Но однажды в пятницу, совещанию пора начаться, а руководства полка нет. И офицеры стояли перед клубом. Потом пришли замполит и начальник штаба, но в клуб никто не пошел. А около 18 часов открылись въездные ворота, въехала командирская машина и остановилась около клуба. Вышел Абаев. Он был подавлен, лицо зеленое, смотреть страшно.
Мы уже знали, что на втором дивизионе что-то случилось. В мирное время солдаты гибнут только в одном случае когда хотят показать свою «удаль». Так было и в этот раз. Один решил похвастаться, разогнал машину, а затормозить вовремя не смог Его товарищ, стоявший у стены, погиб.
Абаев подошел к клубу и тихо сказал: «Все, он умер». Все молчали, глядя на командира. Мы даже не представляли себе, как он будет докладывать командиру дивизии, как сообщит родным Через одиннадцать лет я сам оказался в таком положении
Это очень страшно.
Несколько раз мне довелось ездить на машине с командиром. Однажды, после ночного КЗ я не стал ждать до полудня, а пришел в автопарк часам к 10 утра. На чем-нибудь всегда можно было уехать. А тут подходит Ришат Ахметович с начальником штаба полка. «Терехов, а ты что так поздно?» -спросил Абаев. Я объяснил, что ночное КЗ закончилось около трех часов, разрешил офицерам приехать к обеду, а сам решил пораньше. Сели в машину и поехали.
Абаев разговаривал с начальником штаба, потом повернулся ко мне испросил: «А как КЗ прошло?». Я сказал, что плохо. Некоторые вопросы отработаны не полностью, время подготовки к пуску только на тройку выполнили, нарушение формы одежды, и много других недостатков. Вот сейчас и займусь подведением и буду думать, как недостатки устранять.
Абаев чуть повернул голову от меня к начальнику штаба и сказал: «А молодец комбат, не стал нам лапшу на уши вешать, что все отлично. И к подведению готовится, пока батарея отдыхает». И спросил теперь уже у меня, нужна ли его помощь. Я отказался, но сказал, если понадобится, я сам попрошу. Да и заместитель командира дивизиона у нас очень грамотный офицер и педагог хороший. Он всегда готов помочь. С тем за разными разговорами о службе доехали до полка.
Жаль, служба в полку с этим замечательным человеком закончилась. Он в конце октября 1975 года ушел на повышение, начальником штаба дивизии. Вроде недалеко, но видели мы его очень редко. Встретил я Абаева уже в Академии, в 1988 году. Он тоже был назначен преподавателем, правда на другую кафедру. Увидев меня, не удивился. Поговорили, я рассказал о своей службе, он о своей. И сказал, в конце разговора: «Я знал, что ты хорошо по службе пойдешь, скоро полковником станешь, молодец». Слышать это было приятно. Мы встречались часто, а когда удавалось посидеть с ним в нашем коллективе за рюмкой, я с удовольствием рассказывал, как хорошо было служить под его началом. Несколько лет назад я случайно узнал, что его не стало. Светлая память этому замечательному человеку.
Первое КЗ
Комплексное занятие (сокращенно КЗ) одно из моих самых любимых мероприятий в боевой подготовке. Изучение теории, тренажи по отработке отдельных элементов в учебном корпусе это тоже было интересно. Но «крутить КЗ» так это называлось на нашем жаргоне я, как и многие другие, любил больше всего. В любое время суток и года, в жару, мороз и проливной дождь мы учились готовить ракету к пуску.
«Кормилица», как мы называли ракету Р12, 8К63 так она называлась во всех боевых документах, сокращенно «шестьдесят третья». Эта ракета конструктора Михаила Кузьмича Янгеля была первой, на которой я начал службу в армии. Это была отличная машина. Простая и надежная, она держала под прицелом пол Европы. И даже главный недостаток готовность к пуску в мирное время 3 часа 15 минут не умалял её достоинств в наших глазах.
