Существом женского пола.
Святослав хмыкнул и швырнул в угол надоевшую гантель.
Именно «существом женского пола» безупречная Марина называла всех, хотя бы отдалённо похожих на небезупречную Веру.
Повернувшись со спины на живот, чтобы перейти от пресса к отжиманиям, Елисеенко вдруг осознал, что за всю беседу он ни разу ни разу! не сравнил Уланову с Мариной.
* * *
Прищурившись, я любуюсь золотой и мятной лентами.
Сегодня объекты моего наблюдения непомерно довольны.
Оттого доволен и я.
Я ласково глажу зеркало, и мне кажется, что я глажу сами ленты.
Мне давно было пора отдохнуть от тяжёлых мыслей.
Уже нужно вмешиваться? негромко интересуется моя напарница.
В глубине зеркала переливаются девять букв мятного цвета.
Это имя второго объекта.
Не нужно, хрипло отзываюсь я. Пока не вмешиваемся.
Пока всё по плану? недоверчиво переспрашивает она.
Она берёт в руки пухлый фолиант с моего стола, и из него выпадает блестящая закладка.
По плану, мягко подтверждаю я, глядя, как она листает пергаментные страницы. Не забудь, откуда выпала закладка, пожалуйста.
Теперь в зеркале горят четыре золотые буквы.
Это имя объекта первого.
По твоему плану или по их? рассеянно спрашивает она.
Она знает, что спрашивать это незачем, но вопросы помогают ей не тревожиться.
Разместив закладку между нужными страницами, она складывает на груди бледные руки.
А разве это не одно и то же? слышу я свой голос.
Девять мятных и четыре золотые буквы внутри зеркала торопливо сливаются в сияющий бирюзовый шар.
ГЛАВА 4.
Да ладно, Леопольд, заливаешь. Три раза, да брось, одарив Олега ехидным взглядом, Варламов отправил окурок в урну и прищурился.
Хорош дымить, Варлам, задушил, хмуро пробормотал Елисеенко, сидя на сыром бордюре. Нужно быть мёртвым, чтобы твой дерьмовый Винстон обонять.
Студенты медленно текли из универа в курилку под открытым небом и спустя пару минут так же вальяжно возвращались обратно.
В воздухе висела тугая влажность и царил запах подгнивающих листьев.
Небо похоже на пластилин под химической завивкой.
Этот внутренний двор учитывает различия между обоняющими дерьмо и мяту, рассеянно уронил Петренко. Продуманный корпус. С чего бы именно нам так повезло?
Ты не думай, большой батя следит за тобой и здесь, бросил Артур, невозмутимо доставая из пачки вторую сигарету.
И ему скучно, подвёл итог Свят, сурово глядя на варламовское курево.
Лучше бы никто не знал, что у Ромы есть сын.
Но зав их кафедрой на людях называл его сыном куда чаще, чем хотелось бы наедине.
Почти не мёрзнущие сегодня руки Святослав по старой привычке держал в карманах обтрёпанной, но от того даже более любимой кожаной куртки.
Святуша, возьми ты деньги и купи новую куртку! Ну достаточно же денег!
Мне эта нравится, не в деньгах дело.
Нужно расчищать захламления ауры, увлечённо тараторила мать, помахивая перед его носом безупречным маникюром. Избавляться от старых вещей и заменять их новыми!
Нет, Ирина Витальевна. Расчищать нужно захламления мыслей.
Ни отец, ни мать не слышали его слов. Вместо него они слышали безукоризненно неживого отпрыска великих Елисеенко, обитавшего в мире их мечты.
Порой даже не удосужившись договориться о последовательных требованиях потому что часто по неделе не разговаривали они, тем не менее, не забывали каркать ему в уши рецепты того, как поскорее приблизиться к безупречному идеалу, постаравшись не тронуться при этом умом.
Хотя второе, в общем, не обязательно.
«Мы не для того занимались твоим воспитанием и будущим, чтобы одобрять глупости!»
Они не для того занимались.
А глупости это игра на классической бюджетной Ортеге, поношенные вещи и рваная стрижка. Глупости это выбранная им тема курсовой и страсть к поиску остросоциальных проблем. Глупости это музыка на родном языке и коньяк с маслинами наедине с собой. Головная боль от пронзительных звуков, в которую не верят. Неудобные им чувства, неуместные переживания и тяга к искренним людям.
