Позиция Николая Кузанского стратегически направлена на переход от познания вещей к познанию высшего единства мира Бога. Это понятно, так как этот теоретик был неоплатоником в христианском обличии. А для неоплатоника стратегическое действие (мыследействие) состоит в переводе от познания вещей к познанию «Единого». Таким образом, неоплатонику не нужно разрабатывать технологию познания вещей это стратегически бессмысленно. Ему нужно лишь показать, что всякое познание конкретных вещей как чего-то самостоятельного и самоценного стратегическое заблуждение. В сущности, это Николай Кузанский и делает, когда утверждает, что сколько бы «точным» познание вещей ни было, оно никогда не приведет к познанию сущности вещей, то есть Бога.
Итого, если Николай Кузанский и говорил что-то о познании конкретных вещей, то не в смысле их познания в логике «понимания и перестройки вещного мира» (в которой действует логика промышленных революций), а в противоположном смысле. Интерпретация Автором Николая Кузанского как теоретика «технологии исследовательского мышления», ставшей «важнейшим элементом платформы технологий Второй промышленной революции» является невероятно сильной натяжкой и задается проекцией «схемы мыследеятельности» на культурно-исторический процесс:
должен быть тот теоретик, который выявил и задал логику «технологии исследовательского мышления»;
актуализацию логики промышленных революций нужно связать с влиянием этого конкретного теоретика.
Так и получается вывод: «машина исследовательской мыследеятельности, как я уже сказал, была придумана в период 14001500 годов и в дальнейшем легла в основу так называемых промышленных революций».
Логика этого вывода предельно проблематична. Но зато она хорошо вписывается в «схему мыследеятельности». Ведь там (в ММК) действительно, можно выделять теоретиков, которые дали начало каким-то стратегически значимым мыслительным ходам.
В-восьмых.
Надо обратить внимание на то, что когда Автор начинает описывать логику промышленных революций, соединяя ее с логикой определенных типов мыследеятельности, то переходит на параметрическое описание. Это показывает то, что можно и логично описывать крупномасштабные изменения социокультурной реальности через изменения фундаментальных параметров, показывая какого рода проблемы появлялись в такие-то периоды и в каком направлении происходило решение этих проблем.
Далее Автор напишет: «Наш анализ проблемы знания будет неполным, если мы с Вами не сможем теперь вернуться от анализа машин производства знаний (дальше мы поймём с Вами, каким противоречивым выглядит этот тезис при ближайшем рассмотрении), к сингулярному практическому действию, которое планирует и осуществляет эмпирический индивидуум».
То есть Автор вполне четко разделяет два плана исследования:
план анализ «машин» производства «знаний» (который концептуализируется то «схемой мыследеятельности», то параметрическим описанием);
план сингулярного практического действия, которое планирует и осуществляет эмпирический индивидуум» (который описывается исключительно «схемой мыследеятельности»).
11. Переход Автора от анализа «машин производства знаний» к анализу сингулярного практического действия
В §§3948 Автор переходит от «анализа машин производства знаний» к анализу «сингулярного практического действия, которое планирует и осуществляет эмпирический индивидуум».
Автор достаточно подробно рассматривает этот план, реализуя в нем ту самую диалектику «ученого незнания», которую он увидел уже у Николая Кузанского. Я не стану передавать подробности этого рассмотрения, так как они относятся именно к плану «сингулярного практического действия» и ничего не могут нам сказать о социокультурной логике, в которую эти действия должны быть вписаны. Можно лишь заметить, что Автор связывает этот план рассмотрения с логикой социокультурной реальности через представление о культуре как аккумуляторе предшествующего исторического опыта человечества.
Вот как Автор говорит о содержании первых двух лекций (§§148).
«В первой лекции мы сосредоточились на анализе стандартной «эпистемологической ситуации», в рамках которой, с учетом ее двух основных измерений оси конкуренции и оси референции возникает большая часть функциональных «зон» и «узлов», которые стали предметом осмысления в философии и методологии науки такие как «вещь», «представление», гипотеза, образ, модель, «предмет» и «объект», знание, понятие, схема, значение, знак, система теории, эксперимент, «истина», «денотат», «референт», метафизика и онтология.
Во второй лекции я пытался показать:
с одной стороны, как исторически складываются технологии конструктивного мышления и социальные машины производства знаний такие как инженерное конструирование, проектирование и собственно современная научно-исследовательская мыследеятельность;
с другой стороны, как эмпирические индивидуумы формируют свой запас знаний часть из которых они обнаруживают для себя в опыте решения задач и участия в ситуациях//системах совместно-распределенной деятельности, а часть получают как «сведения» с различным уровнем релевантности в ситуациях коммуникации от другими эмпирическими индивидуумами.
В том числе в учебных ситуациях.
Существует достаточно широкий спектр нормативных представлений о «деятельности» и «действиях», на которые может ориентироваться эмпирический индивидуум при построении замысла.
