Петрыкин на нас глазами вращает морда пунцовая. В часть шли поставил меня к Сибилеву в затылок и рычит:
Раз-два, раз-два, левой.
И бубнит:
Кранты вам, салаги, задрочу. Бог видит .
Мы идём, молчим и думаем: «Ну, дрочи, дрочи да только известно, бодливой корове Бог рог не даёт».
На этот раз дал. Буквально на следующий день Глобус домой улизнул, в краткосрочный отпуск, а на его место инструктором к нам послали Петрыкина. В тот же день на вечерней поверке:
Агарков, выйти из строя.
Подходит:
Это что, это что?
Дёрг меня за гюйс и пуговицу оторвал форменный воротник повис на одном плече. Дёрг за робу её край из-под брюк выпростался. Стою растрёпой, а Тундра:
За нарушение внешнего вида объявляю наряд вне очереди.
Ну, наряд, так наряд. Он инструктор имеет право. А я Что я служу, как говорится, Советскому Союзу.
Наряд вне очереди выпал на камбуз в посудомойку. После развода нас ещё раз построили, проверили отсутствие грязи под ногтями, ну и прочее. Приняли мы боевые посты у отслужившей смены. Впереди ужин, но ещё есть время перекурить курилка в подвале. Наряд-то не маленький пять тысяч человек накорми, посуду помой, обеденные столы и залы тоже.
Спускаюсь в подвал. Группа курсантов толпится у трапа и дальше ни шагу. В чём дело? И курить охота, и время уходит. В чём дело? Из курилки пронзительный и ненавистный голос Петрыкина:
Равняйсь! Смирно! Отставить! Отставить касается команды «Смирно!», а «Ровняйсь!» никто не отменял. Я вас, сволочи, научу Родину любить. Смирно!
Блин! Нигде от него нет покоя. Да плевать! Раздвинул плечом курсантов и пошёл в курилку. Открываю дверь, ко всему готовый но к этому не был. Опешил от удивления Устинька подметает пол и петрыкинским голосом орёт:
Подтянуть грудь, выпятить живот. Прямо шагом марш!
Наконец врубаюсь и подыгрываю закрывая дверь, ору для оставшихся в коридоре:
Разрешите присутствовать, товарищ старший сержант?
Я вам покажу перекур! надрывается Устьенька. Тряпку в зубы, и чтоб пол блестел.
Сели с курсантом Устьянцевым, курим, смотрим на дверь кто первый войдёт? Докурили никто не вошёл. Вот таких смельчаков набирают в морчасти погранвойск. И тупорей назови я Петрыкина старшим сержантом, носом бы дверь открыл.
Чашки моет посудомоечная машина. Один курсант вставляет, другой вынимает и подаёт мне. Моя задача всполоснуть их в ванне. На самом деле эта операция называется дезинфекция, и в ванне не просто горячая вода, а раствор горчицы. Лезть туда босыми руками нельзя. Вон на полочке лежат резиновые перчатки. Но кто бы объяснил. А самому догадаться с умом напряжёнка.
Помыли посуду, убрались в обеденных залах, поплелись в роту. Легли спать на час позже, а подняли на час раньше общего подъёма. В подвальном помещении камбуза построили. Краткий инструктаж. Старший наряда, проходя мимо, заметил.
Что у вас с руками? Покажите. Дезинфицировал? В горчице? Бегом марш в санчасть.
Положили на недельку. Выхожу к здоровым людям, а там мать честная! полномасштабная война третьей смены с инструктором Петрыкиным. Глобус наш умудрился залететь в отпуске подрался с кем-то. В мусарне посидел, потом в части досиживал. Лычки с него срезали и отправили в баталерку (кладовку) матросом. А Тундру назначили нашим инструктором на постоянной, стало быть, основе. Ну, он и взялся с нас шкуры драть. Но ведь и мы не пацаны доприсяжные чему-то ОУОМС нас научил. Стали мы Петрыкину «паровозик» делать. Объясню тем, кто не служил.
Строй идёт три шага нормальных, на четвёртый ботинком изо всех сил в асфальт. Получается: раз, два, три, бум! раз, два, три, бум! На паровоз похоже. Для инструктора «паровозик» от смены оскорбление. Коллеги смеются, командиры задумываются а на своём ли старшина месте? Здесь одно спасение:
Смена, бегом марш!