Тонкие кисти исчезают под столом, и он готов сказать что угодно, чтобы их остановить.
Нет, положи руки на стол, пожалуйста, чтобы я их видел.
Да, мне интересно про инверсию, очень. Нет, не отводи глаза.
Я по уши в метафорах; в метафорах, Вера.
На следующий день я сравню небо с пластилином.
на уши долбится! ЕЛИСЕЙ!
Моргнув, Свят поднял стеклянные глаза. Артур махал перед его носом пропахшей табаком ладонью и омерзительно щёлкал пальцами.
Поморщившись, Святослав медленно поднялся на ноги и неуклюже отряхнул брюки сзади. Желания слышать свой голос не было.
Какого чёрта вам надо?
На Хэллоуин сегодня идём? Надо с костюмами что-то придумать. И с продолжением, небрежно протянул Олег, разглядывая скандалящую парочку. Врёт он тебе, врёт. Ты посмотри на его мимику.
Да что там делать? прочистив горло, лениво отозвался Свят. Одни и те же рожи.
Она наверняка останется в общаге, когда все схлынут на эту попойку.
Под желудком что-то дёрнулось и заалело.
Тебе костюм не нужен, только уши подкрась фосфором, посоветовал Олегу Варламов. И продолжение само тебя найдёт в темноте. А Елисей задумался о костюме царевича и всё прослушал про твою кудрявую жизнь.
Всё я слышал, буркнул «царевич Елисей», не оборачиваясь. Физкультурница, три раза. Реально заливаешь, Леопольд.
Лучше скажи, сколько абзацев получилось после.
Прозвенел звонок, и они переступили порог университета, оставив курилку за спиной.
Впереди маячила сдвоенная пара по криминалистике.
Caeca est invidia10, прокомментировал Петренко, нагнав царевича широкими шагами. Измайлович и компания уже пресытили до конца не осознаваемый вкус?
Не ответив, Свят хмуро посмотрел на поручень лестницы и пошёл вверх, держа руки в карманах.
Графоман как всегда зрит в самую грибницу.
Даже самое безупречное тело действительно интересно первые раз пять. Потом начинает работать уже внутренность. И если внутренность слишком бесцветна, её обладательница может предложить секс только на мелководье.
А истинно глубоководные эмоции придётся искать где-то ещё.
На парту перед глазами ляпнулся варламовский рюкзак, и Свят осознал, что до кабинета он дошагал совершенно незаметно.
на тыквы посмотреть, скрипучим голосом вещал Артур. В этом году всё организуют филологи-иностранцы. Чего не пойти? На филфаке одни бабы.
В этом году филологи-иностранцы?..
Сидишь как в танке, ничерта не знаешь, сурово припечатал Хозяина Прокурор.
А будет ли она среди них? Там не читать надо, а петь.
А что делать, если будет?
Что делать, если на локте, как бешеный собак, висит настырный Измайлович?
Хорошо, идём, поспешно вклинился Свят. Окей.
Надо пойти, а решать уже в прыжке.
Надеюсь, моё переобувание выглядит не слишком подозрительно.
Сегодня почему-то не хотелось от них отсаживаться, и он остался сидеть слева от Олега.
Да, давайте заглянем, произнёс Петренко; ему махала староста второй группы, но он и не думал на неё смотреть. Если разочаруемся, поедем в клуб. Суббота.
А если разочаруем, то в библиотеку.
Ты с Маришей, так? дождавшись кивка Свята, Олег загнул один палец и задержал второй в воздухе. Артур? Перебрал свои полтора варианта?
Варламов молчал, пристально глядя на тщательно невозмутимого Елисеенко.
В слишком уж непохожей на себя манере Варлам пропустил мимо ушей ехидство.
Стопарни, Леопольд, он, может, и не Маришу сегодня будет вертеть, слащаво пропел Артур. Не успели переехать, он уже филологам лекции читает. Проникает, так скажем, туда, где язык берёт своё начало.
Вытащив из рюкзака несколько белых листов, Олег поднял брови и с интересом взглянул на Свята. Варламов оглушительно заржал, делая комплимент своей тупорылой шутке.
