А почему поддержка колоний сокращалась?
Мне не нравились эти расспросы. Маиф навевал на меня тоску.
Не знаю. Кажется, на рынок начала активно проникать нефть с Мелаи. Благородные семьи вроде проявляли к ней интерес.
Дело было не только в рынках, сказал Маиф, в последние годы новые экспедиции всё реже обнаруживали месторождения. В последний год разведки восемь полноценных, дорогих поисковых команд не нашли вообще ничего. Лакчами потратили огромные деньги, чтобы просто увидеть, как их заносит снегом.
Ну и что? мне хотелось ему противоречить, хотя всё это звучало знакомо, и я догадывался, к чему он ведёт.
Методика не изменилась, Ашвар. Во всяком случае, насколько мне это известно. Господин Менаги вкладывает очень большие суммы в поиски, которые, вполне вероятно, закончатся ничем. Нам нужно тратиться не на сами экспедиции, а на изменение всего подхода к поиску топлива.
Откуда вам знать, что методика не верна? парировал я. Со всеми случаются неудачи. Ведь, до того как поисковые группы стали возвращаться ни с чем, разведка проводилась по той же схеме. И на этой методике стоит «Январь», стоит вся Антарта.
Юный Маиф, вмешался Шолла, утверждает, что он был студентом у профессора У́кши. Справка, с которой он выпустился, это подтверждает. Вы знаете, Ашвар, кто такой профессор Укша?
Разумеется, я знал. Он был отцом всего Масштабного Освоения. Во время моей учёбы нам все уши про него прожужжали. Этот человек проделал огромную работу, анализируя известные данные по Антарте. Он смог вычислить геологические признаки, по которым в этом краю можно было отыскать топливо.
Да, знаю, ответил я.
Так вот, продолжил Шолла, Маиф был настоящим фанатом профессора и перечитал все его работы. И, что самое интересное, он утверждает, что нашёл в них ошибки.
Ошибки? подобное заявление было сродни богохульству. Профессор Укша обладал непререкаемым авторитетом в научных кругах.
Маиф достал из куртки блокнот и карандаш.
Чтобы не вдаваться в подробности он начертил на листе бумаги линию, представьте, что эта линия представляет собой все месторождения топлива в Антарте.
Хорошо.
А теперь он провёл ещё одну линию, которая вплотную прилегала к первой. Получалась одна жирная черта. Эта линия признаки, которые выделил профессор Укша. По ним мы находим месторождения. Во всяком случае, так обстоят дела, следуя логике профессора.
Это понятно, линии совпадают.
Но мне кажется, что дело, на самом деле, обстоит вот так Маиф провёл ещё одну линию в стороне, это у нас месторождения. А это он начертил кривую, которая совпадала с новой линией лишь на некотором протяжении, а потом уходила вбок, признаки профессора.
Я вздохнул, глядя на это наглядное произведение. Оно вызывало смешанные чувства. Мне хотелось усмехнуться, но я удержался от этого.
Самоуверенно, подытожил я.
Мне тоже так кажется, сказал Шолла, только вот интересный факт. В справке, которую вместо диплома получил Маиф, высший балл по всем дисциплинам. До выпускного экзамена. Мой юный друг утверждает, что незадолго до этого рубежа он дерзнул высказать свои сомнения профессору. Что интересно, экзамен и пересдача были безнадёжно завалены. Неудовлетворительная оценка за экзамен всё в той же многострадальной справке стоит за подписью нескольких преподавателей, в том числе и нашего уважаемого профессора.
Мне казалось, что Маиф просто придумал сказку, которую всем рассказывал, вместо того, чтобы описать реальную причину конфликта между ним и профессором. Возможно, там было что-то постыдное, чем он не хотел делиться, предпочитая выдавать себя за отвергнутого гения.
