Почему он так себя с нами вёл, я не знаю. Возможно, хотел самоутвердиться за счёт слабых.
Его семья была очень трудолюбивой и «правильной» для окружающих. Дедушка, папин папа спокойный, очень умный, начитанный, с «золотыми» руками, его любили и уважали все жители их деревни. Невысокого роста, сутулый старичок, который всегда ходил сильно наклонившись вперед, в брючках, рубашке и соломенной шляпке с небольшими полями. Дедушка любил читать и у него была огромная библиотека в доме. Так же он качественно выделывал шкурки животных и шил из них дубленки, рукавички и даже унты (это такая зимняя обувь). Я ни разу не видела его раздраженным или несдержанным, наоборот, он постоянно шутил. Между дедушкой и бабушкой были спокойные ровные отношения.
Бабушка, папина мама худенькая, красивой внешности старушка. Она всегда все успевала. В огороде все полито, ни единого сорняка на грядках, у коровы почищено, молоко парное надоено, из которого потом получена сметана, творог и взбито в глиняной кринке очень вкусное сливочное масло. Ещё бабушка очень хорошо шила и вязала, у нее было несколько швейных машинок. Она была самой старшей среди девяти своих братьев и сестёр. Их отец, мой прадедушка, был жестоким человеком. Много пил, избивал свою жену, закрывал её в подполье, а зимой, в лютый мороз, мог разбудить ночью всё своё многочисленное семейство и выгнать раздетых и босых на улицу. Бабушка, как самая старшая, тогда взвалила на себя весь груз ответственности за младших и, как могла, помогала своей маме. Роль жертвы и спасателя её главные роли в жизни. Для окружения добрейшей души женщина. Но то напряжение, злость, которое она в себе носила и носит до сих пор, а ей на данный момент девяносто пять лет, всегда чувствовались нами самыми близкими.
Своему любимому сыну бабушка старалась создать другие условия, другое воспитание. Продолжая взваливать всё на себя, она не заметила, что вырастила инфантильного, психологически незрелого абьюзера. Сепарация между ними так и не произошла. Сноху не любила, поведение сына в отношении её оправдывала сама виновата, провоцирует. Со мной и Пашей всегда была холодна и высокомерна, принижая и высмеивая какие-либо наши достижения. Было очень сложно строить с ней диалог. Я ощущала её раздражение в отношении нас всеми рецепторами, какие есть в теле человека.
Глава 4. Переезд и насилие в семье
Когда мне исполнилось шесть лет, наша семья переехала в соседний посёлок, где жили родители моей мамы. Точной причины переезда не знаю, но это было связано с папиной работой.
Домик, в котором мы поселились, был настолько маленьким, что мы друг другу мешали и постоянно от этого раздражались. В зале на небольшом диване спали мама с папой, за тоненькой перегородкой и шторкой вместо межкомнатной двери была наша с Пашей комната, в которой с трудом помещалась двухъярусная кровать, ещё меньше нашей комнаты была кухня.
Несмотря на тесноту, папины коллеги, приезжающие в гости, часто оставались ночевать. За всем этим всегда следовало застолье, алкоголь и предстоящий скандал между родителями. Мама была против приезда таких гостей, но всегда радушно их встречала и всё делала для того, чтобы они чувствовали себя как дома. После их отъезда разгорался скандал, мама высказывала папе свои недовольства по этому поводу. Во время таких ссор в адрес друг друга летели претензии, оскорбления, а иногда и предметы. Мама кричала о своей жертвенности, которую ей приходилось проявлять перед гостями, а папа обесценивал её высказывания и оскорблял.
Он жил для себя и никогда не считался с нашими желаниями.
