должности для воплощения в жизнь тех самых лозунгов в интересах простых людей.
Но вот что было интересно в поведении Матвея. Казалось бы, что испытанное унижение должно было напрочь отбить желание заниматься чем-то серьёзным. Но его страстное желание продолжить образование просто принудило идти в библиотеку в поисках литературы по интересующим его вопросам. Во время учёбы он часто пользовался довольно богатой школьной библиотекой, и тогда совершенно не мог предположить, что в сельской библиотеке для изучения он возьмёт домой «Капитал» Маркса и несколько книг по квантовой механике (название которых, к сожалению, забыл). Подумать только! В сельской клубной библиотеке такая экзотика! Кто комплектовал такие библиотеки? Если с Марксом ещё всё объяснимо, идеологические основы нашего государства полагалось знать, то кто здесь в сельской глуши, не имеющей даже электрического освещения, будет ловить эти кванты.
То, что, несмотря на угнетённое состояние, Матвей взял в руки очень серьёзную литературу, он объясняет тем, что где-то в душе (или на подсознании) тлела надежда, что он всё-таки будет учиться, несмотря на козни всех недоброжелателей. Страстное желание учиться и предпринятые действия для продолжения образования удерживало этого парня «на плаву» и стало надёжной защитой от безвозвратного скатывания в реалии холодного, голодного и беспросветно-тёмного в те годы сельского бытия с нараставшими в нём проявлениями негативных соблазнов.
Между тем время шло и пока никаких известий, ни хороших, ни плохих, не было. Вот и 1-ое сентября 1954 г. В тот день, как вспоминал потом Матвей Трофимович, ему было очень горько, обидно и даже почему-то стыдно. Стыдно за то, что первый раз в жизни не идёт в школу вместе с этими весело переговаривающимися нарядными ребятишками, мелькавшими за окнами развалюхи. Настолько было стыдно, что он не осмелился даже выйти в это время на улицу. Стыдно за то, что вместо привычного для него состояния какой-то даже одухотворённости, когда садился за школьную парту, он вынужден бездельничать. Может быть, кому то эти эмоции и покажутся блажью, но Матвей и до сих пор помнит то состояние подавленности, беспомощности и обиды. За что такое незаслуженное и несправедливое наказание?
Призывная кампания в те годы обычно начиналась в сентябре, а потому повестку могли принести в любое время. Но повестки не было, а родственники, жившие в другой деревне (километрах в трёх от села) попросили Матвея помочь скосить отаву на выделенном им колхозом участке. Конечно же, надо помочь. И с утра уже коса делала своё дело.
Косьба почти уже заканчивалась, время шло к обеду, когда в начале луга увидели остановившуюся легковую автомашину типа «Виллис». Хотя в те годы машин было очень мало, но особого значения этому событию уже не придавали. Мало ли какое районное, а может быть и областное начальство по каким-то своим делам сюда решило заглянуть. Но через какое-то время оттуда прибежал парень, такой же косарь, и с ходу бухнул: «Матвей! Там за тобой военные приехали, сказали, чтобы шёл к ним!». Известие было столь неожиданным, что все находившиеся рядом люди как-то сразу же притихли и насторожились. Матвея здесь все хорошо знали и знали с лучшей стороны, как и знали то, что военные просто так ни за кем не приезжают. Значит, Матвей натворил что-то такое, что за ним уже и приехали. А какой другой вывод они могли сделать в то время, когда ещё свежи были в памяти случаи, когда военные увозили, как потом оказывалось, «врагов народа».
А что мог натворить Матвей, самый обычный, может даже и запуганный реалиями тогдашней жизни, сельский парень. Слишком молод он был для какого-нибудь социального разбойника. Но ведь приехали то за ним. Почему? Сейчас может показаться неправдоподобным, но в тот момент, когда гонец перепуганным голосом произнёс те самые слова, повергшие Матвея, да и окружающих тоже в смятение (люди тогда всё-таки были добрее и сострадательнее, что ли), у него в голове никаких мыслей и доводов, объясняющих это неожиданное «явление военных народу», не возникло. Он, вспоминая тот эпизод, считает, что почувствовал лишь какое-то оцепенение и смирение, не страх, не боязнь, а именно смирение: «раз приехали за тобой, то нужно идти, куда деваться». Никаких высокопарных эмоций даже не возникло. Лишь смирение. Надо идти. Смахнув ладонью выступившие против воли и сознания слёзы, пошёл за гонцом, провожаемый низко опущенными взорами, у некоторых даже со слезами, присутствующих на покосе его родственников и их соседей, давно знавших Матвея.
Какие мысли роились в его голове во время того рокового пути, сказать весьма затруднительно. По-видимому, мыслей -то никаких и не было. Откуда там им было взяться при таком оглушённом сознании. Он даже и молитву никакую, даже «отче наш», не мог прочесть, потому что тогда не знал ни одной молитвы. Откуда их было знать молодому человеку, воспитываемому школой и комсомолом атеистом. Эхе-хе! А идти то надо, ведь терпение военных, пославших за ним гонца, может и иссякнуть. А тогда и Господь Бог не поможет. Может быть, что-то подобное и было в голове, но скорее всего такое быстротечное, что и не осталось в памяти.
