Когда в «Савое» случилось то, что случилось, это не удивило ни саму Фрэнки, ни ее близких казалось, что-то подобное должно было произойти рано или поздно. И за этим неминуемо должен был последовать «Бримли-хаус».
Заведение это, располагавшееся в часе езды от Лондона, прикидывалось самым обычным домом отдыха, хотя всякий, кто был с ним знаком, прекрасно понимал, что не все так просто. Фрэнки поначалу отказывалась ехать, но Джек и Гарольд в кои-то веки сошлись во мнениях и в один голос твердили, мол, если не отправишься туда добровольно, тебя после всей этой истории с «Савоем» упекут силком. Фрэнки могла бы и рискнуть, но в конце концов у нее не осталось выбора слишком уж отчаянно скандал мусолили в газетах. Решив не дожидаться, когда в дверь постучат люди в белых халатах, она явилась, так сказать, с повинной. Назвалась выдуманным именем и, несмотря на прежние опасения, сдалась на милость докторов с некоторым даже любопытством. Впрочем, уже через неделю стало ясно, что жизнь в клинике не для нее, что все эти занятия физкультурой и рисованием полная чепуха, что от такого лечения только копятся внутри отчаяние и ярость. Фрэнки по природе своей всегда была одиночкой, но в брюхе у «Бримли-хаус», под скрип его викторианских костей, вдруг испытала совершенно новое, подлинное одиночество, напугавшее ее до смерти.
Она сбежала среди ночи, три недели спустя, обещая себе, что в жизни больше не совершит подобной глупости. А оказавшись в отеле, позвонила Джек и сообщила, что вернуться к прежней жизни пока не готова и собирается ухать из Англии, тогда-то и зашла речь о Венеции.
Поначалу мысль пришлась Фрэнки не по душе, но Джек не дала ей и слова поперек сказать.
Ты Италию не любишь, я помню, но послушай меня хоть раз в жизни. Венеция не совсем Италия. Пустившись объяснять свой выбор, она привела два весьма убедительных аргумента, жилье и деньги, а в конце добавила: К тому же все великие писатели там хоть раз да побывали.
И, хотя Фрэнки не хотела соглашаться, хотя ее представления об Италии, давно сложившиеся из чужих описаний и обрывков чужих разговоров, не сулили ничего, кроме донжуанов с сальными ухмылками и ресторанной еды, слишком тяжелой даже для самих итальянцев, да к тому же приправленной бессовестным ценником, нельзя было не признать, что предложение звучит заманчиво.
И что, там никто не живет? спросила Фрэнки, не вполне веря своему счастью.
Сейчас нет, ответила Джек. Дом принадлежит маме с папой, но они туда уже сто лет не ездили. Раньше его сдавали, в основном местным семьям, но в последнее время арендаторов не находилось.
Фрэнки на мгновение задумалась.
В чем подвох?
Нет никакого подвоха, дорогая, после едва уловимой заминки отозвалась Джек. Чисто технически это половина палаццо. Вторая принадлежит другим людям, но у них свой вход, так что их почти не видно. Да и не слышно, если я правильно помню.
Звучит вполне сносно, задумчиво сказала Фрэнки. Только это ведь не все? Ты чего-то недоговариваешь?
Нет, что ты. Ну, разве начала Джек. Я подумала, что мы, возможно, к тебе присоединимся, поможем устроиться. Всего на пару дней тоже хотели ненадолго сбежать из Лондона. Тем более что мы, если честно, подумываем продать палаццо. Никто из нас туда давно не ездит, а канитель с наследством будет несусветная. И если ты там поживешь, это будет очень кстати. У меня тогда не останется выбора, придется наконец поехать и всем этим заняться. Морока та еще, в Италии ничего запросто не продашь и не купишь, вечно все сложнее, чем хотелось бы.
Мы? переспросила Фрэнки, цепляясь к детали, которую следовало бы оставить в покое, да не позволила досада на Джек, вздумавшую ее опекать.
Повисла пауза.
Да.