В один из приездов папиных друзей родители снова поругались. Тогда мама даже написала заявление на развод, но так и не довела дело до конца. Друзья приехали не с пустыми руками и не одни. Они привезли много продуктов, видеомагнитофон с кассетами и «девушек». По вечерам выпивали, отправляли нас с Пашей к себе в комнату спать, а сами смотрели взрослые фильмы. Это сейчас я понимаю, что за звуки слышала тогда из телевизора за тоненькой стенкой и шторкой вместо двери. Гости находились у нас долго. А в один из дней мама пришла с работы и застала папу с друзьями и их девушками голыми в бане. Она плакала, кричала, схватила меня, и мы побежали к председателю леспромхоза. Ему мама принесла заявление на развод, которое через несколько дней по её просьбе было уничтожено.
Она тогда очень много плакала, говорила мне какой папа плохой, как он ей всю жизнь испортил и что я «вся в его породу», такая же бессердечная. Гости уехали. Папа протрезвел. Мама несколько дней с ним не разговаривала, а потом они помирились.
Поскольку дом был небольшой, мы с братом становились невольными свидетелями скандалов. В ходе конфликта мама никогда не уступала папе, всегда спорила с ним, могла в ответ ударить его. Несколько раз она разбивала ему лицо так, что приходилось накладывать швы. Мама была вымотана такой жизнью и, конечно, ей было не до меня и тем более не до моих чувств. Отцу же было всё равно на нас всех, главное, чтобы ему не мешали жить.
Тогда у меня уже сформировалось негативное отношение к папе, я его боялась и тихо ненавидела, за маму и за нас с братом.
На маму я злилась за её вспыльчивость, невозможность лишний раз промолчать, многих ссор между ними можно было избежать, будь она немного покладистей.
Однажды папа сильно избил маму. В момент драки меня дома не было, по какой причине это произошло я не знаю. Обычно всегда в эти моменты папа находился под градусом, начинал унижать маму своими высказываниями о ней как о женщине, о её плохих родителях, о том, какая она ужасная хозяйка. Маму его слова сильно задевали, и она всегда на них реагировала, могла первая налететь на него за это с кулаками, тогда уже и он не сдерживался. В тот день, скорее всего, так и произошло.
Она лежала обездвиженная на полу нашей маленькой кухни и тяжело дышала. Тело её было в ужасных кровоподтёках. Говорить мама не могла, только с трудом попросила меня позвать фельдшера с медпункта. Папа в это время пьяный лежал на диване.
Тогда, увидев маму в таком состоянии, я настолько сильно испугалась за неё, что у меня бешено заколотилось сердце, ноги и руки стали ватными. Несколько секунд я стояла остолбеневшая от ужаса и не могла ни говорить, ни пошевелиться, я просто смотрела на маму и не понимала, что происходит. А что, если мама сейчас умрёт? Как мы с братом будем без неё? Стало безумно страшно оттого, что мы останемся с папой. Я как во сне, не понимая, что делаю, добежала до медпункта, в котором фельдшером-акушером работала жена маминого брата. Я плакала и умоляла, чтобы тётя Нина поскорее спасла мою маму. Как же медленно мне тогда казалось, она собирала свой медицинский чемоданчик и шла за мной. Не дожидаясь её, я убежала домой, к маме. А вдруг она уже не дышит Когда маме оказали медицинскую помощь, ей стало легче.
После таких ссор и избиений дома наступало затишье. Несколько дней мама обижалась на папу и держала дистанцию. В правоохранительные органы за помощью она никогда не обращалась, у неё была твёрдая уверенность, что там не поверят, ведь папа тоже один из них, да и «сор из избы» выносить стыдно. Ей оставалось только рассказывать о том кошмаре, который приходится терпеть дома, своим подругам и оставаться в таких токсичных отношениях. Мамины родители всё замечали, переживали, открыто не любили своего зятя, но не вмешивались. Папины же родители жили за несколько километров от нас, много чего не знали, а если о каком-то происшествии узнавали, то оправдывали своего сына.
Уже тогда я пообещала себе, что мои дети никогда не увидят меня в таком состоянии.
В эти страшные моменты пьяных домашних разборок Пашка пугался и плакал, а я либо сбегала к бабушке с дедушкой, либо уходила в наш хлев и жаловалась свинье и беременной овечке, либо меня выслушивал мой самый верный и любимый друг пёс Дик. Я часами могла сидеть возле его будки и разговаривать с ним.