Подойдя очень близко и увидев спокойно стоявших двух военных, Матвей испытал не столько страх, сколько, как потом он рассказывал, почувствовал какое-то внутреннее облегчение, а причину перемены настроения пока истолковать никак не мог. Бывают ведь в жизни такие моменты, когда без всяких видимых причин внутреннее состояние может измениться на диаметрально противоположное. Чем это можно объяснить? По-видимому, лишь тем, что помимо сознания, или как элемент сознания, существуют предчувствия, природу появления которых уже давно пытаются понять и истолковать, применяя, в том числе, и разные технические термины, например такой, как биологическая связь. Но, скорее всего, что это промысел Божий, который человеку просто пока не познать.
Общение с поджидавшими военными было довольно быстротечным.. Стоявший ближе к Матвею полковник с планшеткой, видя его, по-видимому, довольно испуганное лицо, на котором ещё не просохли слёзы, попросил успокоиться, представился начальником политотдела облвоенкомата, и раскрыл планшетку. Матвей эти действия воспринимал как-то машинально, но когда он ответил полковнику утвердительно на его вопрос: «писали ли Вы письмо Министру?», то только тогда обратил внимание на раскрытую планшетку. Впервые в своей жизни увидел служебный документ со штампом в верхнем левом углу и большой красной печатью под коротким текстом внизу. А затем, о, ужас!, и своё письмо, строчки которого были подчёркнуты местами то синим, то красным карандашом. Ни к чему уже сейчас пересказывать содержание состоявшейся беседы, лишь главное. Прощаясь, полковник сказал, что повестку для отправки в училище на экзамены Матвею пришлют (сопровождавший его капитан при этом кивнул головой), пожелал Матвею удачи и попросил написать ему о результатах поступления в училище. Эта просьба была выполнена потом Матвеем сразу же после объявления приказа о зачислении.
Машина уже скрылась в низине за поворотом, а Матвей как истукан застыл на месте. Всё произошло так неожиданно, что он совершенно не мог определиться: радоваться ему или разрыдаться от появившейся возможности реализовать вынашиваемую в таких долгих муках мечту. Во время всей этой встречи с таким большим воинским начальником рабочий люд находился в отдалении, не работал, но лишь наблюдал за происходящим. Слышать разговор он, естественно, не мог. А теперь новая загадка: военные уехали, а Матвей как столбик стоит на месте. За что они его и чем так прочно припечатали к земле? Народ, конечно, почти бегом к нему. Пришлось раскрыть «страшную тайну» с написанием письма Министру Вооружённых Сил. То, что Матвея не отправили в училище, все давно знали, сочувствовали, переживали, а помочь они ничем не могли. А о его письме не знали даже родственники.
Так закончился этот хмурый, но такой обнадёживающий сентябрьский день, ставший для Матвея исходной точкой долгого служения Отечеству нашему в рядах Вооружённых Сил.
Дальнейшие события разворачивались не менее стремительно. Уже дня через три после тех волнений на сенокосе сосед Сергей Васильевич, теперь работающий военруком в школе, привёз Матвею повестку прибыть 16 сентября в военкомат для отправки в училище. Если не изменяет память, то уже через сутки со своим холщёвым мешочком, в котором был вручённый в военкомате тонкий запечатанный пакет с личным делом Матвея, и продукты, которые ему собрали в дорогу (кусочек сала, варёные куриные яйца, домашняя лепёшка) добрался до Гомеля, в котором теперь осталось только среднее военное радиотехническое училище, так как высшее, в которое в начале и планировался, уже переехало в Минск.
Практическая реализация жизненного выбора
Матвей с тех давних пор значительно «подрос» в понимании того, что происходит на земле. Он крепко убедился в том, что реальная жизнь настолько сложна, многогранна, противоречива и даже не предсказуема, неожиданно преподнося всякие приятные или огорчительные сюрпризы. Поэтому рассмотрение всего происходящего в этом подлунном мире в двух измерениях (хорошо-плохо, полезно-вредно, правильно- неправильно, истинно-ложно и т. п.), конечно же, лишь будет удалять от установления желаемой многими той самой «правды».
Потому что всё происходящее воспринимается людьми по-разному, каждым по-своему. Кого-то оно трогает, кого-то даже очень, до всех глубин души, а кого-то вообще не задевает «никаким боком». Потому что оно не его, на его жизнь и благополучие, на здоровье, на его положение в семье, в выбранной сфере деятельности никак не влияет. Так зачем в таком случае расходовать жизненную энергию на ненужные эмоции? Она, скорее всего, пригодится на действительно необходимые для собственной жизни действия. Именно для собственной жизни!
Но часто бывает ведь и так, что какая-то часть окружающих (волею случая или судьбы) людей примет участие в решении и твоей проблемы. Ведь они то же продукт этого мироздания и подсознательно чувствуют, что и у них может произойти что-то такое, когда даже простое сочувствие, тем более соучастие в решении твоей проблемы, может оказаться бесценным даром, позволившим справиться с жизненными невзгодами.
При всех претензиях к той, советской власти, следует всё-таки признать, что проводимая ею воспитательная работа хотя бы в форме лозунгов о дружбе и братстве, о справедливости, о взаимоуважении и взаимопомощи и т. п. уменьшала число разного рода негодяев, подобных тому продажному военкоматовскому майору. Ведь всё-таки судьбу Матвея «там, наверху», решали не отпетые мошенники, для которых судьба сельского паренька была бы совершенно безразлична. А люди, у которых, несомненно, имелось в душе и чисто человеческое качество о необходимости оказания помощи безвинному страдальцу. Если бы они оказались под стать тому майору, то не стоять бы сейчас Матвею на КПП училища.