В аудиторию шагнул препод, и Артур поспешно замаскировал смех под лающий кашель.
Пёс, твою мать. Откуда он
Иди на хрен, Варлам! услышал Свят свой резкий шёпот.
Убедительнее! толкнул Хозяина в спину Адвокат.
Громче, дебил, прошипел Свят, ударив кулаком по варламовскому предплечью. Пусть кто-то из баб Измайлович позвонит. Давно она мне на выходных мозг не трахала.
Ладно, действительно, внимательно наблюдая за мимикой Свята, поддержал его Петренко. Завязывай, Варлам. А то Мариша нам вечером все тыквы потушит.
Да всё, живём дружно, Леопольд, не газуй, на удивление быстро отступив, Варламов закатил глаза и поднял ладони.
Преподаватель остановил взгляд на их парте и повысил голос. Свят сдержанно уставился на доску, имитируя бурный интерес к криминалистическим терминам.
В горле догорала перемешанная с испугом злость.
Дебила кусок.
Откуда он мог узнать? Ведь явно же удочка. Посмотреть на реакцию.
Да нет, это ты дебила кусок!
Ну конечно! прошептал Адвокат, хлопнув себя по лбу. Чёрт!
Вчера после лекции он уехал с Улановой, а Варламов отправился в столовую! А окна столовой выходят куда? Правильно, на
Ты в следующий раз припаркуйся не напротив окон столовой, а прям в столовой припаркуйся, олень! бодро посоветовал Прокурор. Или возле пресс-центра на втором этаже! А то слишком мало людей видят, кто к тебе в машину садится!
На тыквы они пойдут смотреть.
Шея начала сдавленно пульсировать.
Поморщившись, Свят потрепал в пальцах любимый Паркер и уставился на доску.
Тонкие пальчики.
Всё-таки есть что-то небывало мерзкое в том, как они обсуждают баб. Всё-таки есть.
Что бы, интересно, на это сказала Уланова?
По рёбрам с улюлюканьем прокатилась волна стыда.
А не слишком ли много стыда в последнее время? гневно поинтересовался Адвокат.
Судья выглядел озадаченным, а Прокурор довольным.
До вечеринки по случаю Хэллоуина осталось десять часов.
* * *
Не надо, Юра, это туда нести! оглушительно заорала Вера. С этим реквизитом уже закончили, все бюсты по местам! Посмотри, чтобы треки наши расставили! Мы с Мисько и Лобачем открываем, а потом наши первокурсники танцуют под Адель пятыми!
Бюсты по местам, пропела Ковалевская, оседлав широкий подоконник актового зала. Руки за голову, лицом к стене. Отлично орёшь. Финальную ещё не хочешь проорать? Морально поддержишь магистрантов.
Только если ты будешь гроулить бэком, хмуро бросила Вера.
Майя звонко расхохоталась, запрокинув изящную головку.
Закрыв глаза, Вера помассировала веки и виски, но это не помогло. Её зрение было неидеальным, но линзы она носила редко лишь по особенным случаям.
Сегодня был один из таких, и глазам в линзах было кошмарно некомфортно.
Засев в актовом зале с самого утра, она яростно прогнала три репетиции спектакля о жизни британской короны, сценарий к которому написала её воодушевлённая рука. До конца не выверенный спектакль час назад пролетел над аудиторией звонко и уверенно.
Как копьё, пущенное наугад, но профессионалом.
Теперь же между мероприятиями сияло окно, а впереди поджидало самое ужасное.
Соло. Трижды проклятое соло.
За окном уже совсем стемнело, и в углах зала зажглись светильники в виде факелов.
Но теплее не стало.
Насколько слабо она волновалась вчера, настолько же кошмарно беспокоилась сегодня.
В голову как назло не шёл ни один вариант подходящего выражения лица, которым можно пальнуть по зрителям в случае вокального фиаско.
На первом курсе она читала со сцены монолог Гамлета в оригинале.
И за пару часов до этого ладони потели так же сильно.
Тогда ей очень пригодилась уловка концентрации внимания на одном лице в зале. Выбрав одни глаза, куда проще застелить покрывалом всю прочую мимическую мазню.
И выдать амнистию своей творческой личине.
