Пытаясь найти Уланову унять пульсацию в висках, Свят медленно сканировал взглядом холл. Глаза привычно тормозили при виде задниц улыбок девиц.
В конце холла был растянут яркий транспарант с надписью «Welcome11!». Под ним кишели расфуфыренные филологини. Лицом к ним и спиной к толпе стояла дама в чёрном платье без плеч, но до пола. Её блестящие светлые волосы были собраны в пышный пучок на затылке, а роль под транспарантом была явно руководящей.
Уланова не мелькнула нигде.
Ужасно захотелось потереть лицо ладонями, но он вовремя вспомнил о вампирской пудре.
Неужели я зря здесь мучаюсь?
Размахивая флаерами с надписями «Happy Halloween12» и «Enemies of the Crown, beware13», к их компании приблизился до рвоты активный организатор. На его размалёванном лице сияла слащавая улыбка.
Юристы? громогласно уточнил он, раздавая флаеры. Второй сектор. Вдоль тыкв в центре не стоять. Ищите места и садитесь. Можно и на пол.
Скоро начало? поинтересовался Петренко, придерживая рог.
После финального прогона, махнул в сторону зала парень. Остался один танец.
Движение людей по холлу возросло. Сделав десять шагов к дверям в коридор, Свят сдвинул брови и остановился: мимо валили эльфы и рыцари с факультета истории.
Филологи покинули блокпост у транспаранта и тоже зашагали к двойным дверям.
Именно за этими дверями начинался коридор, который вёл к актовому залу.
А значит, эти двери сейчас будут проверяться на резиновость.
К даме в длинном чёрном платье подскочил Гатауллин с букетом розовых цветов.
Так значит, это «одна из солисток».
Её лица не было видно, но она явно говорила что-то занятное: обычно каменная морда математика ныне сияла, как окна в новой части корпуса. Он вырядился в костюм чёрта-метросексуала, а мелкую серьгу в левом ухе заменил на крупный серебряный клык. Солистка в чёрном многозначительно постучала пальцем по запястью, и Гатауллин активно двинулся к залу, жестами показав ей, что цветы подарит позже.
Какого хрена ты вообще смотришь туда?
Непонятное смутное чувство влекло в сторону математика и его солистки.
К чёрту Гатауллина.
Кому есть дело до личной жизни Гатауллина, когда Улановой так нигде и нет?
Да что ей здесь делать?! рявкнул Адвокат, презрительно махнув рукой. В своих безразмерных рубашках и с курсовой наперевес?! Каждому своё!
Сидит, небось, в общаге, читает про Вильгельма.
Горло сдавила липкая досада.
Марина трясла его руку, что-то верещала и заливалась истеричным смехом. Кто-то наступил сраным копытом ему на ногу. В лицо густо пахнýло мерзким парфюмом, щедро вылитым на чью-то ненасытную харю.
Мир давил на череп, как душный вагон.
Святослав отступил к стене и стряхнул с локтя руку Измайлович.
Что, заяц? Подышать? угадала Марина, готовая прыгнуть за ним в курилку.
Елисеенко медленно покачал головой, не понимая, чего ему хочется больше всего.
Марина завизжала и ринулась сквозь толпу в объятия подруг с факультета туризма.
Спасибо, подруги.
Людей в холле стало на порядок меньше основная их часть уже схлынула в коридор.
ВЕРА! отрывисто крикнул кто-то.
Голова мгновенно вынырнула из воды и завертелась, как флюгер. Отлипнув от стены, Свят лихорадочно забегал глазами по толпе.
Кто кричал «Вера»?
В голову почему-то не приходило, что Вер в университете могут быть десятки.
Из коридора заорала песня Адель, которая, видимо, и знаменовала финальный прогон.
И в ту же секунду солистка Гатауллина обернулась в сторону зала.
Внезапно.
Внезапно из рук утекает и так редкое для них тепло. Холл за спиной у дамы в чёрном искрит и расплывается. Всё видится будто в режиме замедленной съёмки; ладони Ладони дрожат.
Где-то тут Марина Где-то тут М
Не в силах думать о выводах, которые сделает Марина, Святослав застывает, собирая по крупинкам всё, что видит.
The-re is a fi-re starting in my heart14, нарастает за спиной глубокий голос Адель15.
Дама в чёрном платье поднимает бледную руку и с улыбкой машет тому, кто её звал.
Её. Звали всё-таки её.
Кокетливо поздоровавшись, она подхватывает длинный подол и делает шаг к коридору.