Джек явно потребовалось основательно собраться с духом, чтобы произнести это короткое слово. Не будь Фрэнки так сердита, она бы, пожалуй, рассмеялась. Под «мы» Джек подразумевала себя и своего мужа Леонарда. Замуж она собралась внезапно, в первую очередь для себя самой много лет с гордостью называла себя независимой женщиной и убежденной холостячкой и вдруг одним прекрасным вечером два года назад заявилась к Фрэнки домой и после обильных возлияний созналась, что ее одолели сомнения. Всего пару недель спустя они с Леонардом поженились. Расписались без лишних церемоний, присутствовали только родители. Фрэнки не пригласили, и этого она им до сих пор не забыла. С того дня отношения испортились. И не потому, что Фрэнки невзлюбила Леонарда человек он был неплохой, хоть и зануда, ей досаждало то, как его вторжение повлияло на многолетнюю дружбу с Джек, отодвинуло Фрэнки на второй план.
В месяцы, предшествовавшие скандалу в «Савое», они с Джек говорили считаные разы, а виделись и того реже. Поначалу Фрэнки списывала все на работу, на новую книгу, а если случалось вдруг забеспокоиться, убеждала себя, что они обе просто-напросто слишком заняты. Но дело было совсем в другом, и Джек, разумеется, понимала это не хуже. С появлением Леонарда что-то неуловимо переменилось между ними, по самому основанию их дружбы поползла трещина, грозившая неминуемым расколом. Перемены всегда страшили Фрэнки, а если дело касалось подруги, и вовсе приводили в ужас. Она давно подозревала, что Джек однажды перерастет ее или, хуже того, решит, что не к лицу богатым наследницам водить сомнительную дружбу с романистками. Тем вечером в «Савое», отвечая на вопросы полицейских, она почти безотчетно назвала имя Джек, опасаясь в глубине души, что та не приедет. Как выяснилось, опасения были совершенно напрасны. Джек явилась мгновенно, наперекор лондонским дорогам с их вечными заторами.
К чести Леонарда надо сказать, что и он охотно предложил помощь. Фрэнки сперва отказывалась, но в итоге именно благодаря ему дело уладили мирно. В конце концов, других знакомых адвокатов у нее не было, и вдобавок у Леонарда имелось дополнительное преимущество, о котором они с Джек подумали уже после, когда Фрэнки, поддавшись на уговоры, согласилась, чтобы он вмешался, можно было не опасаться, что он станет трепать языком.
Но это в прошлом.
Фрэнки вздрогнула и поднялась на ноги, оставив недопитый бокал вина. Проходя через рынок, она старалась держаться подальше от прилавков, от продавцов, спешила сбежать из людской толчеи.
Vuoi comprare, signora?[8] обратился к ней один из торговцев.
No, grazie[9], пробормотала она в ответ.
Она шагала прочь от рынка, к мосту. И, чтобы прогнать хандру, старалась воскресить в душе чувство, охватившее ее, когда она впервые услышала от Джек о палаццо пустом необъятном дворце, который только и ждет, чтобы она приехала и наполнила его жизнью. Несмотря на все сомнения, на все опасения, едва Фрэнки решила, что воспользуется щедрым предложением подруги, как на горизонте замаячила искорка надежды. Ожили полузабытые впечатления далекой юности. Подходя к палаццо, торопясь укрыться среди его стен, она цеплялась за это чувство изо всех сил.
Во внутреннем дворе она ненадолго замешкалась.
Соседи впервые обнаружили себя лишь через несколько дней после ее приезда. Фрэнки возвращалась поздно, гулко стуча каблуками по каменным плитам, а когда остановилась найти ключи, шаги так и продолжили звенеть в тишине. Она вздрогнула, поспешила подняться по лестнице, дрожащими руками отперла дверь, ведущую в холл, гадая, не мог ли кто-то пробраться в дом. Но прошла минута, за ней другая, и никто не появился, лишь чьи-то туфли отбивали все тот же ломаный ритм, и в конце концов Фрэнки рассудила, что это жильцы из соседней квартиры.
Палаццо разделили пополам так, что, стоя в дверях, нетрудно было заглянуть в окна по другую сторону двора, за которыми, вероятно, располагался еще один в точности такой же холл. Напротив еще ни разу никто не показывался, даже тени за окнами не мелькали, но однажды ночью, не так давно, Фрэнки заметила, что в одной из комнат горит свет. Это ее нисколько не насторожило, даже наоборот, согрело и утешило приятно было сознавать, что она не одна в этом огромном доме, походившем порой на мавзолей. При свете дня она наслаждалась уединенностью пустынных улиц, да только ночи дело совсем другое.
