О дьяволе и бродячих псах - Кравец Саша 5 стр.


«Когда воюют ум и сердце  обратись к молитве»,  ответила Эстель.

«А лучше  прикончи бокальчик красного»,  завершила Агнес.

Для Нины не существовало религии. Если Бог и был, то наверняка его список дел ограничивался двумя пунктами: «нежиться на подушке из облаков» и «как можно точнее плюнуть в Нину Стелманис», потому что ничего, кроме испытаний, Господь ей за всю жизнь не послал. Однако в глубине души продолжала теплиться вера в нечто, не имевшее объяснения.

Быть может, в безграничные силы мироздания?

Нет-нет, пяти органов чувств точно было недостаточно, чтобы начать общение с Вселенной. И раз ничто не могло дать ответы, Нина решила положиться на шестое,  оно подсказывало, что Эстель знает, где в городе найти покой.

Закончив расписывать очередной чек видами Порт-Рея, Нина бросила его к остальным рисункам в банку для чаевых. Стоит ли вообще говорить, что, кроме мусора, никаких чаевых там отродясь не было? Она надела куртку и покинула кофейню без объяснений. Марго особого любопытства не проявляла, уже за это к ней можно было проникнуться симпатией.

По городу Нина шла неторопливо, наслаждаясь редким безоблачным днем. Полупустые улицы создавали впечатление, что бескрайние просторы ясного неба заставили жителей с непривычки попрятаться по домам. Вскоре на горизонте заблестела водная гладь, а близ набережной показалась портрейская святыня. Грудь заполнил бодрящий морской воздух.

В общем виде храм смотрелся скромно  невысокий, из белого камня; серебряные кресты отражали осеннее солнце на пикообразных башнях. Холодные лучи света крались сквозь цветные витражи в стрельчатых окнах и согревались в свечах залы. Внутри купол опирался на каменные колонны, соединенные заостренными арками; проемы открывали фрески на стенах. Были ли они библейскими или содержали апокрифические сюжеты  можно было только догадываться. В нишах за алтарем мраморные скульптуры умиротворенно вкушали божественное присутствие с тонким, сладковатым ароматом ладана. Атмосфера храма располагала к тому, чтобы поставить весь мир на паузу и заглянуть в себя.

Нина нашла свое место у фрески  златокрылый ангел бил в грудь рогатое чудовище не то копьем, не то снопом божественного света. Чем дольше она смотрела на нее, тем больше поддавалась очарованию. Словно ища у ангела поддержки, Нина не могла отвести от него глаз: какое внушительное смелое лицо, какие чудесные белые с золотом одеяния,  все вызывало трепет.

 «Ангелом сраженный», неизвестный автор, четырнадцатый век.

Глубокий голос эхом ударился о каменные стены. Нина вздрогнула. Рядом с ней стоял высокий холеный мужчина лет пятидесяти в черной сутане и с молитвенником в объятиях.

 Отец Габриэль,  представился он.

 Нина,  через паузу добавила,  Стелманис.

 А, родственница Эстель,  задумчиво проговорил служитель церкви.

 Тоже верите в эти сказки про особняк?

 Нет,  на его лице появилась легкая тень улыбки,  но хочу, чтобы вы знали: легенды на пустом месте не рождаются.

 Что вы можете об этом рассказать?

 Взгляните туда,  Габриэль указал на одну из скульптур в конце залы.  Отец Вимон, тринадцатый век, времена активной борьбы с ересью. Церковь изгоняет дьяволопоклонников из города. Угадаете, где было найдено их пристанище?

 На холме.

 Верно. В манускриптах упоминаются обряды с жертвоприношениями, которые регулярно проводились в том месте. Понимаете, во имя кого.

 Убивали домашний скот?

 Людей,  холодно поправил Габриэль.  Кровью умерщвленных последователи культа омывали руки, лицо, после чего переходили к ритуальным песнопениям. Недобрые это обряды. «Барнадетт» построен буквально на трупах. Знаете, сколько костей было найдено, когда закладывали фундамент? А сколько еще осталось?

Он ненадолго замолк, словно дал Нине время подумать над ответом, а затем закончил:

 Отсюда и пошла дурная слава.