И вот мы, лучшая в отряде по строевой подготовке смена туда бегом, обратно бегом. Только вышли из учебного корпуса, роты, камбуза:
Смена, прямо бегом марш!
Заместителем у Карцева по строевой подготовке был кавторанга Белов зверь о двух ногах. Станет в обед у чипка (матросское кафе) и смотрит: кто не так честь отдал заворачивает. Соберёт вокруг себя десятка три-четыре бедолаг, и ходят они по кругу, и козыряют, пока не скажет Белов:
Свободен.
В тот день мы мимо него трусцой.
Белов:
Товарищ старшина.
Петрыкин:
Смена стой.
И на полусогнутых к Белову так, мол, и так, следуем с камбуза в учебный корпус.
Ну, так и проследуйте, как подобает, требует кавторанга.
Петрыкин возвращается:
Правое плечо вперёд, смена, шагом марш.
Выводит нас на исходную прямую к прохождению торжественным маршем готовит. А от направляющих шепот шелестом:
Паровозик, паровозик, паровозик.
Ну и что, что Белов. Ну и что, что зам по строевой. Достал Петрыкин до самого немогу. Не отступать, моряки!
Идём. Петрыкин руку к виску:
Смена, смирно, равнение на-Лево!
Всё сделали, как надо и руки прижали, и на Белова дружно воззрились, а ногами:
Раз, два, три, бум! Раз, два, три, бум!
Крякнул Белов, развернулся и, широко ступая, ринулся в штаб. Мы подумали всё, кранты Тундре. Он руку опустил, на нас не смотрит, топает по аллее (без команды и повернули) в учебный корпус.
За ночь Петрыкин оклемался, отошёл от животного страха перед Беловым. Утром на зарядке загнал нас в какой-то аппендикс аллей и давай воспитывать:
Что, скоты думали, ваша возьмёт? Ни черта! Ещё маршал Жуков говорил, что дисциплина держится на старшинах. А вы тля, навоз, придурки недоученные. Я с вас ещё семнадцать шкур спущу, но сделаю людьми.
Туманец морозный, подтянувшись с моря, клубился по аллеям. Температура не такая уж и низкая для нас, уральцев, но при морской влажности уши сворачивала. Мы стояли без шинелей, без головных уборов Тундра, песец заполярный, закалял нас, приучал стойко переносить холода. Другие (чуть парок изо рта) на зарядку в шинелях, на камбуз в шинелях, а мы всегда вот такими.
Что здесь происходит? майор в юбке, сама начальница медицинской службы отряда, топала мимо. Кто старший?
Петрыкин метнулся к ней.
Ты, ты, ты. она не могла подыскать слов своему возмущению. Курсантов в роту, а сам ко мне, вместе с командиром. Ко мне! бегом! вместе! в роту!
Она топала ногами и грозила кулаком Петрыкинской спине.
Всё, спёкся Тундра. На самоподготовку к нам пришли Яковлев и Ничков. Последнего взводный представил как нового инструктора. Только к утру следующего дня в смене осталось едва ли половина состава. Остальные в санчасти результат Петрыкинского воспитания. Я ещё день держался, а потом чувствую хреновато. Себя чувствую хреновато. Перед ужином подхожу к Седову. Он:
Запишись в тетрадь дежурного. После ужина вас всех Петрыкин в санчасть сводит.
Опять Петрыкин!
Сели на камбузе меня от еды воротит.
Будешь? двигаю чашку Терёшкину.
Ничков с края стола:
Что там?
Разрешите, говорю, выйти тошнит.
Беременный что ль? Иди.
Я поднялся из-за стола, баночку (лавочку) переступить не смог и упал в руки курсантов. Всё, отключился.
Очнулся в каком-то лазарете восемь кроватей в два яруса, табуреты, тумбочки. Две двери одна закрыта, другая в туалет. Двое парней в больничных халатах (под ними тельники) режутся в карты. Меня зовут.
А ну, кто войдёт?
Сюда никто не войдёт лазарет.
Их слова подтвердились пищу нам выдали через окошечко в двери.
Что творится? спрашиваю.
Под подозрением ты, на менингит. А менингит болезнь заразная.
А как же вы?
И мы под подозрением.
Через пару дней подозрения с нас сняли и из лазарета перевели в палаты. Сестричка там загляденье. У неё под халатиком ничего нет, ну в смысле, платья, юбки. Уголки разойдутся, между пуговиц что углядишь тема обсуждений до самого отбоя. Однажды сунула мне руку в карман больничного халата и вытаскивает целую горсть таблеток для Терёшкина собирал, тот всякую гадость жрёт.