Я вообще не собирался сюда ехать, сказал Маиф, мне казалось, что я ошибся и оскорбил профессора. Но когда услышал, что в колониях действительно начались перебои с поиском новых месторождений, я попытался донести свои мысли до ответственных лиц. Разумеется, меня подняли на смех. Я не отчаивался и отправился в Антарту, думая, что здесь будет проще оказаться услышанным. Но, как видите, студент-недоучка никого особо не интересует, кроме господина Шоллы, чья специализация пролегает в иной плоскости. С тех пор я пытаюсь найти новый подход к поиску месторождений, чтобы иметь возможность разговаривать с администрацией Антарты более предметно. Определённый прогресс есть, но моя работа ещё не закончена.
Я не хотел продолжать этот разговор. Это была какая-то гадкая история, особенно учитывая, что я не поверил Маифу. Мне было неприятно, что он наговаривает на уважаемых людей, чтобы повысить собственную значимость. Хотя я не мог отделаться от странного чувства родства с ним. Противостояние с упрямой элитой Лакчами, состоящей из стариков, монополизировавших истину. С их экспертностью и правом распоряжаться жизнями молодых и более бедных. Всё это было мне знакомо не понаслышке. Но всё же я предпочёл сменить тему.
Господин Шолла, сказал я, Вы сказали, что вы оба грешны в отсутствии оптимизма и энтузиазма. История Маифа мне понятна. Но что у Вас вызывает такое настроение?
Шолла улыбнулся.
Я сижу здесь не первый день, сказал он, и хотя мне приятна компания Маифа или ваша Но как вы думаете, Ашвар, собирался ли я проделывать такой длинный путь, чтобы сутки напролёт пить в баре?
Вероятно, нет, ответил я.
Вот именно. Но колонии уже долгое время не находят мне лучшего применения.
Ну, Вы можете почивать на заслуженных лаврах, разве нет? Вы создали это место. Вы построили колонии.
Я бы предпочёл почивать на заслуженных лаврах в своём поместье на лакчамском берегу. Но, кажется, я сижу здесь.
Он посмотрел на меня с какой-то задорной улыбкой, хотя его взгляд был пропитан печалью.
Что Вы хотите сказать? спросил я.
Мне дали мечту любого архитектора, продолжал Шолла. Мне предложили построить город с нуля. Целую сеть станций с нуля. Вот только остановили гораздо раньше, чем этот ноль превратился в то, что я действительно хотел сделать. Они сказали: «Извини, старик, у нас нет на это средств». Я даже не успел закончить электрификацию. Почему, по-вашему, на многих станциях насосы до сих пор работают на бензиновых генераторах? Сколько топлива мы теряем на этом? Руководство можно понять. Не их проблема искать, чем заняться престарелому архитектору. Но поверьте мне, мои юные друзья, ничто так не расстраивает, как незаконченный труд.
Я наклонил кружку и заглянул в неё. Кофе закончился. Инструктаж для экспедиций, наверно, тоже. Эта мысль возвращала мне жизнь, которая словно остановилась здесь. И было что-то ещё, что подталкивало меня уйти.
Думаю, сказал я, это ещё не конец, господа. Может быть, это правда, я указал кружкой на схему Маифа, но ведь где-то эти линии совпадают. То, что задумал господин Менаги, станет самым масштабным поиском за всю историю Антарты. Хотя бы несколько групп что-то обнаружат. И тогда колонии будут в порядке, я кивнул в сторону Маифа, и у них будут деньги на строительство, я кивнул в сторону Шоллы.
А вот это прекрасная логика! сказал архитектор. Нам явно есть чему поучиться, господин Маиф!
Вы сказали, я обратился к Шолле, что Вам не хватает оптимизма. Но я не думаю, что Вы остались бы здесь после всего, что произошло, если бы в глубине души не верили, что однажды Вам выдастся шанс закончить своё великое творение, господин Шолла. Тем более, что господин Менаги грезит о превращении Антарты в лучшее место для жизни не меньше, чем Вы. Для его амбициозных планов рано или поздно потребуется амбициозный градостроитель.
Архитектор с улыбкой кивнул и сказал:
Вот только сроки исполнения его мечты постоянно переносятся.