Из продольного разреза в платье показывается тонкая лодыжка.
Она в чёрных лодочках, не в кедах. В чёрных лодочках на тонком каблуке.
Каждому её шагу вторит рваный ритм чувственной музыки.
Fi-nal-ly, I can see you crystal clear16
Тугой чёрный корсет плотно облегает спину и крепко поддерживает грудь. Шнуровка корсета полупрозрачна. Она бежит по линии между рёбрами и ныряет в складки подола.
Её бледные плечи и острые ключицы обнажены. Шею обнимает отдельный от платья воротничок. На её правой скуле нарисована маленькая золотистая тыква. Непослушные волосы послушны; они собраны в гладкий высокий пучок. Но почему они не золотые, а такие светлые?
Ах, вот оно что. Её волосы залиты блёстками.
Они залиты блёстками и похожи на сплав серебра и платины.
See how I'll leave with every piece of you17
Она плавно кивает какому-то кретину сокурснику и поводит плечами, заостряя ключицы.
Не смотри сюда. Посмотри на меня Посм Не смотри. Твою же м
Повернув голову, она мгновенно находит в ненужной толпе его лицо и вспарывает его глаза прямым открытым взглядом; под её ресницами пляшут хэллоуинские черти.
Не смотри на меня. Не смотри на меня.
Желудок ухает вниз и разлетается на мелкое крошево где-то у начищенных туфлей.
gonna fall, rolling in the deep18
Её веки подчёркнуты серыми тенями и полуприкрыты; голубые радужки похожи на жидкую сталь видны лишь наполовину. И эта томная, влекущая до ужаса эротичная прищуренность не даёт желудку подняться с пола и вернуться под солнечное сплетение.
Это ты? Это ты, клетчатая лучница?
Она приоткрывает губы и наконец отводит от него взгляд. Тонкие пальцы вгрызаются в подол и комкают его в кулаке. Ещё два удара шпильками по кафелю и Уланова исчезает за стеклянной дверью, обдав его шлейфом сладко-горького парфюма.
Это атлас. Её платье из атласа. Из атласа.
Мысль была до того тупой беспомощной, что он испугался за свой разум.
Наконец вдохнув, Свят опёрся на стену, пытаясь запомнить её взгляд выглядеть невозмутимо. Рывком расстегнув верхнюю пуговицу рубашки, он тупо смотрел, как Марина возвращается от туристических подруг.
Святуш? потянув его за рукав, приглушённо позвала она. Точно не нужно на улицу?
Её голос булькал и проваливался в воздушные ямы; в ушах стучала кровь.
Не называй меня Святушей. Я не Твою мать.
Пойдём в зал, хрипло бросил он и нетвёрдо шагнул к двери.
В голове ещё летал пепел от кинестетического взрыва.
Почему кинестетического? рассеянно поинтересовался Адвокат, прикладывая кусочки льда к вискам Хозяина. Это ведь было зрительное удовольствие.
Нет, твёрдо оспорил Судья. Это была тактильность.
Я чувствовал этот атлас твоей кожей.
В центре зала сверкал круг из огромных тыкв, внутри которых горели свечи. На полу и потолке плясали зловещие тени; в углах зала горели импровизированные факелы.
Организатор не обманул: сидячих мест было очень мало.
Проталкиваясь между людьми, он искал в толпе обнажённую спину под атласным платьем, не представляя, что будет говорить, когда найдёт
Но она будто превратилась в летучую мышь и улетела в чёрное окно.
Перед глазами колотилась лишь безликая масса людей, и в горле медленно росла злоба.
But you played it, You played it, You played it, You played it to the beat19
Кто-то мёртвой хваткой вцепился в его рукав. Судорожно обернувшись, Свят ощутил острое разочарование: это рогатый Петренко тянул его к стене, заметив несколько мест.
Прогон наконец завершился, но его можно было лишь слышать: сцена пряталась за плотным занавесом. Вдоль занавеса горели тыквы поменьше, которые были куда сильнее похожи на настоящие ОЛантерны.
Приди в себя. Приди в себя.
Где она? За кулисами?
Выскочить из зала.
Ворваться за кулисы, залитые серым сумраком. Туда едва ли доползают зловещие тени тыквенных свеч. Пол нежно изрезан лучами дальних софитов, а смазанный шум зала приглушён. По паркету цокают тонкие каблуки; шуршит тяжёлый атласный подол.
Поймать твой взгляд и подойти близко.