Но сейчас всё было гораздо хуже. Вокруг Гамлета хотя бы не бились оттенки нот.
Одно неловкое движение голосовых связок и соло надломлено.
О безупречной связи слогов с регистрами речь уже не шла; сейчас она мечтала хотя бы не изуродовать самые важные октавы.
Алиция Марковна пожилая, но безмерно бодрая худрук университета, что была известна под прозвищем «Мальвина» из-за волос цвета лазури, была уверена в ней на все сто. Ни капли этой уверенности сегодня перенять не получалось.
И куда делась горделивая и самовлюблённая вокальная осанка, что пребывала с ней все репетиции подряд?
От копчика к шее то и дело прокатывалась волна колкого ужаса. Желудок ныл и сжимался.
Не могу даже представить, чья рожа сумеет помочь сегодня.
Шавель, конечно, рвался приехать и стать той рожей, на которую она будет смотреть.
Но спокойствия ей он бы вряд ли прибавил, и она сухо отклонила этот благородный порыв. Может, и зря.
Тем более текст песни таков, что Шавелю его можно вручить в форме протокола.
Юридические термины лезли в каждую мысль, и виной тому был вовсе не Вильгельм.
Глаза цвета горячего шоколада.
Придут они сюда?
Это чудовищно, но не исключено.
Хоть декан и пообещала первокурсникам, что будут только свои, пообещала она это лишь затем, чтобы мальцы не волновались во время танца.
Скорее всего будут все подряд, и новосёлы главного корпуса тем более.
Для них это масштабное мероприятие как боевое крещение.
Тебе не пора переодеваться и краситься? заботливо поинтересовалась Ковалевская, по-кошачьи прищурив глаз.
Вера рассеянно кивнула и погладила солнечное сплетение. Сплетение ныло уже час как едва подцепленная и загнанная только глубже заноза.
Отступать было некуда.
В груди нарастало биение, уровень кислорода в зале понижался, а голосовые связки уже обречённо приобретали глубоко лирическую форму.
* * *
То сжимаясь до кубика-рубика, то раздуваясь до футбольного стадиона, холл на втором этаже обрушился на голову, как ушат ледяной воды.
Не то чтобы Свят был не готов увидеть разношёрстную толпу костюмов с заключёнными в них людьми. Не то чтобы он не сам подписался под этой авантюрой.
Но подготовиться к сдаче на растерзание запахам, звукам и картинкам всё же не сумел.
Подтверждая его утренние опасения, Марина цепко висела на локте.
И упорно повышала общий уровень перегруза.
Отмахнувшись от её щедро политых духами волос, Святослав хмуро бросил:
Поправь рога.
Нашарив глазами зеркало, Петренко послушался и подвинул правее пластиковые рога «а-ля сатир», что произрастали из художественного беспорядка на его голове. Рога были подкрашены фосфором и Олегу вполне шли.
При нужном освещении они легко могли сойти за настоящие.
Артур нарисовал на лице и шее множество ссадин и ран, а веки выкрасил чёрными тенями, довольно успешно мимикрируя под ещё свежего покойника. Свят ограничился чёрной мантией поверх белой рубашки, светлой пудрой на лице и каплей красного лака в углу рта.
Когда он примерял этот незамысловатый костюм в общаге у Олега, в комнату заглянул математик Рустам Гатауллин. Хмыкнув, он сообщил, что «упыри в моде при любой погоде», и мгновенно испарился, потому что ему было пора «ехать покупать цветы одной из солисток». Лицо Петренко оставалось кислым ещё полчаса по непонятной причине он терпеть не мог смуглого Гатауллина.
Марина выглядела достаточно неплохо.
Недостаточно хорошо для того, чей единственный козырь внешность.
Её изумрудное платье фасона «летучая мышь» едва прикрывало зад и призывало любоваться фундаментом её безупречности не только спутника-упыря, но и всю мужскую половину студенческого человечества.
Как хорошо, что мне похрен.
Голову Измайлович венчала диадема в виде блестящей оранжевой тыквы.
Обхватив Свята за талию покрытой блёстками рукой, Марина непрерывно трещала, убедительно превосходя кудрявую физкультурницу Петренко по объёму звонких манипуляций словарного запаса.