История философии в целом, а также таких школ мысли как «прагматизм», австрийская экономическая школа, социология «действия» и различные варианты теорий принятия решений, даёт нам богатый веер различных онтологических представлений об устройстве «деятельности» и «действия».
Я воспользовался для изображения нормативной структуры «деятельности» и «действия» схемами, разработанными в рамках СМД-подхода и описывающими функциональную структуру «способа мыследействия».
Важно понимать, что эти схемы фиксируют своего рода мыслительный (рефлексивный) чертёж или карту «способа мыследействия». Как и любая карта местности (например, города), она не отражает всех деталей реальной застройки, но, в целом, позволяет вам сориентироваться, чтобы найти нужное здание или достопримечательность.
Напомню, что я использовал упрощенную схему, включающую в себя, помимо знака «позиции» деятеля (актора) три основных функциональных узла:
во-первых, «цели»,
во-вторых, «знания об устройстве окружающего мира» (онтические и объектно-онтологические),
в-третьих, «средства».
Однако, можно воспользоваться более сложной схемой способа мыследействия, задающей более детальную карту его устройства».
12. Критический анализ позиции Автора. Индивидуалистическая онтология, контр-культурный и контр-системный авангард
В этой точке можно остановиться для анализа.
Во-первых.
Для понимания логики связи между планом «сингулярного практического действия», которое собственно и рассматривает Автор в §§3948, и планом социокультурной реальности можно провести параллель между его логикой и логикой рассмотрения научного познания К. Поппером.
Для Поппера в логике научного познания не существует того, что можно было бы назвать социокультурной реальностью. Точнее сказать так: для Поппера социокультурная реальность представляет собой то, что является областью преодоления в научном познании. Социокультурная реальность несет в себе мифологически-метафизические представления, которые должны быть преодолены. Само научное познание организационно представляет собой сообщество ученых, которые соединены друг с другом через рациональную коммуникацию и научный метод. Научный метод представляет собой и то, через что соединены ученые с познаваемой реальностью. Поппер, как теоретик, вполне относится к той фазе развертывания модерна, которую можно назвать «диалектическим модерном». То есть в его концепции научного познания заложено, в качестве фундаментального, представление о бесконечном развертывании знания, о бесконечном приближении к истине (сути вещей). Эта суть никогда не может быть достигнута. Именно поэтому фундаментальным для Поппера является процесс фальсификации уже существующего знания. Господствовавшее ранее представление о том, что главным в научном познании является подтверждение выдвинутой гипотезы (теории), Поппер считает стратегическим заблуждением. Теоретики всегда связаны со своими теориями таким образом, что сознательно или бессознательно стремятся «подтвердить» свою теорию. Для преодоления этого и нужна методичная фальсификация. Только через постоянное и целенаправленное опровержение наличных теорий можно продвигаться дальше в научном познании.
Надо отметить, что введение принципа фальсификации как фундаментального в логике и методологии науки связывается с именем Поппера. В сущности, это реализация того самого представления об «ученом незнании», которое актуализировалось у разных теоретиков в разные эпохи, но которое в современной методологии науки связанно именно с фигурой Поппера и той фазой развития методологии науки, которая относится к первой половине ХХ века. В это время происходит перелом в модерновой системе знания о природе и человеке. Те парадигмы знания, которые стали формироваться в начале модерна и казались завершенными к началу ХХ века, обнаружили свои границы и стали восприниматься как препятствия. Связанный с этим дух преодоления прежних представлений уже должен был вывести рефлексию о логике научного познания к диалектике «ученого незнания». Можно считать, что ранее наука развертывалась, реализуя через себя логику «учёного незнания» стихийно. Ученые не занимали позиция методического преодоления «старых» теорий и утверждения «новых». Преодоление одних теорий другими происходило стихийно, за счет разделения научного сообщества на субъекты и поколения. Каждый новый теоретик в принципе находился в позиции «стихийного преодоления» прежних представлений. Для существования этого процесса не нужно было вдвигать и удерживать принцип методичного опровержения. Но это стало нужно в тот период развития модерна, когда прежние системы представлений о мире стали восприниматься связанными не просто с какими-то теоретиками, но с разного рода организованностями и устойчивыми системами знания.
Для лучшего понимания этого процесса надо вспомнить эту эпоху первую половину ХХ века, особенно первую четверть. Это эпоха общеевропейского контр-культурного авангарда. По всему европейскому пространству, по всем культурным формам происходила усиливающая друг друга критика сложившихся форм жизни. Предельное выражение этого создавало позиции тотального отрицания «старого мира» и утверждения «нового мира». Но в тех культурных формах, где новое мыслилось связанным с традицией (например, в науке), авангардная позиция должна была породить не чистое тотальное отрицание, а диалектику бесконечного отрицания «старых истин» и движения к «новым истинам», при сохранении конструктивной связи с традицией. Собственно это и можно увидеть в методологии науки Поппера.
