Об этом же было и секретное письмо от 26 мая 1932 года уполномоченного Наркомата иностранных дел СССР при Правительстве УССР С.И. Бродовского, направленное заведующему 2-м западным отделом НИД-а Д.Г. Штерну по вопросу оказания помощи Закарпатской Украине, в котором в том числе обсуждается возможность использования европейских СМИ для продвижения нужной ОГПУ информации:
«Дорогой Давид Григорьевич! Возвращаясь к вопросу об оказании помощи голодающим на Закарпатской Украине. Нельзя ли устроить дело так: украинский Красный Крест или Исполком Союза Красных Крестов обращается в Чешскую миссию с предложением отправить хлеб для голодающих в Закарпатской Украине. Следует ожидать, что чехи ответят отказом. Больше нам не надо. Сведения об этом без всяких комментарий можно будет дать в печать, а наши друзья за границей позаботятся о том, чтобы дать чешскому отказу широкую огласку. Больше не надо. Я думаю, что такую вещь можно проделать безболезненно.
С товарищеским приветом Бродовский
Копия Н. Н. Крестинскому» (www.istmat.ru).
Тесное сотрудничество с советскими и иностранными литераторами и художниками различной степени прогрессивности являлась только частью этой большой системной работы.
Собственно эмигрантская общественность в той же Франции или Германии не особо стеснялась использовать зарекомендовавшие себя на практике радикальные методы решения идейных (и не только) разногласий с помощью шантажа, насилия, угроз, а в некоторых особо запущенных случаях ликвидаций оппонентов. Учитывая количество русских, проживавших за границей, наличие среди них достаточного числа агентов ОГПУ было абсолютно естественным. Для того, чтобы оценить возможности советской внешней разведки, достаточно вспомнить несколько громких уголовных дел, связанных с терактами, совершёнными с участием бывших граждан империи.
К тому моменту РОВС стал полноценной военизированной структурой, не только в организационном, но и в политическом смысле.
На статус основного идеолога антибольшевистского террора претендовали многие философы, учёные и литераторы, в том числе покинувшие родину в качестве пассажиров «философского парохода», но, по общему мнению, им стал действительно большой учёный, доктор философии и профессор Московского университета Иван Александрович Ильин.
Большевистскую власть философ, имевший европейскую известность, не принимал категорически. Никогда не стеснявшийся формулировок, особенно когда это касалось политических или научных оппонентов, он писал: «Социализм по самой природе своей завистлив, тоталитарен и террористичен; а коммунизм отличается от него только тем, что он проявляет эти особенности открыто, беззастенчиво и свирепо» (Ильин И.А. Зависть как источник бедствий). Считая Октябрьскую революцию национальной катастрофой, сразу же после неё Ильин опубликовал в «Русских ведомостях» статью «Ушедшим победителям», в которой обращался к павшим в борьбе за свободу белогвардейцам: «Вы победили, друзья и братья! И завещали нам довести вашу победу до конца. Верьте нам, мы исполним завещанное».
До отъезда учёного из России ВЧК арестовывала его шесть раз; после последнего ареста история закончилась для него смертным приговором Революционного трибунала по стандартному обвинению в активном участии в контрреволюционной деятельности. В казавшееся безнадёжным дело вмешался В. И. Ленин. «Нельзя. Он автор лучшей книги о Гегеле», наложил резолюцию на вердикт председатель СНК, имея в виду ильинскую диссертацию «Философия Гегеля как учение о конкретности Бога и человека».
Альтернативное наказание учёному в виде административной высылки из РСФСР в Германию в буквальном смысле спасло ему жизнь и было предусмотрено в качестве «меры социальной зашиты» уже в первой редакции Уголовного кодекса РСФСР. В разработке уголовного закона лично участвовал В.И. Ленин. На проект, представленный в Совнарком наркомом юстиции Д.И. Курским, перед вынесением его на III сессию ВЦИК IX созыва Владимир Ильич ответил запиской: «По-моему, надо расширить применение расстрела (с заменой высылкой за границу) () найти формулировку, ставящую деяния в связь с международной буржуазией и её борьбой с нами (с подкупом печати и агентов, подготовкой войны и т. п.)» [2.10].
С первых дней своей эмиграции И.А. Ильин активно сотрудничал с Русским Обще-Воинским союзом и другими военными организациями эмигрантов, много общался с П.Н. Врангелем. Генерал-лейтенант Генерального штаба рекомендовал его книгу «О сопротивлении злу силой» обязательной к прочтению каждым членом Союза, в особенности молодыми офицерами.
Боевые группы русских военных-эмигрантов получили в лице блестящего философа своего идейного вдохновителя: «Призывая любить врагов, Христос имел в виду личных врагов самого человека. Христос никогда не призывал любить врагов Божьих, попирающих божественное». Борьба приобрела смысл, и теперь можно было не стесняться ни в выборе методов, ни объектов, намеченных для атаки.