Замерев на верхней ступеньке лестницы, она напрягала зрение, пытаясь разглядеть таинственного соседа. Ничего. Казалось, в палаццо, да и во всем городе нет никого, кроме нее, лишь безжизненная пустота простирается на мили вокруг.
Тишина, укрывшая Венецию, напомнила ей о том, как в военные годы она записалась дежурной в отряд противовоздушной обороны. По возрасту она вообще-то не подходила, слишком молодая, но в те времена на подобное смотрели сквозь пальцы. Было бы желание, а у нее, кроме желания, имелись еще и способности немаловажное для такой работы преимущество. Некоторым из дежурных случалось поддаться на уговоры, на мольбу в глазах и позволить парочке-другой упрямцев остаться дома, но Фрэнки никаких отговорок не слушала когда звучали сирены, она всех до единого выпроваживала на улицу и направляла к ближайшему бомбоубежищу. Как-то раз даже пришлось самой тащить туда птичью клетку старичок отказался бросить любимого попугая. Вместо того чтобы тратить драгоценные минуты на споры, она схватила клетку и бросилась к двери, даже не обернулась проверить, идет ли хозяин следом.
Как только все жители ее участка оказывались под землей, в безопасности, она замирала, обводила взглядом чужой, изменившийся до неузнаваемости город, и ее вдруг пронзал ужас а что, если, кроме нее, никого не осталось? Чушь, казалось бы, она ведь знала, что в убежище всего в паре шагов от нее прячутся люди, могла назвать их точное количество. И все же, стоя на осиротевшей улице некогда шумного, суматошного города своего детства, она видела лишь запустение, чувствовала лишь одиночество впереди, позади, повсюду. В такие мгновения она боялась, что это продлится вечно, что никому из них уже не спастись, разве только понарошку, в самом поверхностном смысле.
Фрэнки заставила себя сделать глубокий вдох и, ощутив привкус соли и моря в воздухе, вспомнила, где находится. В Венеции в сотнях миль от Лондона и от призраков прошлого. Она медленно выдохнула и зашла в дом.
Глава 2
Телефон то принимался звонить, то умолкал так продолжалось почти целый час. И в этом не было бы ничего удивительного, знай Фрэнки заранее, что в палаццо вообще есть телефон. Этому необъятному зданию словно чуждо было все современное, поэтому, приехав, Фрэнки и не подумала поискать аппарат: само собой, его здесь нет и быть не может.
Первый звонок разбудил ее рано утром. В ответ она лишь спрятала голову под одеяло и провалилась обратно в сон, решив, что звук доносится из соседней квартиры, до того глухим и далеким он казался. Но всего через четверть часа ее разбудили снова, и на сей раз Фрэнки вынуждена была признать, что трезвонит, судя по всему, на ее половине. Проснулась она еще не окончательно, но все же, скрепя сердце и чертыхаясь, выбралась из постели и принялась тереть затуманенные сном глаза. Затем надела халат шелковое кимоно с цветочным узором, когда-то полученное в подарок от Джек на день рождения и до сих пор остававшееся единственной яркой вещью в ее гардеробе. Вздрагивая от прикосновений холодной ткани, она стала спускаться по лестнице: придется отыскать чертов телефон, а то ведь и умом тронуться недолго.
Только поди его отыщи в этом необъятном дворце.
Трехэтажное палаццо располагалось всего в нескольких минутах ходьбы от Кампо Санта-Мария Формоза, и порядок в нем поддерживала бессменная домработница Мария, чья вечно хмурая мина весьма гармонично вписывалась в атмосферу. Размеры здания поистине впечатляли, а за его стенами скрывался просторный, мощенный терракотовой плиткой внутренний двор с двумя лестницами, одна вела на половину Фрэнки, вторая на соседнюю. Судя по всему, изначально палаццо строили для одной семьи, но впоследствии, из соображений экономии, разделили пополам, так и появились две одинаковые лестницы. Впрочем, эта перемена, должно быть, произошла в незапамятные времена. Обе лестницы, не то каменные, не то мраморные Фрэнки не умела отличить одного от другого, были выполнены весьма затейливо: перила украшали декоративные элементы, походившие на артишоки, а стрельчатые арки балюстрад наводили на мысли о готических романах. Все это явно создавалось не в двадцатом веке. Точно намекая на свой почтенный возраст, лестницы слегка кренились набок, и, впервые поднимаясь по ступенькам, Фрэнки почти ждала, что все здание вот-вот осядет, опрокинется в воду. Она вдруг припомнила, что читала где-то, будто и сам город потихоньку тонет, дюйм за дюймом. В тот первый день, войдя в падающий дворец и оглядев двор, она содрогнулась и как только Джек уговорила ее остановиться среди этих развалин, сохранивших лишь память о былой роскоши?