Похоже, всё оказалось несколько сложнее, чем все мы ожидали, ответил я. Но это не говорит о том, что мы взвалили на себя непосильную ношу. На воплощение планов Менаги просто требуется больше времени.
Я встал и произнёс:
А теперь извините, господа, вынужден откланяться. Пора возвращаться к ежедневным заботам.
Я снова чувствовал себя прекрасно. Мне казалось, что эти слова преисполнены мудрости, раз мои собеседники с ними не спорят. Странно было снова говорить на этом высокопарном языке лакчамских дворян. В последние годы он казался мне гадким. Слишком уж сильно напоминал о людях, которых вопрос хороших манер занимал больше, чем вопрос порядочности по отношению к другим. Впрочем, кроме как языком, ни Шолла, ни Маиф ничем не походили на типичных аристократов. Архитектор мне понравился, хоть его настрой и рушил образ всемогущего строителя. А чтобы проникнуться симпатией к горе-студенту мне не доставало настоящей мудрости. Понимания того, что меня раздражает не его претенциозность или шепелявость, а то, что его слова сбивали моё воодушевление. Всё это и толкало меня покинуть эту парочку. Они лишали меня чувства, которое я не испытывал очень давно и боялся потерять.
***
Когда Менаги вернулся с инструктажа, мне не сразу удалось к нему попасть. Я сидел в коридоре администрации и ждал, когда у него закончится новое совещание, проходившее теперь в конференц-зале. В этой части здания стояла тишина. Лишь откуда-то издали доносились шумы кабинетной жизни. Из-за двери зала, в котором собрались чиновники администрации, были слышны голоса, но ни единого слова невозможно было разобрать. Мне пришлось просидеть здесь около получаса. Можно было бы вернуться в клуб, но мне не хотелось погружаться в атмосферу тоски и разочарования, которые царили там. Я надеялся избавиться от этих чувств навсегда.
От нетерпения я постукивал по папке с бланками, которая лежала на коленях. Мне хотелось поскорее вернуться на «Зарю» и рассказать последние новости. Наконец, из конференц-зала донеслись шаги и скрип стульев. Дверь открылась, и я увидел мужчину лет пятидесяти, за которым следовал молодой парень примерно моего возраста, может, чуть постарше. Мужчина был высоким и статным, как и полагается герою в нём я легко узнал Менаги. Парень был заметно пониже, хотя тоже обладал прекрасной физической формой. Его я не знал. На лице Менаги застыла маска раздражения, смешанного с презрением. Парень был чем-то возмущён. Похоже, они вышли на середине разговора. Парень обращался к главе колоний:
Об этом недопустимо говорить! Это же прямое он замешкался, увидев меня и повторил уже тише, об этом недопустимо говорить!
Менаги обернулся и ответил тоном, исключающим любые вопросы:
У нас не осталось выбора. В ваши обязанности, господин Ме́наф, не входят споры со мной. Я дал вам чёткие распоряжения. Ваше дело сметы и списки рабочих. Вот и займитесь этим! Немедленно!
Парень дерзко взглянул в глаза Менаги, но ничего не сказав, ушёл по коридору вслед за остальными пятью людьми, покидавшими конференц-зал. Я подошёл к главе колоний и объяснил своё дело. Его настрой резко сменился на заинтересованный, без малейших признаков недавнего раздражения. Менаги отвёл меня в свой кабинет, гораздо более просторный, чем любая комната на «Заре». Здесь почти не было мебели, не считая стола, нескольких стульев и шкафа. В углу стоял пустой флагшток.
Мне хотелось узнать, о чём он спорил с тем парнем в коридоре и о деталях экспедиций, но интересоваться было неуместно. Да и в присутствии ещё одной легенды Антарты я ощущал такую робость, что старался не производить лишнего шума. Странно было видеть его за столом, а не на станции, среди рабочих, которых он призывал бороться за нормальные условия труда и социальные гарантии. Во всяком случае, таким красноречивым, окружённым толпой соратников, он мне представлялся по рассказам других.