П. Милюков во время выступления в Государственной Думе, 1915
Выполняя «историческую миссию», 28 марта 1922 года бывшие офицеры Кавказской («Дикой») туземной конной дивизии П.Н. Шабельский-Борк (Попов), заслуживший «Св. Георгия IV степени» в Ингушском кавалерийском полку в Великую войну, и С.В. Табрицкий[14] предприняли в Берлине попытку покушения на министра иностранных дел Временного правительства, лидера партии кадетов П.Н. Милюкова, которое во многом было связано с появившимися в русской зарубежной прессе обвинениями барона П.Н. Врангеля в отсутствии с его стороны заботы об эвакуированных из Крыма частях русской армии. В ответ на демарш барон издал специальный приказ, в котором прямо называл лидера кадетов врагом: «Мною только что отдан приказ о целом, ряде мер для облегчения материального положения военнослужащих и ассигнованы средства для улучшения их быта. На местах групповых работ приказано оборудовать бани, читальни и т. д.; отпущены суммы для обеспечения в течение зимних месяцев безработных, для ежемесячных пособий находящимся при частях инвалидам и семьям военнослужащих; приказано оборудовать околодки на местах работ; отпущены средства для училищ и проч. Всё это хорошо известно войскам. Вместе с тем в части зарубежной русской прессы, враждебной армии и мне (руководимая г-ном Милюковым газета Последние новости), появился ряд статей с указанием, что на голодающее офицерство заботливость врангелевских чиновников во всяком случае не распространяется и что средства, поступающие в моё распоряжение, идут на безбедное существование врангелевских штабов. Приказываю ознакомить г.г. офицеров, солдат и казаков с означенными статьями органа г-на Милюкова, лишний раз рисующими нравственный облик наших врагов» [1. 286].
Бывший министр стал особенно ненавидим правыми монархистами после того, как провозгласил в 1920 году «новую тактику», которая заключалась в прекращении вооружённой борьбы с большевиками и, как следствие, в отказе от необходимости сохранения и финансирования боевых структур ветеранов Добровольческой армии. Не забыли они и его знаменитую речь, произнесённую в Государственной думе 1 ноября 1916 года, в которой кадет обвинил императрицу Александру Фёдоровну и премьер-министра России Бориса Штюрмера в подготовке сепаратного мира с Германией. Стоя на трибуне, Милюков рефреном повторял вопрос, обращённый к собравшимся в зале заседаний депутатам: «Что это, глупость или измена?»
Таборицкий. Фото из Центрального государственного архива Берлина (Земельный архив)
В день покушения экс-министр выступал в переполненной (собралось более 1500 зрителей) берлинской филармонии с лекцией «Америка и восстановление России». После её окончания, когда он возвращался в президиум, Шабельский-Борк неожиданно вскочил со своего места в третьем ряду и с криком: «Я мщу за царскую семью!» открыл прицельный огонь по Милюкову, который только каким-то чудом не пострадал. Второй нападавший тремя выстрелами в спину смертельно ранил попытавшегося помешать преступникам соредактора газеты «Руль», известного учёного-криминалиста В.Д. Набокова отца начинающего писателя Владимира Набокова и, как выяснилось, крупного масона[15].
Во время покушения были ранены ещё 9 человек из числа зрителей, в том числе редактор «Руля» Каминка, руководитель берлинского комитета демократической группы партии СР Эльяшев, врач Аснес. Несмотря на панику, на которую рассчитывали нападавшие при отходе с места преступления, они были схвачены полицией.
Процесс по делу о покушении на П.Н. Милюкова проходил 37 июля 1922 года в уголовном суде берлинского района Моабит. Защитниками террористов выступали известные адвокаты Зак и Андерсен, построившие свою позицию на том, что следствию так и не удалось точно установить обстоятельства совершённого преступления, например стрелял Таборицкий или нет, хотя непосредственные свидетели преступления показали, что именно он смертельно ранил Набокова. В ходе следственных действий в чемодане Шабельского-Борка обнаружили сборник «10 заповедей монархиста» с дарственной надписью автора книги полковника гвардии Винберга на титуле и портрет императрицы Александры Фёдоровны. «Идейный» террорист благородно взял всю вину за содеянное на себя, пытаясь убедить следствие, что он является единственным организатором и исполнителем преступления.
Шабельский-Борк. Фото из Центрального государственного архива Берлина (Земельный архив)
Полиция довольно быстро установила, что Таборицкий несколько месяцев назад уже находился под следствием за избиение в берлинском метро бывшего лидера октябристов Александра Гучкова, после которого был задержан полицией, но вскоре вышел на свободу.
Согласно обвинительному акту, организатором покушения действительно был Шабельский-Борк, решивший убить П.Н. Милюкова сразу же после его демарша в Государственной Думе. Ещё в 1917 году он послал своей будущей жертве два письма с требованием обнародовать документы, подтверждающие факт коллаборации царской семьи, и, не получив ответа, стал планировать его ликвидацию. В действиях подсудимых имели место и антибольшевистские мотивы, но если левые круги настаивали на связи преступников с монархическими организациями, то правые её категорически отрицали. Газета «Последние новости» утверждала, что покушавшиеся состояли в партии монархистов, съезд которой должен был состояться в те дни в Берлине. Их лидер барон Таубе настойчиво пытался отмежеваться от причастности к совершённому террористическому акту. Некоторые журналисты утверждали, что убийство Милюкова должно было стать сигналом для осуществления других террористических атак. Сам экс-министр был уверен: «Никаких политических доказательств связи этих лиц с группой крайних монархистов в Берлине пока не имеется. Но есть основания думать, что группа Маркова-2-го, недовольная настроением более умеренных монархистов, решила в последнее время перейти к террористической деятельности».
