Увидев, как Матрона улыбается, держа в руках подарочную коробочку «Витабикс» и жестянку с леденцами, Хилари уперла руки в боки.
Ты, похоже, прекрасно провела день, Матрона, как я рада.
Да, спасибо начала было Матрона.
Ну а у нас тут новость, Грейнджер померла, рявкнула Хилари. Померла со всеми своими зубами и без родни.
Еще восемьдесят фунтов в неделю долой, вздохнула сестра Эйлин. Я думала, она еще годик продержится.
Никто не выразил ни грусти, ни сожаления, ни хотя бы чего-то духовного. Никто из них не представлял, что на ее месте могла быть их бабушка, мать, сестра или даже они сами. Никому как будто не было дела, что эта женщина которая некогда была чьей-то малышкой, которая видела, как капитан Скотт отправился покорять Антарктиду, чьим любимым цветом был ярко-синий и чья ночная рубашка однажды зимней ночью загорелась от свечи, когда еще пользовались свечами, умерла. Никто не горевал, не плакал и даже не радовался. И последнее слово, которое она услышала в жизни, Лондон.
Хилари с Салли-Энн ушли делать то, что положено делать с покойниками.
Кстати, Бриксем обгадилась, бросила Хилари через плечо. Лиззи, ты бы пошла навела порядок.
Я направилась следом за ними в палату номер 2. Кровать мисс Грейнджер отгородили ширмой, за которой Хилари и Салли-Энн чем-то брякали.
Я застелила впитывающей пеленкой сиденье кресла-каталки, помогла мисс Бриксем встать с кровати.
Куда вы меня везете?
В ванную. У вас произошла маленькая неприятность.
Матрона вошла в ванную комнату и тихо проговорила:
Дурное предзнаменование. Мистер Гринберг точно скоро помрет у меня на руках. Держу пари, он следующий, мне нужно срочно выбираться отсюда, пока это заведение не закрылось.
Нет, не умрет, сказала я, только чтобы она заткнулась.
Ставлю фунт, что он следующий. Она мрачно складывала свой платок, еще и еще раз, пока тот не превратился в крошечный квадратик.
Да не помрет он, прошипела я.
А, все равно что-нибудь случится.
Да что может случиться?
Он или помрет, или, того хуже, поправится и уедет. Плачу фунт, если нет.
Идет, согласилась я.
А ты заплатишь мне, если он помрет.
Помыв, присыпав тальком и переодев мисс Бриксем в чистую ночную рубашку, я повезла ее обратно в палату. В коридоре образовалась небольшая пробка, Хилари и Салли-Энн волокли мисс Грейнджер в какой-то сумке, похожей на спортивную. Они, видимо, толком не уложили ее, и казалось, что она вот-вот вывалится наружу. Но вывалилась только рука, и Хозяин, который с большим стаканом кампари с содовой семенил рядом, пронзительно взвизгнул.
7
Конкуренция
«Райский уголок», несмотря на все свои недостатки, стал уже мне родным местом: суета, перебранки, перекуры, болтовня за обедом, смех, никто не пересчитывает съеденное печенье, не талдычит, что из-за курения я перестану расти или что отравляю воздух. Здесь обсуждали щипцы для завивки, косметику и банные процедуры, и вдобавок мне платили.
Мне нравилась атмосфера этого места, большие окна и солнечный свет, высокие потолки, простор, запах сдобных булочек и талька, звяканье застежек на сандалиях подвыпившего Хозяина, слоняющегося вокруг, бесконечные улыбки, демонстрирующие идеальные вставные зубы пожилых дам, их рассеянная утонченность, постоянное бормотание, их радость при виде меня и их байки. И даже такая простая вещь, как возможность напевать «Сыграй мне этот клёвый фанк»[14], пока протираешь пыль, рождала в душе счастье.
Мне нравилась здешняя вечная болтовня. Эйлин рассказывала, каким образом ублажает своего парня в кино, так что соседи ничего не подозревают. Без грубостей и вульгарностей и не ради эпатажа, а как будто у нас тут шутливый заговор против мужчин и их стремления получить удовлетворение в кинотеатре. Она рассказала про одного своего парня, который вдруг начал сам удовлетворять себя прямо во время фильма «Челюсти» в «Одеоне», в Лонгстоне. Эйлин была настолько потрясена, что ушла, не дожидаясь окончания (фильма).