Даже название палаццо не сулило ничего хорошего.
Как называется? переспросила Джек, замявшись.
Да, вроде такие дворцы, как правило, называют в честь знатных семейств, которые ими владели, ну или что-то в этом духе. Фрэнки читала однажды о «золотых семействах» венецианских нобилях, чьи фамилии заносили в «Золотую книгу», увековечивая таким образом их титулы и привилегии. Почти все они, как и многое в Венеции, давно канули в прошлое. Джек? окликнула она подругу, не дождавшись ответа.
Прости, наконец очнулась та, палаццо назвали в честь семьи, которая его построила. Голос ее звучал неуверенно, словно она сомневалась, стоит ли продолжать. Правда, сейчас его уже никто так не называет.
Да? И как же его называют теперь? спросила Фрэнки, предчувствуя подвох.
Там глупая история и вообще сомневаюсь, что это правда. Если честно, я всегда думала, да и сейчас подозреваю, что папа ее сам сочинил, чтобы мы не играли у канала. Сама знаешь, мы в детстве были жуткие сорванцы, сказала она, имея в виду себя и двух старших братьев, погибших на войне. Для этого ведь сказки и сочиняют? Чтобы детей предостеречь.
И от чего предостерегали вас? поинтересовалась Фрэнки.
Джек на мгновение замешкалась.
От воды. Чтобы не утонули. Папа утверждал, что его друзья-венецианцы называют палаццо не то Ca de la Negà, не то Cadea negà. Я сама толком не знаю, в чем разница. У них тут на острове свой диалект. Все по-другому. Джек вздохнула и с явной неохотой продолжила: Говорили, будто здесь утонула жена бывшего хозяина палаццо. Он сам нашел ее в воде, у ворот. И якобы никто не знает, был это несчастный случай или что похуже.
Фрэнки невольно поежилась.
Так что с названием? Которое твой отец слышал от друзей. Как оно переводится-то?
Джек долго молчала, прежде чем ответить:
«Дворец утопленницы». Фрэнки издала горестный стон, и Джек поспешно добавила: Говорю тебе, все это ерунда. Ты же знаешь моего отца. Он у нас большой шутник по его собственному мнению, во всяком случае. И вообще, уж тебя-то я меньше всего ожидала напугать привидениями.
Что-то в этой истории неважно, была она правдой или вымыслом задело Фрэнки. До сих пор, проходя мимо ворот, она избегала смотреть на ступеньки, ведущие в воду. Вместо этого она цеплялась глазами за старую гондолу, лежавшую рядом на земле, представь себе, хозяева палаццо когда-то держали собственного гондольера, однажды сообщила ей Джек. Было очевидно, что эту гондолу, прикованную к стене цепью и густо оплетенную паутиной, не использовали много десятилетий. Фрэнки сильно сомневалась, что та еще пригодна для плавания.
Второй этаж палаццо, называемый «пиано нобиле», был, по заверениям Джек, самым важным во всем здании сквозь его многочисленные окна венецианцы могли и на других посмотреть, и себя показать. Там располагался парадный зал для приемов и гостиная с массивными деревянными балками под высоченным потолком, а упомянутые уже окна были снаружи украшены резными готическими наличниками немыслимо тонкой работы, с таким количеством изящных каменных завитушек, какого Фрэнки в жизни не видела. Из окон открывался вид на канал, а при желании можно было выйти на узкий балкон, который, впрочем, казался скорее декоративным: и одному человеку негде развернуться, шаг вперед, шаг назад вот и вся прогулка.