Коллективное оружие, когда действительно «один за всех и все за одного», когда оплошность любого номера расчета грозила в лучшем случае двойкой для всей батареи, а в худшем выводом из строя техники и гибелью личного состава. Мы любили её. Даже офицеры, изучавшие в училищах более современную технику, быстро свыкались с тем, что многое надо делать своими руками.
Я начал службу с низшей должности старший оператор наземной кабельной сети. Мое рабочее место, а точнее боевой пост при подготовке ракеты к пуску, находился в машине подготовки. За три года службы в стартовой батарее, как мы говорили «на старте» я освоил несколько специальностей.
И вот я командир стартовой батареи, комбат. Двадцатипятилетний старший лейтенант на майорской должности, я был благодарен своим учителям, товарищам, семье, судьбе и бесконечно счастлив.
Заботы о личном составе, казарме и технике, организация учебного процесса, партийные и комсомольские собрания, все это утомляло очень сильно. А отдыхал я на КЗ. Нет, конечно, не физически. Отдыхал душой. Работу комбата на старте при подготовке ракеты к пуску, я знал хорошо. Но, до назначения комбатом я был только НДБР начальником дежурного боевого расчета. И вот первое КЗ, на котором я уже штатный комбат.
Для оказания помощи и контроля на старт прибыл зам. командира дивизиона майор Макаров. Он говорил «окая» «моёр Мокаров», а мы «за глаза» так его и называли. Сам в прошлом откомандовавший батареей более 6 лет, он был не только хорошим проверяющим, но и отличным учителем. Не уходя со старта, он ни разу не вмешался в мои действия, а только делал пометки в блокноте.
Время летело быстро. Уже на первом часе работы мы перекрыли несколько нормативов и сэкономили несколько минут. Все шло как нельзя лучше. Вот уже закончилось прицеливание, началась имитация заправки. Доклады о ходе работ поступали своевременно. Вот и финал.
Проверив исходное положение перед пуском на старте, я бегу в «тройку», сооружение, где стоит машина подготовки и находится пуль пуска. Быстрый взгляд на транспаранты, команда оператору «ключ на Пуск, вык. МА» и мы выскакиваем из машины. Ступеньки и узкая дверь в пульт пуска, включена громкая связь с командным пунктом дивизиона.
Пятьсот пятый! Докладывает командир первой стартовой батареи старший лейтенант Терехов. Ракета прицелена по азимуту, полетное время введено, исходное проверено, к пуску готов! отбарабанил я как из пулемета.
Терехов, посчитай до десяти. прозвучал как гром среди ясного неба голос командира дивизиона подполковника Панова Виталия Андреевича.
Раз, два, три торопливо начал я.
Отставить! Медленнее и четче!
Я ничего не понимал. Что там командир дивизиона? Я за секунды борюсь, а он Но я привык выполнять приказы и неспешно начал:
Один, два, три четко выговаривая каждое слово.
Вот, теперь докладывай, четко и внятно, прозвучало из динамика. Я повторил доклад.
Первая пуск, услышал в ответ.
Есть пуск.
Оператор, внимание, Пуск два
И после доклада о загорании штатных транспарантов я останавливаю секундомер. Докладываю командиру дивизиона о времени, затраченном на подготовку к пуску и прошу:
Только Вы 40 секунд отнимите, товарищ подполковник, я первый раз
Ты как азбукой Морзе из пулемета протараторил, а я азбуку Морзе расшифровывать не должен. По времени все равно «отлично». Разбор проведет майор Макаров. Да, поздравляю с первым самостоятельным КЗ
Спасибо, товарищ подполковник.
Спасибо своим подчиненным скажи, они тебя не подвели, ответил Панов и выключил связь.
Взрыв
«Никакая срочность работ
не может служить основанием
для нарушения
правил и мер безопасности».
Не зря говорят, что «все инструкции по правилам и мерам безопасности написаны кровью». Любой офицер, который служил в полку, расскажет вам десятки случаев, которые могли или окончились травмами, а иногда и гибелью личного состава. Иногда причиной травм было незнание этих правил, но чаще всего-только личная недисциплинированность. Причем, иногда такую недисциплинированность проявляли те, кто должен был стоять на страже соблюдения этих правил.