Мне ужасно нравилось слушать такие вещи (про удовлетворение мужчин и т. п.), но только в компании и чтобы рассказчик не смотрел на меня. Слушала я внимательно, но опустив глаза, и все стряхивала и стряхивала пепел с сигареты, вращая ее по краю пепельницы. До сих пор полная пепельница напоминает мне, как сестре Эйлин кончали в ладошку на «Звездных войнах».
Между тем дела в школе лучше не становились. Когда я в очередной раз появилась на занятиях, меня вызвала мисс Питт. Настроена она была враждебно.
Как поживаешь, Лиззи?
Хорошо.
Твой наставник сообщил, что ты часто отсутствуешь, сказала она. Не стану ходить вокруг да около, Лиззи, я действительно, как предупреждала, намерена исключить тебя из группы продолжающих обучение в осеннем семестре, если ситуация с твоей посещаемостью не улучшится, причем радикально и немедленно.
Она говорила почти лозунгами, учителя так частенько делают. Это нисколько не напоминает беседу.
Я готова была получить нагоняй, но не ожидала такой откровенной угрозы. И сразу заявила, что исправилась, начинаю с чистой страницы, именно в отношении посещаемости. И я правда имела это в виду.
Я так и не видела письма с объяснением твоих прогулов, сказала она. И теперь жду гарантийное письмо от твоей матери, подтверждающее, что она обеспечит посещение тобой школы, ежедневно.
Ладно, сказала я и вышла из кабинета.
Потом написала гарантийное письмо от имени мамы (корящей себя за мои прогулы), стараясь, чтобы оно звучало как голос занятой матери, у которой воспалены десны и грудь, и закончила таким образом:
Во всяком случае, я надеюсь, что Вы примете мои искренние извинения за то, что я просила Лиззи время от времени пропускать школу. Дело в том, что у меня был периодонтит из-за недавних родов (поздний ребенок), как Вы, полагаю, знаете (вопреки желанию моего гражданского мужа), и Лиззи пришлось иногда присматривать за малышом, пока я на работе или на процедурах у стоматолога и т. п., но все это время она читала значительный объем литературы с намерением продолжать обучение на уровень «О» в следующем году.
Она исправится и с сентября будет регулярно посещать школу. Примите мои уверения.
Ваша и т. д.
Элизабет Вогел (миссис)
P. S. Я нашла няню.
На следующий день я занесла письмо в канцелярию и, вместо того чтобы вернуться из школы домой, заскочила в «Райский уголок». Мне нужен был совет мистера Симмонса по поводу его падчерицы.
Ваша падчерица угрожает вычеркнуть меня из списка тех, кто будет учиться дальше, пожаловалась я. Как вы думаете, она это сделает?
Да, вздохнул мистер Симмонс. Она довольно жестокосердна.
Под «довольно» он явно подразумевал «очень».
Говорят, она хотела, чтобы вы жили дома, а не здесь, осмелилась я поинтересоваться.
Ага, но чем сильнее дует ветер, тем плотнее мужчина запахивает пальто, рассмеялся он.
Мистер Симмонс стремительно выздоравливал после своей операции, и хотя его падчерица мне совсем не нравилась, я вынуждена была признать, что его дальнейшее пребывание в «Райском уголке», вероятно, не так уж необходимо, если смотреть с медицинской точки зрения. «Райский уголок», по сути, походил на дорогой клуб.
Впрочем, нас это вполне устраивало, и вскоре мистер Симмонс стал важным членом команды. Вставал он рано и помогал разносить завтрак, потом шел в деревню прогуляться и возвращался со свежей газетой. Он помогал нам во всяких повседневных делах, в стряпне и выпечке, следил за порядком в бумагах. Особенно ловко ему удавалось сладить с Хозяином, когда тот впадал в тоску или по пьяни начинал приматываться к бедным пациентам, а это повторялось регулярно, с тех пор как от него жена ушла. Мистер Симмонс вел себя не как пациент, а как приятель, отвлекал Хозяина от тревог и не позволял ему свалиться в депрессию, нанося с ним визиты в «Пиглет Инн», играя в трик-трак и ведя беседы о бизнесе и о том, каким нелегким может быть брак. Мистер Симмонс частенько повторял «Шоу должно продолжаться!» и все такое, чтобы взбодрить Хозяина.