Менаги принял у меня запрос на взрывчатку и сказал:
В будущем этим будет заниматься господин Самма́нч.
Кто? спросил я.
Господин Самманч, повторил Менаги, уполномоченный по безопасности в колониях. Вы могли его видеть в коридоре. Я составлю распоряжение для склада, но в следующий раз обращайтесь к нему.
Менаги начал строчить на бумаге. Похоже, он обратил внимание на моё имя в запросе, потому что произнёс, не поднимая головы:
Лакчи Шел-Тулия не ваш родственник?
Да, ответил я, взволнованный его интересом к моей персоне, он мой отец.
Менаги мельком посмотрел на меня. В его глазах читалось лёгкое удивление. Затем он произнёс с восхищением, продолжая заполнять бланк:
Человек чести
Да, о нём многие так отзываются, с некоторой неуверенностью ответил я.
На момент воцарилось молчание, в котором я чувствовал себя несколько неуютно и поэтому спросил:
Вы знакомы с ним?
К сожалению, нет. Но! Разумеется, весьма наслышан. Настоящий хранитель традиций.
Это верно мне хотелось ёрзать на стуле, но я боялся пошевелиться в присутствии Менаги.
Он закончил с бланком и посмотрел на меня. Его лицо выражало благодушие, но в глазах было что-то пронизывающее. Словно он был способен прочитать меня как книгу.
Когда началась революция, сказал Менаги, многие люди из благородных семей предпочли покинуть Антарту. Но не вы, Ашвар Почему?
Контраст между его мягким тоном и бесстрастными глазами вызывал у меня растерянность. Да и вопрос был внезапным. Я не сразу нашёлся, что ответить. Я никогда всерьёз не задумывался о возможности вернуться домой, хотя где-то на краю сознания она всегда маячила. Впрочем, мысли о родителях в этот момент будили другие воспоминания о Лакчами, которые вернули мне уверенность.
Я отправился в Антарту, господин Менаги, не для того, чтобы при любых сложностях прятаться за своего отца. Многие товарищи моего детства привыкли пользоваться своим положением. Но главное, что я могу взять от Лакчи Шел-Тулия, это не его деньги или влияние. Главное это его наставления о том, как быть мужчиной, быть человеком чести. И я надеюсь, что смогу стать таким, как он.
В глазах Менаги снова промелькнуло что-то, кроме невероятной сосредоточенности, а на лице появилась еле заметная ухмылка. Я бы предположил, что он был удивлён моим ответом, но это было как тыкать пальцем в небо. Скорее уж я сам удивился своей уверенности. Тем более что эта тирада была только отчасти правдивой.
Но в Лакчами нас называют предателями, людьми, потерявшими свою честь, заметил Менаги.
По-моему, честь имеет мало общего с тем, что о нас говорят, открывать ему то, что я думаю, было ещё более странно, чем прятать свои мысли.
Тонкое замечание, Ашвар, его глаза снова потеряли выражение. Ваше воспитание говорит о том, что люди не врут о Лакчи Шел-Тулия. Я рад, что у нас есть такие работники, как вы «Зарёй» управляет Катан Оша, верно?
Да, трудно было скрыть улыбку, мне льстили похвалы от Менаги.
Он человек с характером.
Это точно! я усмехнулся, вспоминая, как Катан вскользь отзывался о главе Антарты.
Он хороший работник, Ашвар. И хороший администратор. Но на местах далеко не всегда видна общая картина. Не все понимают, почему мы принимаем те или иные решения. Сейчас нам нужно сплотиться и работать. Наши ресурсы ограничены. Конечно, мы больше не выплачиваем долю Лакчами, но у нас теперь гораздо меньше людей. Есть и другие проблемы. Если мы не хотим завтра выклянчивать прощение и билет обратно, нужно примириться с определёнными неудобствами.
У меня было странное ощущение, что он говорит не со мной. Пока он произносил эту речь, его лицо становилось всё более серьёзным. Но как только Менаги закончил, он широко улыбнулся, встал из-за стола и, провожая меня к выходу, положил руку мне на плечо.