Солдаты, порой, поражали своей «изобретательностью». Как, казалось бы, можно состыковать два разъема типа «папа», на которые подавалось напряжение 380 вольт? Ещё как можно! И разъединить потом очень сложно, я такое видел собственными лейтенантскими глазами. А как обучали молодых солдат в отделении «заправки компонентами топлива». Наливали в ведро из нержавейки или в стеклянную банку окислитель и совали туда палец. Главное в этом «фокусе» было быстро сунуть и ещё быстрее вытащить палец. Пот на пальце создавал при соприкосновении с окислителем паровую пленку. И палец, чаще всего, оставался неповрежденным. Неправильные команды офицеров тоже способствовали травмам. Летом 1977 года я был в отпуске, когда на обычном «регламенте» начальник третьего отделения приказал солдату отнести десятилитровое ведро с бензином Б-70 «в убежище». Почему бензин был в ведре? Почему «в убежище»? Не знаю. А в убежище не включался свет и солдат «решил посветить спичками». Как он остался жив и «только» получил ожоги лица и рук? И опять нет ответа. Капитан получил выговор, а мне задержали на три месяца присвоение звания «капитан». Я это, естественно, пережил, а солдат уехал домой искалеченным.
Я хорошо помню лето 1976 года. «Уже» полгода я командовал первой стартовой батареей. Все шло, как нельзя, хорошо. Мы провели полугодовой регламент, проверочные комплексные занятия командира дивизиона и готовились к комплексному занятию с заправкой КРТ (компоненты ракетного топлива). Таких занятий каждая стартовая батарея проводила обычно два в году. Серьезность этого мероприятия меня не смущала. В августе 1975 года, будучи заместителем командира четвертой батареи, я самостоятельно проводил такое КЗ. Комбат Глазачев Леонид Георгиевич тогда болел. А еще раньше, будучи начальником двигательного отделения, я тоже работал на двух КЗ с заправкой. В общем, молодой и «задорный» я ничего не боялся. Да и офицеры у меня были толковые и грамотные. Правда, начальник двигательного отделения был двухгодичник, но дело свое он знал, да и подстраховать было кому.
Конечно, летом работать было немного сложнее, чем зимой. Практически три часа в защитном костюме. Мы называли его эМВэКэШа, хотя на самом деле так называлась прорезиненная ткань, из которой он был сделан. В костюм входили брюки на плечевых лямках, типа подтяжек, и куртка с капюшоном. Низ штанин, рукава, капюшон и горловая часть куртки, кроме специальных «шпеньков», которые играли роль пуговиц, фиксировались хлястиками. Даже прямое попадание на костюм компонентов топлива, особенно окислителя, защищало от поражения. В жару, которая частенько бывала эстонским летом, одежда под костюмом мгновенно становилась мокрой. Поэтому и офицеры, и солдаты под этот костюм обычно надевали летнее бельё. А для того, чтобы немного охладиться, многие обливались водой из ОНМ (обмывочно-нейтрализационная машина 8Т311, в обиходе «обмывщик», в стартовой батарее таких машин две). Причем обливание сверху, как правило, результата не давало. Вода высыхала мгновенно. Поэтому мы снимали капюшон и просили залить воду прямо под него. Конечно, вода попадала и в резиновые сапоги, зато становилось намного прохладнее. А из сапог воду, если надо, выливали очень просто: лег на травку, чуть поднял ноги и все вылилось в брюки, а из них, через неплотно затянутые хлястики, на землю.
Это занимало несколько секунд. За время КЗ так обливались раза три-четыре.
Ещё одной обязательной процедурой было «окуривание». Эта операция нужна была для проверки противогазов. Они были персонально закреплены за каждым, от комбата до последнего по списку солдата.