Однажды утром Рассвет, хозяйский мерин, прискакал во двор без хозяина в седле. Он даже не попытался объяснить нам, что случилось, хотя бы копытами, а просто потрусил к яслям с сеном, волоча за собой поводья, и зачавкал, нимало не заботясь о своем бедном всаднике.
На поиски отправился мистер Симмонс, он нашел Хозяина и приволок его домой на доске, потому что, несмотря на сломанную спину, тот отказался вызывать «скорую помощь». Мистер Симмонс знал, где его искать, потому что долго выслушивал бессвязную чепуху насчет мест, где Хозяин любит безмолвно созерцать. Это и спасло ему жизнь. В тот день Хозяин позвал нас к себе и, лежа на козетке, произнес торжественную речь, предупреждая нас, что все мы «обречены».
Почти каждый день персонал обсуждал состояние мозгов Хозяина. Еще мы говорили про Жену Хозяина и что с ней сталось вернется ли она когда-нибудь и хорошо ли это будет. Или наоборот. Открыла ли она художественную школу? И если да, то где? Одни говорили про Сент-Ив в Корнуолле, потому что это место ассоциировалось с искусством. Другие считали, что она скорее уехала в Италию и проводит там акварельные классы по утрам вы рисуете в оливковой роще, днем у вас пирушка с вином у бассейна, потом лазанья, а потом в постель.
Мы старались не проболтаться пациентам, что Жена Хозяина ушла, а чтобы запудрить им мозги, Хозяин иногда одевался в старый плащ жены, повязывал платок и стремительно пробегал мимо окна гостиной с корзинкой или еще чем-нибудь в руках.
Но потом мы получили новости о ней. И не будь это мисс Тайлер наша самая крепкая и благоразумная дама, мы бы не поверили.
За чаем мисс Тайлер начала рассказывать историю о своем любимом головном уборе, громадном тюрбане из алого переливающегося шелка.
Мы все знали про этот тюрбан, она почти постоянно его носила, и, если уж начистоту, он несколько пообтрепался. Каждому было что сказать насчет тюрбана, потому что он был невероятно красив и несколько экзотичен. В тот день сестра Эйлин попробовала его примерить. Выглядела потрясно, вылитая Элизабет Тэйлор. Я сама не могла примерить, потому что слишком крепко пришпилила форменную сестринскую шапочку, но остальные примерили, и всем подошло он оказался к лицу всем, и пациентам, и персоналу. Тюрбан объявили чудо-шляпой, и мы все пообещали когда-нибудь стащить его и т. д.
А на этой неделе я едва его не потеряла, сообщила мисс Тайлер.
О нет, выдохнули мы разом, не представляя ее без этого громадного яйца на голове.
Да-да, я навещала подругу в новом пансионе «Новый лужок» в Лонгстоне и, уходя, забыла его и уже садилась в такси, когда увидела Жену Хозяина нашу дорогую Жену Хозяина, которая прибежала на парковку с моим тюрбаном в руках. Это определенно была она. Она спросила, как мы тут справляемся.
Что? хором воскликнули все мы.
Она основала богадельню. Купила, взяв кредит, отремонтировала на муниципальные средства. Она там полноправная хозяйка, сказала мисс Тайлер. И сестра Ди-Анна при ней.
А кто тогда бегает под окнами в плаще Жены Хозяина? недоуменно поинтересовалась мисс Бойд.
Да Хозяин прикидывается, чтобы мы не узнали, что она сбежала, сказал мистер Фримэн. Либо так, либо парень совсем съехал с катушек.
И это оказалось правдой. Жена Хозяина вовсе и не собиралась открывать художественную школу. Дело оказалось гораздо более вероломным и возмутительным. Она открыла «Новый лужок» конкурирующий пансион, в специально оборудованном для этого здании, со всеми современными удобствами, включая безопасное напольное покрытие и поручни вдоль каждой стены. К тому же он расположен на окраине Лестера по маршруту следования автобусов «Каунти Трэвел» и «Мидлэнд Рэд», что очень удобно для доставки замороженных продуктов из супермаркета «Биджем», а также чтобы добраться до библиотеки «Порк Пай», кинотеатра «Одеон» и огромного «Кооп», где продается вообще все что угодно, от консервированного горошка до крышек унитаза.