О том, что моими друзьями была свинья, беременная овечка и собака, конечно, никто не знал. Уже тогда животные для меня были спасением от одиночества и душевной боли, моими молчаливыми друзьями, которые не способны предать и сделать больно. Они помогли мне мечтать о том, что когда-нибудь у меня будет свой дом, любящая семья и обязательно домашние животные.
Мама от такой жизни стала часто болеть и в 1991 году легла в больницу. Я, десятилетняя девочка с мечтами о красивых куклах и волшебстве, была вынуждена погрузиться в домашние хлопоты. Уборка, готовка, присмотр за братом, уход за скотом. Конечно, я знала, как это всё делать, так как помогала маме, но я и подумать не могла, что вместо игр и уроков мне придётся самостоятельно справляться по хозяйству. На тот момент мне было страшно за маму, я боялась, что она может не вернуться. О делах по хозяйству я не думала, потому что со мной и братом оставался дома папа. Но это было наивным детским заблуждением.
Папа, как и всегда, вроде и был рядом, но как будто отдалённо. В отсутствиё мамы он стал каждый день приходить выпивший, и хотя все домашние дела я успевала делать сама, выполнять домашние задания в школе и не пропускать уроки, он всё равно был недоволен мною. Я старалась из последних сил, хотела, чтоб папа заметил, какая я умница, столько делаю всего, чтобы оценил, похвалил и разделил со мной эти обязанности, чтобы мы вместе их выполняли. Но отец всё воспринимал как должное, о чём он мне постоянно напоминал. От этого было очень обидно, и я уходила к своим животным и, рассказывая им о несправедливости по отношению ко мне со стороны папы, горько плакала. Мои безмолвные друзья меня слушали, вот только обнять и посочувствовать не умели.
Пока мама находилась в больнице, у овечки появился маленький, кудрявенький, на тоненьких разъезжающихся ножках ягнёнок Яшка. Всё свободное время я проводила с овечкой и её малышом. С большой гордостью потом маме показывала Яшу.
Потом ягнёнок вырос, стал солидным бараном, его шерсть и шерсть его мамы шли на пряжу. Когда пришло время, их убили и пустили на мясо. Эта же участь постигла и ту свинку, которая жила с ними по соседству в хлеву. Жалко их было, я плакала, но родители объяснили, что так надо. Дик дожил до своей собачьей старости и умер. Для меня его смерть была большой потерей, ведь он был мне самым лучшим другом.
Немного позже в посёлке освободился домик побольше, и наша семья переехала туда. Там у меня уже была своя комната, мой уголочек, из которого я не торопилась выбираться. Я была очень спокойной, жила в своём мире, застенчивой, боялась любых обращений ко мне.
Я была удобным ребёнком для своих родителей, поскольку проводила время сама с собой. На родительских собраниях меня хвалили за самостоятельность, иногда мама даже приводила меня в пример Пашке. Это было высшей наградой, и ради неё я продолжала вести себя примерно. От самостоятельности один шаг до одиночества. Учитель литературы не решалась спрашивать меня на уроках и вызывать к доске, поскольку я настолько от этого впадала в ужас и цепенела, что она опасалась, что я потеряю сознание. Этот страх выступления перед людьми сформировался оттого, что дома мне не позволялось высказывать своё мнение. А если я что-то говорила, то это возводилось в глупость и обесценивалось. Я боялась быть осмеянной при всех, боялась, что об этом расскажут родителям, и они тоже будут смеяться надо мной.
В своей семье я также страдала оттого, что каждое моё слово было воспринято как глупость.
Глава 5. Мамины родители
Ещё одним моим спасением были мамины родители бабушка и дедушка, которые жили неподалёку. Их дом это мир покоя, заботы и любви. Они ассоциируются у меня с безопасностью, домашним уютом и навсегда останутся самыми лучшими воспоминаниями о детстве.