Защитный костюм из ткани МВКШ.1 хлястик капюшона, 2-капюшон, 3-горловой клапан, 4-нагрудный клапан, 5-шпенек, 6-горловой хлястик, 7-пояс, 8 хлястик рукава, 9-рукав, 10-подрукавник, 11-подтяжки, 12-хлястик штанины
В специальной палатке начальник химической службы полка разливал мерзко пахнущую жидкость хлорпикрин. Все надевали противогазы и входили в эту палатку на несколько секунд. Были такие, кто пытался схитрить, вынимая из противогаза клапан. Дышать на воздухе, конечно, было легче, но из палатки такие «хитрецы» выскакивали мгновенно. Сразу получали «втык» от всех начальников по очереди, от сержанта до комбата, устраняли недостаток и опять заходили в палатку уже под контролем. После первого же КЗ с заправкой, когда видели, как парит окислитель, повторить «фокус» с клапаном ни у кого желания не возникало.
Конечно, особенно тщательно готовили технику, особенно в отделении заправки КРТ. Одной из операций по проверке систем и агрегатов был «барботаж» в переводе с латыни перемешивание. К цистерне окислителя 8г131 специальными гибкими металлорукавами из нержавейки присоединялся агрегат 8г113 (заправщик окислителя, он же заправщик азотной кислоты, в обиходе ЗАК). А из него окислитель по другим металлорукавам (в обиходе, шланг СРГС) опять попадал в цистерну окислителя. Таким образом проверялись все элементы наземной системы заправки.
Для КЗ с заправкой использовали специальные ракеты 8К63Д (в обиходе «Дэшная ракета»). Её системы, естественно, тоже проверяли, только не мы, стартовики, а специалисты ГР (группа регламента). Они подавали в топливные системы горючего и окислителя воздух под давлением. И если давление падало, искали и устраняли повреждение.
Вот такое мероприятие (барботаж) и был назначен в моей батарее в один из дней. Защита и противогазы личного состава были проверены, инструктаж проведен, руководил работой начальник отделения заправки капитан Витя Дербышев. Старшие товарищи называли его просто «Дербаш», но я себе такого общения позволить не мог. Он, как, впрочем, и все другие офицеры батареи, был старше меня. Опытный офицер, он понимал всю важность и ответственность этого мероприятия. Даже манометры в ЗАКе, по указанию инженера полка, были проверены в полковой лаборатории на две недели раньше срока. Как оказалось, зря.
Я с моим заместителем Валей Степановым, осматривали технику в сооружениях на старте. В семнадцать часов начиналось совещание, которое проводил командир полка. Около часов шестнадцати Валя предложил дойти до складов спец топлив, где и работал Дербышев. «Посмотрим, как они технику приводят в исходное, и пойдем на совещание», -предложил он.
Как оказалось, просто «посмотреть» не получилось. Почему Дербышев задержал проверку, сейчас и не вспомнить. Наверно, причина была в том, что к нему назначили нового сержанта, старшего механика ЗАК. И тренировка «в сухую» была далеко не лишней. Мы уже походили, когда я обратил внимание, что сам Дербышев был не одет в защиту, а стоял возле ЗАКа в брюках навыпуск и рубашке. Я не успел даже крикнуть, как Дербышев махнул рукой.
То, что случилось дальше, происходило, как в замедленном кино. Резко взревел двигатель ЗАКа, что говорило о начале перекачки окислителя. И тут же раздался взрыв, и кабина ЗАКа наполнилась ядовито желтым дымом парами окислителя. Из кабины ЗАКа на бетон вывалился, одетый в защиту и противогаз, человек. Облако дыма увеличивалось. Дербашев быстро надел противогаз и прыгнул в кабину. Там оставался ещё один человек. Двигатель ЗАКа заглох, водитель обмывщика заливал кабину струей воды.
Мы подбежали к лежащему человеку и оттащили его на несколько десятков метров в сторону. Из второго обмывщика облили водой и сняли поврежденный противогаз. Маска была рваная, а стекла разбиты. Глаза молодого младшего сержанта, а это был он, были закрыты. Вода привела его в чувство, он что-то невнятно бормотал. Поднесли нашатырь, он мотнул головой и наконец сказал: «Что-то взорвалось». Это мы и сами видели. С сержанта сняли защиту, посадили в машину и Валя Степанов повез его в санчасть.