Потом меня осенило.
Старикам не годится зерновой хлеб! победно возгласила я. Они его не любят.
Да, выдержать паузу стоило того, потому что Матрона вытаращилась на меня, будто я ее удивила и даже ошеломила.
Да, и не любят заслуженно, это зло, многозначительно подтвердила она.
И мы коротко обсудили этот вопрос, сойдясь, похоже, на неприязни к этому продовольствию. Матрона сказала, что не знает ни одного человека, кому бы нравился зерновой хлеб. Потом припомнила, что все же когда-то был один такой пациент, но тут же добавила, что он был обалдуем, каких поискать, и вообще ему верить нельзя. Если уж всерьез, для стариков зерновой хлеб вообще опасен, сказала она, пекари же просто примкнули к сговорившимся дантистам и врачам.
Пломбы вылетают из-за твердых как камень зернышек, а семечки забивают кишки, сказала Матрона. И кто от всего этого выигрывает?
Вопрос был риторическим, поэтому я лишь кивнула:
Совершенно верно.
Ладно, продолжала Матрона. Какой у тебя опыт для этой должности?
Я отлично готовлю напитки. Знаю, что категорически необходимо заливать чайные пакетики свежим кипятком и что только постоянное помешивание предотвращает образование танинов, изменяющих цвет кожи и дающих металлический привкус.
Мы проходили это на химии, но вообще я не соврала. Я действительно люблю готовить чай.
Матроне определенно понравилось услышанное, она сказала, что вскоре со мной свяжется. После чего проводила меня из кабинета, а за дверью, к моей досаде, обнаружилась Миранда мазала блеском на губы, глядясь в маленькое зеркальце, и подслушивала.
До скорого, сказала Матрона и пригласила Миранду.
Я увидела, как она отпихнула ее, проделав ровно тот же трюк, что и со мной. Но Миранда оттолкнула ее в ответ и опередила, шлепнувшись на тот стул, что поприличнее.
Я удалилась.
Я сомневалась, что у Миранды хватит духу завести разговор про зерновой хлеб, как будто она сама до этого додумалась, или что она справится с собеседованием, не обнажив ненароком своей неприязни к старикам.
За углом я остановилась и прислушалась. Матрона спросила Миранду, что та думает о стариках, и Миранда выложила начистоту, что с ними трудно общаться, что они вгоняют в тоску, но она изо всех сил постарается помочь им не ссать где ни попадя и не ронять еду. А Матрона неожиданно согласилась с ней и сказала, что, по ее мнению, здешние пациенты кучка капризных старых ублюдков, и что ни одна из этих дамочек и дня в своей жизни честно не проработала, кроме мисс Тайлер, но даже та, выйдя на пенсию, живет-поживает как у Христа за пазухой, и каждое утро ей приносят на подносе хлеб с джемом.
Потом Матрона позвала нас с Мирандой в кабинет. Сначала она сказала, что мы обе успешно прошли собеседование на повышение. А потом объявила, что у нее для нас новости.
Есть новость хорошая и есть плохая. С какой начать?
С плохой, предложила я.
Касается Жены Хозяина, сообщила Матрона. Боюсь, она покинула нас.
Умерла? изумилась Миранда.
Нет, она бросила «Райский уголок» и задумала открыть художественную школу, на минуточку, ехидно пояснила Матрона.
О нет! воскликнула я.
Но хорошая новость в том, что я получила повышение и стала генеральным менеджером. Со вчерашнего дня я Первая Дама.
Поздравляю, обрадовалась Миранда. Отличная новость.
Я промолчала, но сумела выдавить улыбку.
Немыслимо. Жена Хозяина столп предприятия, моя наставница ушла. Забавно, что я отчасти винила себя, точно как моя сестра, когда ушел наш отец (винила себя, не меня). Матрона теперь Первая Дама. Глупость какая.
В кухне во время перерыва на кофе мы обнаружили, что ушла не только Жена Хозяина, но она забрала с собой и Ди-Анну, самую нормальную из сестер, которая, как я заподозрила в первый день, что-то скрывала (и теперь я поняла, что именно). Исчез и Лазарь, золотистый ретривер, но не автопортрет кисти Рембрандта, принадлежавший Хозяину. Хозяин хотел, чтобы было наоборот, потому что Лазарь значил для него гораздо больше, чем Рембрандт, и все предыдущие пять лет не отходил от него ни на шаг. Он позвонил своему нотариусу узнать, можно ли провернуть обмен, но выяснилось, что нет.