Вот, значит, как хорошо же .
С того дня вместо таблеток стали мне ставить уколы. Она же и ставила. Каково перед красивой девушкой с голой-то задницей? А парни говорят она к тебе не ровно дышит. Может быть. Вот как она уколы ставила. Трусы я сам спускал. Она ладошкой проведёт, кожу в складку пальцами соберёт, а потом тыльной стороной шлёп. Такая прелюдия. А уж потом по этому месту ваткой со спиртом и иглой. Скажите, все сестрички так уколы ставят? Или она действительно, того. Так сказала бы. Слышал, медички не из робких.
В канун госэкзаменов Ничков усадил нас в классе самоподготовки.
Перед смертью, как говорится, не надышишься. То, что упустили в процессе обучения, за один день не наверстаешь. Поэтому мы сейчас побалакаем немножко и пойдём играть в футбол.
Футбол! За полгода ни разу не играли. Тут один москвич достал хвастовством кого только он не делал на зелёном газоне. Всех! Страсть, как мне хотелось его наказать. И вот удача! Саня, ну, давай же быстрее. А Ничков говорил не торопясь, чуть-чуть подкашливая после каждой фразы:
На границе вам придётся самостоятельно принимать решения в самых непредвиденных ситуациях. И отвечать за жизнь свою, подчиненного и пассажиров. Перед вашим призывом на Амуре инцидент был. С точки возвращался «Аист». На борту пассажирами два погранца с собакой. Ветер был, рябило. Парней укачало. Моряки их выгнали из каюты, заставили на кокпите к поручням привязаться. В какой-то момент старшина с управлением не справился и перевернул катер. Моряки выплыли, а солдаты утонули, и собака.
Кто-то хихикнул.
Ничков дёрнул головой:
Пусть ваша мама дома смеётся, когда похоронку получит на вас.
Дальше главный старшина повёл такие речи, что мы и про футбол забыли. Где служить придётся? Одного-двух, лучших из лучших, оставят инструкторами в роте. Кто-то попадёт мотористами на ПСКРы (пограничный сторожевой корабль). Остальные разъедутся по бригадам малых катеров. Две таких на Чёрном море в Балаклаве (Крым) и Очамчира (Грузия), на Дунае в Киликии, под Ленинградом Высоцк, на Амударье Термез. Но там нет «Аистов». Там ходят на «Дельфинах», проект 1390. Слишком много песка в воде водомёт «Аиста» не выдерживает. Ну, и Дальний Восток Амур, Уссури. Примерно в таком порядке и распределяют сначала отличников, потом середнячков, а плохишей на остров Даманский.
Мы с Постовальчиком переглянулись даешь Анапу!
Весенники уже сдали свои экзамены разъехались. Старшин всего отряда собрали в одну роту. Они ходили на вечерней прогулке строем, но подруку. Пели:
Ой, мороз, мороз, не морозь меня.
Абрикосы зацвели. Весна!
3
Ваше благородие госпожа Удача
Для кого-то ты лицом, а кому иначе
На Даманский остров плохишей свезли
Не везёт нам в службе повезёт в любви.
Действительность опрокинула все ничковские посулы. Нас, круглых отличников, в роте получилось десятка полтора. Инструктором оставили Уфимцева: ещё бы такая выправка! Просто манекен не человек. Вовчик, кстати, на спортроту тоже пролетел. Был в нашей смене направляющий Шура Аполовников не блистал, как Постовал, одноразовым успехом, но постоянно где-то участвовал. Участвовал и молчал. Под малый дембель оказалось готовый многоборец, очень необходимый спортроте человек. Постовальчику кроме восточной границы ничего не светило. А у меня, я надеялся, ещё был выбор Балаклава, Очамчира, Киликия. На худой конец, Высоцк, что под Ленинградом. Но приехал «покупатель» лейтенант молоденький из какого-то Дальнереченска на Уссури. Да-да, той самой, где остров Даманский, куда, по утверждению главного старшины, плохишей ссылают. И забрал с собой семерых самых смелых, самых первых Женьку Талипова, Сашку Захарова, Лёшку Шлыкова, Славика Тюрина, Мишку Вахромеева, Чистякова (которого с большим трудом, но всё же убедил инструктор, что отца он не зарубил), ну, и Вашего покорного слугу. Не знаю, по какому принципу отбирал. Единственное, что нас объединяло, это малая Родина Челябинская область. А может, он и не отбирал взял, что подсунули.