Нина вновь вскинула глаза на «Ангелом сраженного».

 Он существует?  кивнула она в сторону фрески,  дьявол?

 Есть лишь Бог,  твердо ответил Габриэль.  Ни в кого другого я не верю.


Сумрачную гостиную «Барнадетт» наполняла богатая, но устаревшая мебель. У дальней стены пылал камин,  рыжие отсветы зыбкого пламени скользили по высоким полированным стульям, очерчивали диванчики, по-компанейски смотрящие друг на друга, отскакивали от позолоченных подлокотников. В простенках между окнами стояли декоративный стол из стекла, зеркало и старинное черное фортепиано с пожелтевшими клавишами. С потолка спускалась огромная люстра,  в хрустальных подвесках играли огненные блики, рассыпаясь причудливыми искрами на потолке.

Нина устроилась с книгой на диване, но чтение не шло. Она то и дело украдкой следила поверх страниц за собравшимися. На пушистом коврике у камина Грейсон пытался обыграть Агнес в карты. Задумчивая морщина на переносице свидетельствовала об абсолютной серьезности его намерения.

Джеймс брал у Эстель уроки музыки. Его противостояние с фортепиано выглядело умилительно и дико, но Джеймс показывал себя старательным учеником. Под бдительным руководством Эстель он вел сентиментальную мелодию, пока его пальцы раз за разом не промахивались мимо нот. Он ругался и начинал заново. Им двигал особый азарт. В очередной раз спутав «ми» и «ре», Джеймс всплеснул руками и матерно выразился. Эстель оставила его слова без комментариев и вместо этого перехватила клавиши. Гостиная заполнилась музыкой  плавный, нежный мотив постепенно перетекал в более настойчивый и тревожный, чаруя своей силой.

 Нина, вот ты где!  в зал ворвался Люциус, неся подмышкой объемный бумажный рулон.  Придешь на мое выступление?

Она с трудом могла припомнить, когда встречала Люциуса в последний раз, отчего само его появление сбило с толку сильнее услышанного. Он сел рядом с Ниной и сунул ей в руки плакат с громким заголовком «Невероятный Люциус Страйдер».

Ниже витиеватым шрифтом  «Шоу иллюзий».

А далее портрет: лицо  эталон мужской красоты, черные кудри, зеленые глаза  все узнаваемые черты Люциуса присутствовали, но что-то делало его написанный образ не схожим с действительностью,  он был еще прекраснее, чем в жизни. Не таким бледным, не таким изнеможенным. Может, настоящий Люциус и пытался скрыть следы усталости за обаятельной улыбкой, но потускневший взгляд выдавал все.

 Будет много фокусов,  он поднес руку к лицу Нины и выудил из воздуха монетку,  ты не пожалеешь.  Люциус вложил добычу ей в ладонь и покинул гостиную так же стремительно, как и вошел.

Впечатленная простым трюком, Нина пребывала в состоянии легкого ступора. Она даже не сразу поняла, что произошло, когда кто-то из-за спины грубо выдернул из ее рук афишу. Стремительно обернувшись, Нина застала человека, которого, к непомерному удивлению, видела впервые.

 Эти плакаты однозначно лучше предыдущих,  с кислой улыбкой оценил мужчина.

Он был строен и высок. Лицо имело властные черты  широкие квадратные скулы, тяжелые брови, а прямой нос и чувственные губы делали внешность нескучно смазливой. По опущенным уголкам глаз можно было заключить о его меланхоличной натуре, но что-то подсказывало Нине, что человек перед ней скорей вспыльчивого темперамента. Его золотисто-каштановые волосы были всклокочены, как будто он только встал с постели, а рукава белой рубашки закатаны выше локтей, обнажая на внутренней стороне предплечья темный рисунок  на татуированных игральных картах вместо трех главных достоинств красовались черепа.

С появлением незнакомца в гостиной повисла тишина: прервалась музыка, смолкли разговоры. Эстель одарила мужчину хмурым взглядом, на что тот невинно пожал плечами:

 А что такое? Я все это время был здесь.