По центру их дома стояла небольшая печурка, вокруг неё можно было играть в догонялки, зал от кухни был ограждён бельевым шкафом и шторкой, там стоял небольшой диван, две металлические красивые кровати на высоких ножках, украшенные кружевными подзорами (белая ткань, к ней пришиты кружева), чёрно-белый телевизор на комоде, радио на журнальном столике, большой стол, за которым очень часто собирались их дети, внуки и играли в лото было очень весело, а на входе в дом стоял большой сундук.
Кухня была крохотной, в ней еле помещался кухонный стол с двумя стульями, газовая плита и кухонный комод. Готовили по очереди, бабушка могла сварить суп, а дедушка испечь вкуснейшие оладушки и приготовить так называемую «нужду» (тушёная картошка с луком, макаронами на воде), вкус которой я помню до сих пор. Бабушка с дедушкой были искренними и эмоциональными. Часто шутили и пели частушки, меня это очень забавляло.
Дедушка пел:
«Эх, Степановна,
Моя ты крошечка,
Да я пришёл к тебе,
Да под окошечко».
А бабушка ему в ответ:
«Чай пила, чай пила,
Пикнула гармошка,
Я и чай не допила,
Прыгнула в окошко!»
Они были совершенно разные по характеру, но в то же время очень хорошо дополняли друг друга.
Бабушка сильная, волевая, смелая, честная, с густыми чёрными волосами, невысокого роста, плотного телосложения женщина. Она очень рано осталась без родителей, мама умерла сразу же после рождения сынишки, а папу убили на войне. На её плечи легла забота за своими четырьмя сёстрами и братом, которому не суждено было и года прожить. Бабушка во время войны работала в колхозе, помогала лесорубам рубить сучки, жала лён, убирала в поле пшеницу, рожь, выучилась на тракториста и распахивала колхозные земли.
Военное время закалило бабушку, надо было не только выживать, но и поднимать на ноги своих младших сестёр, самой будучи подростком, заниматься похоронами мамы и в дальнейшем маленького братишки.
В молодости бабушка любила красивые и модные вещи, которые, чаще всего, не носила, а хранила их в сундуках. Тяжёлая жизнь в военные годы, а также вечный советский дефицит сделали её очень бережливой.
Любимым бабушкиным занятием было вязание. Она стирала, вычёсывала овечью шерсть, пряла из неё пряжу, при помощи веретена скручивала её в нитки и вязала всем носки, рукавицы, кофты, шарфы. Из тонкой пряжи она вязала красивые ажурные шали. А особой её гордостью были подзоры из обычных белых швейных ниток она крючком создавала шикарные узоры и потом получившееся ажурное полотно пришивала к белой ткани. У неё всегда и всего было с огромным запасом. Это касалось и вещей, и продуктов. Помню, в кладовке мешки с сахаром, макаронами и мукой, сундуки с новыми подушками, одеялами, платьями, тканями и прочим Много позже, уже после смерти бабушки, мы с мамой разбирали её бережно уложенные вещи, на которых были бирки и стойкий запах нафталина, так напоминавший о бабушке.
С дедушкой она познакомилась уже ближе к тридцати годам. Он был младше её на девять лет. Ненамного выше своей жены, коренастый, озорной, прихрамывающий (когда работал в лесу, разрубил топором сухожилие на ноге) весельчак Мишка.
Вырос дедушка в полной семье, с братом и двумя сёстрами. До Великой Отечественной войны успел закончить два класса, а потом вынужденно начал работать, помогать своему папе валить лес.
Зимой он очень любил ходить на рыбалку: шапка-ушанка на голове, толстый, связанный бабушкой, коричневый свитер из овечьей шерсти, поверх него фуфайка на плечах, на ногах серые штаны-ватники и валенки с галошами, в руках деревянный ящик с рыболовными снастями и металлический ледобур для проделывания лунок во льду. Летом он с радостью ходил в лес за грибами. Всегда возвращался с полными корзинками, где шляпка к шляпке, ножка к ножке, уже максимально очищенные в лесу, аккуратно лежали белые, красные, и многие другие грибочки.