Сестра Эйлин, сестра Гвен и сестра Хилари остались и чувствовали себя не знаю брошенными, преданными, обиженными. Но в основном персонал очень разозлился на Хозяина (кроме Матроны, которую он назначил на должность). Сестра Гвен сказала, что Жена Хозяина годами пыталась модернизировать это заведение у нее уже были готовы планы новых палат, нормальных больничных ванных комнат и все такое, но Хозяин все запретил, потому что не хотел мириться с переменами, пылью и строительными рабочими и угрожал, что уйдет, или перережет себе вены, или поселится в машине, если она покроет линолеумом хоть одну плитку на полу.
Трудно было заниматься повседневными делами в столь гнетущей обстановке еще и потому, что я не была должным образом подготовлена, разве что прошла курс «облегчительного цикла». Мы сидели за столом, курили и говорили, до чего ужасный тип Хозяин, раз выгнал свою жену, краеугольный камень всего предприятия.
Даже кухарка, которая, как известно, приятельствовала с Хозяином, назвала Жену Хозяина «пульсирующим сердцем этого места».
С ней тут все работало как часы, сказала сестра Эйлин.
Хозяин всех нас подставил, выжил ее отсюда фактически, с этим своим пьяным пофигизмом, сказала сестра Гвен.
Она, должно быть, дошла до точки уже, сказала Миранда.
Мне нечего было добавить, поэтому я просто сказала:
Точно.
Все сходились в том, что это катастрофа, что заведение не выживет без нее и Ди-Анны и что сам Хозяин без жены не выживет и, вероятно, трусливо сбежит. Похоже, они это все уже успели сказать раньше и просто повторяли сейчас специально для нас с Мирандой.
К середине дня общее мнение приняло более философский характер отчасти потому, что Хозяин тоже сидел за обеденным столом и делился своими размышлениями по поводу произошедшего. Его жена не была здесь счастлива, потому что ей мешали в ее стремлениях осквернить дом линолеумом. Ей удалось покрыть винилом полы в женском отделении, пока он находился в больнице по поводу незначительного мужского недомогания, и уже готова была осквернить и холл, но тут он вернулся домой и положил этому конец.
И сестра Хилари, которая буквально только что обзывала его всеми известными под солнцем бранными словами, подливала ему «Тио Пепе»[10] и массировала плечи, и наконец он поплелся к себе, а мы смогли свободно побеседовать об их рухнувшем браке и о беспросветном будущем.
Исчезновение из «Райского уголка» Жены Хозяина было не единственным потрясением, обнаружились и иные обстоятельства, которые на поверку оказались вовсе не тем, чего я ожидала.
К примеру, поступив на работу, я воображала, что буду в этом коллективе дерзко-остроумной девчонкой. Из тех, кто сыплет изысканными фривольностями, от которых остальные смущенно ахают, но хихикают. Но каким-то образом эту роль присвоила себе Миранда, но ее остроумие напоминало скорее ехидство. Откровенно говоря, Миранда не возражала, чтобы ее слегка недолюбливали, в отличие от меня. Миранда, к примеру, постоянно бахвалилась тем, что не курит, и говорила про нас всякие гадости, пренебрежительно отзывалась о курении вообще что неразумно, когда остальные любят это дело и курят на пределе человеческих возможностей, все, включая меня. Она говорила что-нибудь вроде: «Эй, вы, я там разожгла костер во дворе из кучи прелых листьев, может, пойдете, встанете вокруг и подышите всласть?» И все смеялись над этой дерзкой-но-остроумной шуткой, которую она придумала.
Меня это особенно раздражало, потому что колечки из дыма были моим невербальным фирменным знаком цепочка из мелких колечек или одно большое, висящее в воздухе. Я с одиннадцати лет тренировалась в своей спальне перед зеркалом и могла выдуть даже квадратное кольцо, могла выдуть стремительное колечко, которое, воспарив, замирает. И получала массу комплиментов. Сестра Гвен, от которой обычно слова доброго не дождешься, утверждала, что мои колечки произведение современного искусства и что мне стоит выступать с ними в «Минуте славы».