Его благородная осанка и гордо посаженная голова вызывали восхищение. Он отбросил афишу и, перепрыгнув через изголовье дивана, оказался рядом с Ниной:

 Мы незнакомы. Я Ричард,  его приглушенный голос звучал таинственно и даже интимно.

 Нина,  она протянула ему руку, но в ответ столкнулась с усмешкой.

 Я не сказал, что это приятное знакомство.

Последовало неловкое молчание, требующее ответа. Нина заглянула в дразнящие золотистые глаза Ричарда и, по примеру Джеймса, грубо бросила:

 Да мне плевать.

Запрокинув голову, Ричард рассмеялся. Смеясь, повернулся к остальным, но нарвался на мрачные лица и затих. Неуклюже похлопав изголовье дивана напоследок, Ричард удалился восвояси, и Нина окинула зал рассерженным взором. Она чувствовала себя оскорбленной и, как ни странно, вины Ричарда в этом не усматривала.

 О ком еще в этом доме я не знаю?  вопрос прозвучал сухо и был адресован сразу всем.

 Незнакомцев для тебя здесь больше нет,  голос Эстель дрогнул, дав небольшую трещину напускной невозмутимости.  Просто Ричард такой скрытный, он не любит показываться

После слов «незнакомцев для тебя здесь больше нет» Нина уже не слушала. Внутри клокотала смесь злобы и жгучей обиды. В этих недомолвках сквозила какая-то гадость.


В который раз ночное пробуждение сопровождалось мучительными воплями. Когда они прекратились, на смену пришло долгое безмолвие. Но после ряда бессонных ночей крик не мог исчезнуть бесследно. Эхом он засел у Нины в голове. Она так и не могла определить, что подвергает ее худшей пытке  звуки агонии или гнетущая тишина после. Под свинцовой усталостью Нина не знала отдыха. Снедаемая невозможностью уснуть, она вышла из комнаты и окунулась в сумрак длинных стен.

Из стеклянных дверей балкона лился голубоватый лунный свет, деля коридор на два крыла. Серебристое сияние прокладывало путь по лестнице, мягко скользило вниз по ступеням и отражалось едва различимой музыкой на первом этаже. Кто-то и впрямь заиграл в гостиной.

Спустившись по лунной тропе, Нина робко заглянула в приоткрытые двери. За фортепиано сидела сгорбленная фигура Джеймса. С одной стороны его ласкал призрачный свет из окон, с другой  окутывало покрывало мрака. Он монотонно перебирал клавиши по памяти, пытаясь воссоздать чувственную мелодию; злился, когда нужные ноты убегали из-под пальцев, и настойчиво искал их. Нина обратила внимание, что Джеймса слегка потряхивало. То ли от напряжения, то ли от алкоголя. В бутылке на верхней крышке фортепиано колыхался ром.

Послышался тяжелый вздох. Джеймс вновь поставил руки на клавиши. Нота за нотой плавной волной зазвучала та самая музыка, которую он так кропотливо урывками вспоминал. Легкая, навевающая грусть, она превосходно сопровождала эту волшебную лунную ночь. Тело Джеймса расслабилось, он выпрямил спину и чуть откинулся назад, а движения рук стали столь непринужденными, словно те сами знали, куда следовать.

Он прекратил играть внезапно.

 Тебе снятся сны, Нина?  неожиданно спросил, не оборачиваясь.

Низкий грудной голос вывел ее из ощущения летаргии, взбудоражив до мурашек.

 Да,  Нина до сих пор не верила, что Джеймс вдруг заговорил с ней.

 Хорошие?  Он чуть развернулся. Лунный свет обрисовал острый профиль.

 Вполне.  Помнить бы их еще.

Джеймс выглядел все так же небрежно: потрепанная рубашка, рваные джинсы, взлохмаченные волосы, раскинутые по плечам. Лицо обросло бородой, делая черты менее жесткими. Он встал из-за инструмента, забрал ром и, минуя Нину, отправился прочь.

 Джеймс,  позвала она.

Он остановился к ней спиной, оглядываться не стал.

 Травяной чай помогает уснуть.

 У меня свой «чай».  Джеймс вскинул руку с полупустой бутылкой и двинулся наверх.

Больше этой ночью Нина криков не слышала.