Так близко, чтобы ты растерянно отступила. Чтобы тяжело дышала; чтобы ритмично вздымалась грудь под чёрным корсетом.
Протянуть ладонь и провести пальцами по твоим ключицам.
Опусти веки. Приоткрой губы. Отклони голову; открой шею. Доверяй мне.
Пусть взлетит твоя рука, и сомкнутся эти тонкие пальцы на моём запястье.
Потянись навстречу. Пусть мой язык пробежит по твоим губам.
В низ живота рванулась горячая волна. Изо рта вырвался хриплый выдох.
Остановись.
Это просто невероятно. Просто. Невероятно.
Это была Вера Уланова.
Которая чертила на салфетке классификацию английских архаизмов и грызла куриное бедро на заплёванной общажной кухне. Которая поддерживала разговор на любую тему, подворачивала рукава неглаженых рубашек; знала о переносах и злобах не по адресу.
Которая цитировала котёнка Гава и искромётно подкалывала его самолюбие.
Которая была не только золотым контуром самых тёплых его мыслей, но и
охренительно привлекательной до безумия сексуальной девушкой.
Где твои неглаженые рубашки, Уланова? Протяни мне руку помощи, надень джинсы. Давай поговорим о санкционных интенциях.
Конферансье в белом костюме что-то верещал с края сцены и на фоне бордового занавеса был похож на сметану в борще. Устав нелепо шутить, он набрал воздуха и выкрикнул:
А открывает вечер нежно-дерзкий Numb под аккомпанемент скрипки и пианино!
Половины занавеса поползли в стороны, и на мелкие ОЛантерны опустился сумрак.
* * *
Руки тряслись так отчаянно, что пластиковый стаканчик ломался и брызгал на грудь водой. Первокурсники сыпались за кулисы, а значит, финальный прогон был завершён.
Тебе петь Тебе сейчас петь!
Опрокинув в рот половину стакана, Вера быстро обтёрла остальной водой шею и уткнулась пальцами в стену, пытаясь удержать равновесие. Хотелось, чтобы в закулисной толпе мелькнула Алиция Марковна; её задорные глаза и весёлые пряди цвета неба всегда прибавляли сценических сил.
Но Мальвина уже заняла своё место в зале; она и так вылила на подопечных ведро поддерживающих тирад.
Голосовые связки жалобно трепетали. Сердце избивало ключицы.
Ключицы.
Он смотрел на ключицы. Его руки дрожали.
Они дрожали, я видела.
Внутри лёгких было столько воздуха, что голова кружилась от избытка кислорода и в то же время было совершенно нечем дышать. По бокам мелькали люди, лица, силуэты но всё расплывалось.
Всё будто завернулось в туман.
СЕНЯ, МАСКУ СВОЮ ВЗЯЛ? АНДРЕЙ, СТАНЬ ПРАВЕЕ, ЧТОБЫ НЕ ФОНИЛО!
Дыши ровнее. Дыши.
Здесь половина университета.
Чёрт возьми, нет!.. Я туда не выйду!
УДЛИНИТЕЛЬ, СЕРГЕЙ! ГДЕ УДЛИНИТЕЛЬ ОТСЮДА?
Задержав дыхание, Вера присела на корточки и закрыла глаза, игнорируя чей-то зов.
В горле бились беззвучные рыдания.
Как тебе удалось с ровной спиной пройти в ту дверь? прошептала Верность Себе, благоговейно глядя на Хозяйку.
Теперь в зале было лицо, на которое можно смотреть.
Но смотреть на него было страшно.
Отчего-то было так страшно, будто решалась её жизнь.
Какого хрена их черти сюда принесли?..
Плечи словно покрылись инеем.
Спокойно, милая, спокойно, чуть не плача, шептала Верность Себе. Давай повторим слова. Давай отыграем пальцевую распевку Давай вспомним начало
В поле зрения возникла рука с чёрной кружевной маской. Кто-то заботливо подал ей последний реквизит. Молча забрав маску, Вера приложила её к лицу и закрепила за ушами. Отчаяние росло; всё это отчаяние придётся взять с собой под свет алых софитов.
Под бездонный взгляд цвета горького шоколада.
К КЛАВИШАМ МИКРОФОН ПОДТЯНУЛИ?
Он был восхитителен. Жутко хорош. Привлекателен до безумия.
Ещё более привлекателен, чем за разговором об интенциях.
Хотя казалось, этот Рубикон тогда был пройден.