Однажды, когда Миранда пожаловалась, что воздух в кухне напоминает лондонский смог, и демонстративно распахнула окно, Матрона заметила, что некурящая медсестра это странно и неестественно. «Все сестры курят, это их прерогатива», сказала она и повторила, потому что это такое предисловие к одной из ее шуток. А потом сказала, что некурящая медсестра это как китаец, который не пьет чай, или как монашка, которая не любит секс. Никто не обратил внимания, но я с некоторых пор стала замечать, как часто люди шутят насчет китайцев. И обиделась за Майка Ю, и посмотрела, задело ли это Миранду. Нет, не задело.
Миранда просто пересказала сагу о своем прадедушке Нормане, который лишился легкого из-за курения. Легкое ему удалили, и теперь он доживает свой век, едва дыша уцелевшим.
Оно вообще даже на легкое не похоже, говорила Миранда. Какое-то собачье ухо, вымазанное в дегте.
Откуда ты знаешь? спросила Эйлин.
Он хранит его заспиртованным в банке на прикроватной тумбочке, как напоминание.
В школе на этом месте все фыркали от смеха, но здесь мир взрослых людей, и приходится терпеть разную манипулятивную чушь и прикидываться, что тебе интересно. Мы помолчали, и никто ни разу не затянулся, пока рассказ не закончился, и в итоге по полсигареты у каждой сгорело понапрасну.
Именно такого психопатического эффекта Миранда и добивалась.
5
Свидетельство о среднем образовании
В прошлом году школьная учеба внезапно стала сложнее. Мы должны были слушать лекции, вести конспекты, готовиться дома и демонстрировать понимание предмета в бесконечных коротких тестах. Новшества совпали с появлением малыша Дэнни и моими периодическими прогулами, и впервые в своей школьной жизни я обнаружила, что с трудом справляюсь.
Как-то раз учитель химии, мистер Макензи, завел со мной разговор после теста, в котором я набрала восемь баллов из пятидесяти.
Это все твои прогулы, ты отстала, сказал он. Сильно отстала.
Да, я знаю, простите, пролепетала я.
А я считал тебя способной к науке, Лиззи, вздохнул он.
Прозвучало так, словно он поставил на мне крест. Я была убита. И торопливо, чуть не плача, напомнила ему, как хотела изобрести сильно пахнущий тальк, который скрывал бы запахи, но был прозрачным и совсем невидимым, а не белым. И им запросто можно было бы пользоваться повсюду на случай, если нет возможности помыться, и никто ничего не заметит.
Тебе надо срочно брать ноги в руки и бросаться догонять, сказал мистер Макензи. Не то провалишь экзамен.
Я поведала ему о рождении Дэнни и о маминой депрессии, с тех пор как ее подружка, жившая напротив, увидела, как мама писает в кухонную раковину, и предложила повесить тюль на окна, если она намерена превратить это дело в привычку, и как дружбе из-за этого пришел конец, и теперь моя мама оказалась одинока в самый уязвимый период жизни.
Мистер Макензи, казалось, посочувствовал мне и показал в учебнике разделы, над которыми мне нужно тщательно поработать дома. И в тот момент, когда я обещала непременно все выучить, я правда намеревалась это сделать.
Та же история с французским. В третьем классе я могла назвать каждое здание в городе, любую профессию, я могла сводить вас в парк и в кино и заказать обед из трех блюд на свободном разговорном и официальном французском языке. У меня была альтернативная французская семья, чьи приключения и остроты демонстрировали мои навыки устной и письменной речи и восхищали мадам Перри. У меня были братья-близнецы, которые играли на аккордеоне и катались на велосипеде-тандеме, и сестры-тройняшки, которые любили кататься на роликах. Наша бабушка, бывшая гимнастка на трапеции, жила с нами и нашими пятью английскими овчарками, осликом по имени Расин и коровой Нуазетт. Но к середине четвертого класса я едва могла уследить за самой медленной беседой на уроке и спрашивала: Voudriez-vous ouvrir le fenêtre? [11] (в мужском роде) вместо la fenêtre (в женском роде).