Глава 5

Обратная сторона сцены

Нина посмотрела в зеркало и не признала себя. Отражение мало чем походило на повседневное, отчего она невольно засмотрелась,  в джинсовом комбинезоне простого кроя и шерстяном полосатом жакете она выглядела, как если бы Агнес и Эстель каким-то совершенно дьявольским образом оказались в одном теле.

Вежливый стук в комнату прервал процесс самолюбования:

 Я извиняюсь, но нам пора выдвигаться.

Нина вышла на голос Люциуса, немного усовестившись того, что заставила его ждать. Он нервно поглядывал на часы и определенно не походил на человека, которому предстояло блистать на сцене. И без того бледное лицо казалось совсем призрачным, под глазами залегли черные круги, усугубляя болезненный вид, а потухший взгляд добавлял годы. Но даже страдальчески осунувшиеся черты выдавали в Люциусе привлекательного брюнета. Пусть теперь привлекательность эту и можно было описать, скорее, как «своеобразную».

Во дворе у машины собралась компания попутчиков. Джеймс курил, придерживая переднюю пассажирскую дверь. Рядом дымил Грейсон, вступив в негромкую дискуссию с Ричардом,  судя по неприязненным лицам, разговор не клеился. Агнес осталась дома со словами: «Я эту клоунаду уже пятьсот раз видела, и вообще у меня сейчас «Рокки» начнется, катитесь». Эстель деликатно сослалась на нехватку мест в машине, а затем нашла какие-то дела. Нельзя было сказать, что Нина прониклась к тетушкам огромным доверием, но малознакомое мужское общество не внушало его совсем.

 Посадить меня за руль  прямо-таки оскорбление,  проворчал Люциус, усаживаясь в машину.  Я творец, а не водитель.

 Брюзжишь, как старая бабка.  Джеймс отправил остаток сигареты в ближайший кустарник и устроился на своем месте.

Нине предстояло разделить поездку с Грейсоном и Ричи. Восторгов необходимость не вызывала. Повозившись с магнитофоном, Джеймс запустил кассету из ассортимента бардачка. Салон наполнил ревущий рок. Удивительно, как человек, накануне прикипевший к фортепиано, мог испытывать наслаждение от сумасшедших басов, что нещадно долбили по ушам, словно железным молотом. Уже на середине пути Нина почувствовала, как несуразные гитарные запилы прессом сдавливают голову.

 Ричи, подвинься,  скрипя кожаной курткой, заерзал Грей,  видишь, места мало.

 Просто кто-то занял слишком много справа,  отмахнулся тот, не отрывая тоскливого взгляда от лесных пейзажей за окном.

Его важный вид, осанка, снисходительный тон  все в Ричарде возмущало Нину. От одежды из гладких тканей в лучших традициях классики до золотистых глаз с недобрым блеском.

 Кто-то слева две недели не высовывался, так, может, и сейчас соизволит помолчать?  как можно сдержаннее парировала она. Осадить Ричарда стало делом чести.

 Sei divertente ,  с уничижающим ехидством произнес он.  Но раз уж сама Нина попросила3

 Тебе в утренний кофе нагадили, что ты ведешь себя, как придурок?  Нина не на шутку вспылила, начав терять над собой контроль. Наигранные интонации Ричарда резали слух похлеще музыки Джеймса.

 Точнее и не скажешь,  поддержал Грей.

 Встал на сторону девки, чего от тебя еще можно было ожидать?  ощетинился Ричи.

Оба как будто только и ждали момента сцепиться языками. В посыпавшихся ругательствах зазвучали слова, значение которых Нина предпочла бы даже не знать. Она беспомощно обратила взгляд на зеркало и встретилась с гневными глазами Люциуса. Его пальцы стиснули руль, да так крепко, что руки вздулись голубыми узорами вен. Одновременно на иллюзиониста навалились собственные волнения, потоки ругани и музыка, которая, пожалуй, могла ублажить слух самого сатаны. Убери хотя бы одно из составляющих уравнения, и справиться с остальными стало бы проще,  Люциус, то ли прочитав мысли Нины, то ли основательно утомившись от шума, опустил окно, вынул из магнитолы кассету и со всей ненавистью вышвырнул наружу.

Назад Дальше