Вывели нас на плац перед ротой, построили. Седов вещмешки проверил чтобы в наличии были два тельника-майки, два плотных тельника (мы называли их осенними) и один с начёсом. Этот толстый и тёплый, как свитер, должен служить хозяину три года. Ещё выдали белые галанки и спортивные тапочки (в футбол играть?). Шинели лежали в скатках, а мы красовались в тёмно-синих суконных парадках и бескозырках форма «три» называется.
Седов проверил всё и отошёл. Не было торжественных речей командования, не было марша «Прощание славянки». Обидно. Будто шарашку какую закончили, а не Отдельный Учебный Отряд Морских Специалистов. Дальневосточный лейтенант окинул нас орлиным взором и сказал просто, тихим голосом:
Прощайтесь.
Я обнял Постовальчика:
Прощай, брат. Может, свидимся.
Прощай.
Вовка морду воротит по-моему, он плакал и стеснялся слёз. У меня они тоже сами собой бежали, а я не стеснялся. Сели в автобус. Тут всю роту прорвало свистят, бескозырками машут:
Прощайте, ребята! Удачи вам! Отличной службы!
А мы смотрим в окна и молчим. Потому что они прощаются с нами, а мы ещё и с учебкой, со всей прекрасной Анапой и с самым синем в мире морем.
Мы были первыми. А потом, каждый день, команда за командой покидали Анапу бывшие курсанты одиннадцатой роты. Гулко стало в кубриках и тоскливо. Горстка последних решила устроить «прощальный вечер» старшине Петрыкину. Тот сразу после экзаменов и с начала малого дембеля перебрался ночевать в баталерку. Ребята пасли его, но Тундра был хитрым и не попадался. Терпение лопнуло пошли дверь ломать. На шум Ничков притопал. Этот мог уговорить, этого уважали. Но спасал наш инструктор не Петрыкина он так и сказал:
Моряки, причём здесь дверь?
Знали ли об этом отцы-командиры? Думаю, Седов знал, но не вмешивался. Старший мичман, по моему разумению, полагал раз присутствует прямой процесс воспитания курсантов инструктором, то имеет право быть и обратный. Это полезно. Ведь другие старшины не запираются на ночь в баталерку так и спят на своих местах вместе с личным составом. Да-а, Петрыкину и я был не против пару раз в хавальник сунуть. Но наша команда далеко уже была от мест благословенных. Галопом проскочили до Волгограда, а здесь тормознулись на пару-тройку часиков. Не без пользы. Лейтенант, фамилия у него Берсенёв, говорит:
Вы, парни, дайте домой телеграммы в Челябинске пересадка и часов восемь-десять будем загорать на вокзале.
Тюрин, Шлыков и я, поколебавшись, пошли и дали мол, буду в Челябинске такого-то, поезд такой-то, стоянка десять часов. Про стоянку это чтобы много не платить. Почему колебался, спросите. Рассуждал: что родным делать больше нечего меня встречать да провожать. Вон парни из провинции и не почесались даже. Тюрин со Шлыковым городские, с ними всё ясно на трамвайчик сел и на вокзале. Но очень мне хотелось маму увидеть, с отцом примириться. Я ему на день рождения «синявку» послал форменную рубашка для мичманов и офицеров а он и спасибо не сказал. Дуется старый. Приедет ли?
Вот он, Челябинск. На перроне полно народу. Высунулся в окно. Смотрю. Лица, лица. Мама! Господи, приехали! Сестра вон.
Поезд ещё тормозит. Я толкаюсь к выходу бесцеремонно. Кто-то хватает меня за плечо:
Эй, моряк, осади куда прёшь?
Я поворачиваюсь, и мужик-верзила прячет руку. Я ещё не знаю, что моё лицо перепачкано сажей, и по щекам бегут слёзы. Тут, наверное, любой опешит.
Прыгаю с подножки вагона и попадаю в объятия отца. Потом мама, потом зять, потом. Потом. Сестра не хочет целовать:
Какой ты грязный!
Вытирает своим платочком моё лицо.
Пошли в ресторан, выпили, разговорились.
Чего не пишешь-то? это я отцу.