Здесь важно сделать отступление, которое утверждает, что выработка такой диалектики не является продуктом передачи некой «идеи диалектики» по традиции откуда-нибудь из древности, средневековья или истока модерна. Такого рода идея может и должна рождаться как ответ на вызов эпохи. Стоит напомнить, что общее развертывание модерна можно считать процессом интегрального «открывания мира», отрицания средневековых и первоначальных модерновых форм. Это отрицание происходило импульсами, которые выражались в разного масштаба реформах и революциях в разных социокультурных областях. Первая четверть ХХ века стала одной их таких областей реформ-революций по всей Европе (отчасти и по всему миру). Критика остатков «старого мира» (которые особенно очевидно были в таких европейских империях как Российская, Германская и Австро-Венгерская) приобрела особенно острый, авангардный характер. Вызов сохранения негатива «старого мира» был усилен Первой мировой войной, в которой этот старый мир буквально уничтожил себя, породив в качестве ответа общеевропейскую волну революций. Пафос этой волны во многом и составил содержание европейского авангарда первой половины ХХ века. Но авангардный ответ только в своем предельном варианте порождал тотальное отрицание традиции. Его конструктивные формы должны были утверждать логику обновления мира, причем обновления бесконечного и методичного. В когнитивной проекции это должно было дать диалектику «ученого незнания», бесконечного «открывания мира». Одним из конкретных выражений этого можно считать методологию науки Поппера.
Во-вторых.
Надо обратить внимание на то, что позиция Автора в отношении развертывания «мыследеятельности» и позиция Поппера в отношении научного знания сходны по следующим параметрам:
диалектика бесконечного обновления;
индивидуалистическая онтология.
Как у Поппера присутствует диалектика бесконечного обновления я уже показал. Примерно так же эта идея присутствует и у Автора.
Важно видеть, что у обоих присутствует индивидуалистическая онтология.
Поппер рассматривает научную традицию как сообщество отдельных ученых, отделенных друг от друга в пространстве и времени. Соединяются они только через единство объекта и метода научного познания и единство самого научного знания. Надо обратить внимание, что у Поппера научное знание имеет:
ценностный аспект;
технический аспект.
Научное знание ценно не в том смысле, что оно дает возможность знать (а потом и трансформировать-управлять) реальностью. Эта как раз относимо к техническому аспекту. Ценно оно тем, что позволяет вынести за скобки все те мифологически-метафизические представления, которые устанавливаются культурными системами в качестве идеологий (и вообще наполняют собой символическое содержание культурных систем). Можно сказать, что научное знание ценно своим контр-культурным и контр-системным содержанием. Наука оказывается преимущественным способом «критики культуры» и «критики системы». Научное сообщество выступает тем внутренним для культурных систем сообществом, которое создает новый мир и новую истину. Причем такое сообщество логично мыслить как всемирно-космополитическое, как сеть точек, через которую прорастает логика нового мира. (Можно говорить о том, что здесь мы видим еще одно проявление логики «мировой освобождающе-объединяющей революции» модерна).
Отсюда и онтологический индивидуализм Поппера. Предельный контр-культурный и контр-системный пафос заставляет отрицать все культурно-социальные организованности как тем или иным способом заставляющие индивида быть «в культуре» и «в системе». Научное сообщество Поппера можно понимать как соизмеримое с Касталией Г. Гессе. Именно поэтому ученый для Поппера представляет собой отдельную единицу бытия, которая должна быть свободна от какой-либо власти внешних для него символических и социальных организованностей. Онтологический индивидуализм Поппера показывает его полемика с Т. Куном, который ввел в логику научной традиции представление о власти над учеными «научных парадигм». Поппер отвечал Куну, что нет «нормальных» и «революционных» периодов в науке, а есть «нормальные» (не творческие) и «революционные» (творческие) ученые.
Такого же рода ценностный акцент (и сходную индивидуалистическую онтологию) можно увидеть у Автора.
Я уже обращал внимание на то, что у Автора есть два режима мышления о логике мыследеятельности:
режим индивидо-центристской онтологии (для которого используется «схема мыследеятельности»);
режим коллективо-центристской онтологии (который использует параметрическое описание коллективных процессов).
Режим коллективо-центристской онтологии используется Автором тогда, когда он передает логику развертывания промышленных революций. Тогда появляются разного рода «циклы», «смены технологических платформ» и т. п.
В остальном Автор использует режим индивидо-центристской онтологии. Конечно, она не так авангардна, как у Поппера. Но, тем не менее, в ней можно видеть выражение того же ценностного пафоса. Автор сходным образом говорит о фундаментальной структуре мыследеятельности, о ее фундаментальной логике, вынося за скобки представления о встроенности индивидов и несложных организованностей в культурно-социальные процессы, минуя логику этих процессов. Здесь видно выражение того же самого пафоса освобождения человека от власти культурно-социальных систем. Индивиды соединяются друг с другом через абстрактно понимаемую культурную традицию. Когда Автор проецирует индивидо-центристскую онтологию на историю, то появляются странные конструкции, подобно определяющему влиянию концепции «ученого незнания» Николая Кузанского на логику развертывания промышленных революций.