Как только правда вышла наружу и получила подтверждение, все сразу поняли, какой конченой стервой была Жена Хозяина. И сразу перестали обвинять Хозяина, что он превратил ее жизнь в ад. Теперь все проклинали одну лишь ее и разрабатывали всевозможные версии того, как она вынашивала свои коварные планы. Как довела «Райский уголок» до состояния почти катастрофического, прежде чем смыться со своей любовницей-лесбиянкой (сестрой Ди-Анной), и как они теперь окончательно погубят нас со своим идеальным пансионом с его подлыми хитроумными удобствами, которые, конечно, понравятся каждому, ведь можно и родственничка сбагрить, и по магазинам пройтись.
Миранда вцепилась в новость, чтобы опять выделиться, и, охнув, тут же припомнила, как Жена Хозяина пыталась нанять ее в новое подлое заведение. Миранда точно врала, это я могу сказать наверняка, потому что она притворно зевнула, рассказывая об этом.
Порочность Жены Хозяина стала темой номер один в сплетнях. Некоторые рассказы были совсем банальны: она удобряла кусты малины пропитанным мочой конским навозом, и от этого у Хозяина целый год крутило живот, и ему все время приходилось спешиваться, катаясь на Рассвете, чтоб сбегать в кусты.
А некоторые истории были слишком уж диковатыми: она якобы была нимфоманкой, своей вагиной вытянула всю жизненную силу у Хозяина, а потом отшвырнула его, как тряпку, когда он стал импотентом. Она не просто на сексе была помешана, как обычная нимфоманка, у нее это было что-то вроде психической болезни, болезненная тяга к власти и контролю, выливавшаяся в стремление переоборудовать дом, чтобы превратить в лечебницу.
Звучит жестоко, но понять людей можно все так любили ее, пока она не ушла, и от чувства оставленности любовь превратилась в уксус. Так всегда бывает. Гадкие небылицы немного поднимают настроение, когда тебя бросили. Мой младший брат так же относился к отцу после развода родителей. Слышать не хотел, какой тот замечательный, с чего бы? Сейчас он глава новой семьи и чей-то еще отец. Всегда лучше думать, что ты потерял то, что не имеет никакой ценности.
А мне по-прежнему нравилась Жена Хозяина. Высокие женщины обычно сутулятся, чтобы казаться на пару дюймов ниже. А она нет, всегда с прямой спиной, будто хочет закрыть собой горизонт, что, по сути, и делала точно солдат, нервирующий противника, или вратарь, который машет руками, чтобы ворота казались поменьше, или птичка, встопорщившая перья, чтобы стать побольше, и так далее и тому подобное. Я старалась запомнить, как она заполняла пространство, потому что это и правда было одно из самых ярких впечатлений по части женщин. Поэтому я и желала стать к ней поближе. А не потому что подражала Миранде.
Симпатия к Жене Хозяина повлияла, с самого первого дня, на мое отношение к ежедневной работе. Еще до своего ухода она просила меня особенно присматривать за леди Бриггс из комнаты номер 9. В тот момент это казалось неважным.
Ты ведь не оставишь леди Б. без внимания, правда, Лиззи? попросила она.
И, конечно, я согласилась.
А вскоре догадалась, что она так сказала, потому что собиралась уйти, и это само по себе было странно и тревожно. И это бремя на мне одной.
Так и вышло с самого начала, что я заходила в комнату номер 9 много раз за день и ждала, пока леди Бриггс помочится в свое кресло-туалет, удавалось далеко не всегда. Было в ней что-то зловещее. Отчасти из-за ее длинных паутинообразных волос, слезящихся глаз и повадок привидения, но главная причина состояла в щелканье, которое она издавала, не такое цоканье краем рта, что обычно сопровождается подмигиванием, а звонкий щелчок, будто кончик языка тюкает в самый центр нёба, а оно сделано из меди. Щелканье было ритмичным и постоянным, как тиканье часов. А еще пугало то, что леди Бриггс живет в «Райском уголке» уже семь лет, но ни разу не выходила из своей комнаты. Ее никто не навещал, кроме Хозяина время от времени (или это она только так говорила), да еще однажды в 1975-м визит ей нанес фальшивый мойщик окон, который хотел украсть ее антикварный рукомойник, но был пойман медсестрой, загоравшей у пожарного выхода. Леди Бриггс почти никого не видела кроме сестер, приходивших посадить ее на горшок, никогда не слушала радио, не смотрела телевизор, не читала книг и газет. Она просто сидела, все семь лет, цокая и размышляя. Она была отшельницей. А отшельники все зловещие.