Белая рубашка и чёрная мантия только подчёркивали рост и стройность. Светлая пудра оттеняла тёмные глаза и густые брови. Чёрные пряди касались ресниц.
Сегодня он и не пытался зачёсывать волосы назад.
СЕНЯ ЗА ТРЕТЬИМ ЗАНАВЕСОМ, ВЕРА И АНДРЕЙ ЗА ВТОРЫМ!
Идеально очерченные скулы, которые так хотелось изучить пальцами и перенести на мягкую бумагу.
МИНУТА, ВЕРА, СЕМЁН, АНДРЕЙ!
Приоткрытые в изумлении губы.
В изумлении, твою-то мать.
По рёбрам поднялась злость.
Да, это я. Смотри. Смотри, не обляпайся.
Ну наконец-то. Злость.
Вместе с ней придёт и смелость.
Схватив ещё один стакан воды, она залпом опрокинула его в рот и шумно сглотнула.
Суета за кулисами взлетела на запредельный уровень.
ВЕРА! прокричал аккомпаниатор Андрей Мисько, судорожно оглядываясь.
Наконец увидев её, он рывком подбежал, положил ладонь ей на плечо и тихо прибавил:
Вера, ты в порядке?
Похлопав по его руке, Уланова молча кивнула и медленно поднялась с корточек.
АНДРЕЙ, ВЕРА, ГОТОВЫ? СЕМЁН?
В пальцы постепенно проникало тепло.
Почему было так страшно? Почему?
Интуиция тихо пожала плечами. На её лице блестели растерянные слёзы.
НА СЧЁТ ПЯТЬ, РЕБЯТА! УДАЧИ!
Только не смотри на меня. Я не смогу вдохнуть.
Каблуки отрывисто зацокали по паркету. Секунда и она уже у микрофонной стойки.
Бордовый занавес ещё закрыт, но вот-вот расползётся по швам. За плотным атласом кричит конферансье и шелестит зал. Завязки маски кошмарно давят на уши. Сердце ворочается под рёбрами острым комком.
ЧЕТЫРЕ!
Закрой глаза и пой. Как в середине октября на репетиции. Когда ты его не знала.
В середине октября?..
Будто десять лет назад.
Дыши, еле слышно просит Интуиция, нежно поглаживая её плечо. Ты и есть эта песня. Ты и есть весь воздух в твоих лёгких. Ты и есть это мгновение.
ПЯТЬ!
* * *
Алый свет софитов плавно поднимался по чёрному атласу.
Блестящий подол. Шнуровка корсета. Гибкая талия.
Бледные плечи. Острые ключицы. Лицо в кружевной маске.
Это ты.
Кто же ещё мог открывать вечер, прошептал Адвокат, завороженно глядя на сцену.
Теперь я узнал бы тебя, будь на тебе хоть пять масок.
Марина положила голову ему на плечо и попыталась дотянуться носом до небритой щеки.
Тебя надо обнять?
Она ждёт объятия, грубо толкнул Хозяина в спину Прокурор.
Он сейчас не может её обнять, прошипел Адвокат, отмахиваясь от оппонента.
Тщетно прождав около минуты, Марина наконец отодвинулась и села удобнее. Её волосы по традиции искрили уязвлённой обидой, но быть виноватым слишком наскучило.
Пошло всё к чёрту. Я не могу отвести от тебя глаз.
По залу поплыли аккорды нежного варианта «Numb»20, и уже через миг её глубокий голос распутал напряжение в груди. Мысли улетучились, растаяли; вытеснились сплошным чувствованием.
Tired of being what you want me to be Feeling so faithless, lost under the surface21
Под потолком закружился дискобол, и на зал брызнули медленные алые пятна.
Переливы скрипки были похожи на ласки кого-то родного, но забытого.
Я кошмарно хочу повторить эту мелодию на струнах Ортеги.
Put under the pressure of walking in your shoes22
К ней был прикован каждый грёбаный мужской глаз.
I've become so numb I can't feel you there become so tired, so much more aware23
В конце припева Вера стянула маску и отбросила её. Медленно повернув лицо, она полоснула по его глазам серо-голубым лезвием.
Сердце пропустило удар и заныло где-то в коленях.
Она искала тебя в зале. Она нашла тебя, пока была в маске.
Зал сузился до размеров её зрачков, и Свят задержал дыхание.
Какой же голос. Какой у тебя голос.
Im becoming this all I want to do Is be more like me and be less like you24