Пытаясь понять побудительные мотивы резонансного преступления, немецкий суд был вынужден разбираться в перипетиях российской политики накануне Октябрьского переворота, особенно принимая во внимание, что в показаниях обвиняемых было достаточно много противоречий и нестыковок. «Противоречий было так много, что наблюдатели начинали задумываться, не были ли подсудимые просто исполнителями, которые произносили заученную легенду и постоянно путались в ней».
В распоряжении полиции были данные медицинского освидетельствования нападавших, подтверждавшие наличие «у Шабельского-Борка ярко выраженных признаков дегенератства и психическую ненормальность», которые вызывали большие сомнения. Шабельский во время войны действительно был тяжело ранен и контужен, что, конечно, не могло не сказаться на его психическом состоянии, но не настолько, чтобы признавать его дегенератом. Суд проигнорировал выводы судмедэкспертов, а также то, что оба подсудимых были хроническими морфинистами. В результате проведённых следственных действий «удалось полностью установить вину» Шабельского-Борка в покушении на убийство П.Н. Милюкова с заранее обдуманным намерением, за что он был приговорен к 12 годам каторжной тюрьмы. Его подельника Таборицкого суд приговорил к 14-ти годам каторжной тюрьмы за соучастие в покушении и умышленное нанесение В. Набокову тяжелых ранений, послуживших причиной его смерти.
В своём последнем слове Шабельский, обращаясь к собравшейся в зале заседаний публике, заявил: «Я не один, за мной тысячи офицеров. От нашей мести вы не уйдёте. Ты, светлая голубка государыня, и ты, государь, просили за себя не мстить. Простите, что я не послушал вашего совета».
Надо сказать, что в случае с Шабельским-Борком мы имеем дело с действительно убеждённым в своей исторической миссии человеком, в этом смысле, без какого-либо преувеличения, он был образцовым русским офицером-монархистом. Не удивительно, что прапорщик Шабельский-Борк был одним из свидетелей, привлекавшихся следственной комиссией Н.А. Соколова, расследовавшей убийство царской семьи в Екатеринбурге.
Полицейские следователи установили, что в дальнейших планах террористов были покушения на В.П. Родзянко, В.В. Шульгина, А.И. Гучкова. Тем не менее другие их соучастники судебным следствием установлены не были. Уже 1 марта 1927 года оба осуждённых были освобождены из Бранденбургской тюрьмы по амнистии и продолжили свою политическую деятельность в Германии, при этом открыто поддержали пришедших к власти нацистов.
Несмотря на постоянный полицейский надзор за русскими эмигрантами, и те, кто действовал в составе боевых ячеек РОВС, и те, кто числился в активе ИНО, продолжали совершенствовать методы политических убийств и террористических акций. 3 ноября 1922 года в Софии член боевой террористической организации генерал-лейтенанта В.Л. Покровского Николай Бочаров смертельно ранил руководителя «Совнарода»[16] и главного редактора «Новой России» Александра Агеева, а в ночь с 5 на 6 ноября было совершено покушение на корреспондента газеты «Накануне», издававшейся в Берлине, Сергея Чехотина.
Два года спустя был застрелен И. М. Каллиников редактор софийской газеты «Русь». Его гибели парижская «Русская газета» посвятила передовую статью: « Предательским способом из-за угла убит Иван Михайлович Калинников, редактор монархической русской газеты, издающейся в Софии. Убит коммунистами, коих он беспрестанно преследовал своими огненными статьями Вчера майор Имбри в Тегеране, сегодня Калинников в Софии, завтра кто-нибудь в Праге или в Париже. Недаром один из сотрудников майора Имбри выехал в Европу, везя с собой список лиц, приговорённых к смерти III Интернационалом. Возможно, что в этом списке, когда он будет опубликован, мы найдём фамилию нашего безвременно погибшего товарища. Большевики чувствуют, что их дело проиграно, и, как затравленные волки, огрызаются тем больше, чем ближе их конец. Легко себе представить, какие размеры может принять террористическая деятельность III Интернационала, если они поставят её в ударном порядке. Весь мир взрывать не надо, а дюжину антибольшевиков подстрелить совсем нетрудно. На расходы пойдут коронные бриллианты; каторжников-убийц в рядах партии большевиков сколько хочешь; убивать из-за угла дешевле и проще, чем революционизировать массы. Систематический низовой террор: бить не министров и королей это слишком сложно, а так, средняков, общественных деятелей, сколько-нибудь выдающихся из общей сероты. Я не знаю, есть ли такой план. Но что он может существовать в Кремле, поймёт всякий».