Дома заниматься было сложно, вот почему мистер Холт по пути с работы останавливался в поле и разбирался со своими бумагами прямо в машине. Я старалась, но стоило дома открыть учебник, как буквы на каждой странице превращались в египетские иероглифы.
Однажды после химии мистер Макензи опять заговорил со мной, на этот раз с гораздо меньшим сочувствием.
Ты отвлекаешь класс своими вопросами и болтовней, сказал он. Я написал докладную мисс Питт.
О нет, простонала я и попыталась объяснить свою сложную ситуацию, используя научный язык, ему понятный.
Я была как глыба песчаника с крошечной трещиной, говорила я. В трещину попала вода, и когда село солнце и наступила холодная ночь, вода замерзла и расширилась и трещина стала больше, а потом, когда опять взошло солнце, растаявший лед проник еще дальше в поры камня. И это повторялось и повторялось, и трещина становилась все шире и шире, пока вдруг целый кусок меня не откололся и не рухнул в стремительно текущую реку, и она принесла этот осколок в озеро, где я и застряла под толстым слоем ила. Аналогия переставала работать, и мистер Макензи перебил меня:
Расскажешь это мисс Питт, она специалист в географии.
Я отправилась в кабинет мисс Питт, находившийся в викторианской части школы, постучала. Она позволила войти, я начала было, запинаясь, свою историю про песчаник.
Я ни о чем тебя не спрашивала, перебила она, и я с облегчением умолкла.
Она сообщила, без всяких околичностей и очень подробно, что не намерена мириться с прогулами. Я попыталась встрять виня во всем малыша Дэнни, но она не желала ничего слышать.
Ты была образцовой ученицей, а теперь половину учебного времени просто отсутствуешь. Мисс Питт глубоко вздохнула и полистала журнал. Ты ведь знаешь о Докладе Белоу 1960 года, Лиззи?..
Нет. В 1960-м я еще не родилась.
Где говорится о допуске к экзаменам на аттестат о среднем образовании для плохо успевающих учеников?
Нет.
Там объяснены критерии, по которым ученика можно отнести к успевающим или к плохо успевающим. Закон гласит, что ученик, нерегулярно посещающий занятия, не допускается до следующей ступени обучения и не имеет права сдавать экзамены на уровень «О» [12].
Я не могла придумать, что сказать. Пожала плечами. Она мне была настолько неприятна, что не хотелось ни просить о снисхождении, ни пытаться опять что-то объяснять.
Ступай, Лиззи, сказала мисс Питт. И, пожалуйста, принеси мне письмо от мамы с объяснениями твоих последних прогулов.
Когда я уже открывала тяжелую дверь, мисс Питт вдруг спросила:
Кстати, как себя чувствует твоя мама?
Прозвучало очень интимно и как-то неприятно, и хотя я постоянно предъявляла младенца в качестве оправдания своим действиям или бездействиям, тут мне почудилась угроза. Я обернулась.
Я имею в виду, после малыша, уточнила она.
Она нормально, сказала я и, только лишь подумав о Дэнни, улыбнулась.
Мисс Питт улыбнулась в ответ.
Ну, пока твоя умная сестра не укатила в университет и не оставила тебя справляться с этим если можно так выразиться.
Странно. Она что, сочувствует или как?
То есть твоя мать, возможно, полагает, что одной талантливой дочери достаточно, а вторая может остаться дома и помогать.
Нет, моя мать хочет, чтобы у нее были две талантливые дочери, сказала я.
Тогда давай не будем ее разочаровывать.
6
Джеки Коллинз
Сестры, жившие при пансионе, мною совсем не интересовались. Полагаю, я казалась им слишком юной, и мне нечего было им предложить. Поэтому я вынуждена была позволить Матроне сблизиться со мной и тем самым запустить порочный цикл. Не то чтобы в этом было много порока. Просто чем больше я дегустировала разные сорта чая с Матроной включая лапсанг и розовый дарджилинг и смотрела вместе с ней «Воскресные звезды», вместо того чтобы идти домой и заниматься нормальными для подростка делами, тем менее нормальной я выглядела.