В этом первом репортаже я назвал Окропилашвили «заботливым хозяином камбуза». А уже очень скоро мы стали называть его «хозяином нашего настроения». И это не было большим преувеличением. Буквально каждый день, приходя к обеденному столу в кают-компанию, мы с нетерпением ждали: а чем новеньким нас сегодня побалует этот неутомимый грузин?
Лаврентьич, хватит ли творческого запала на весь поход? с улыбкой спрашивали у него.
На что Лаврентьич с кавказским достоинством отвечал:
Я являюсь официальным автором шестидесяти новых блюд. А если к этому добавить мои неофициальные блюда, да ещё все известные рецепты, да ещё ваши коллективные заказы?.. То сколько экспедиций можно ходить с Окропилашвили и всегда кушать что-то другое?..
Сказать честно, кухня Лаврентьича не просто скрашивала утомительные будни антарктического плавания, но и здорово помогала во время жестоких штормов, поддерживала настрой и силы в нескончаемые метели и студёные туманы.
Вспоминаются сильнейшие штормовые качки, которые многих валили с ног в прямом и переносном смысле. По приказу командира, экипаж переходил на сухпайки, а камбуз не работал. Нельзя было рисковать здоровьем коков, когда большие жаровни с кипящим маслом слетали с печей, а неудачно открытый во время варки котёл мог окатить кипятком. Не буду скрывать, такое случалось и в нашем плавании.
Но далеко не всех штормовая качка укладывала в лёжку и напрочь отбивала желание к еде. Кстати, к коим отношу и себя. Поэтому на личном опыте могу подтвердить, что на нас таких качка действовала в обратном направлении: с каждой новой крутой волной разгоняя жажду «пожрать». Эту жажду не удовлетворяли консервы или сухая колбаса. Поэтому мы были очень и очень благодарны нашему неутомимому Лаврентьевичу, когда в любое время суток находили в кают-компании закреплённый на буфетном столе по-штормовому бачок со свежесваренными мясистыми мослами, зачастую ещё тёплыми. Они спасали и наше здоровье, и наше настроение, и нашу работоспособность. Как делал это Окропилашвили, «не нарушая» приказ командира о временном запрете работы камбуза, мы предпочитали ни у кого не спрашивать. А командир делал вид, что он этого не знает, потому что ему «никто не докладывал»
Когда прошли Дарданеллы, серо-коричневая, буквально мутная вода Мраморного моря начала становиться прозрачнее. Но вот она вновь потемнела, запенилась на гребнях всё выше и выше вырастающих волн. Могучие чёрные тучи навалились на горизонт, придвинув его необычно близко. Ветер задул порывами, со свистом в снастях и антеннах. И большой «Владимирский», который, казалось, трудно раскачать морской волне, стало всё заметнее класть на борт.
Моряки сразу повеселели: как же, родная стихия, да и прикомандированным береговикам пора уже почувствовать, что они в плавании, а не на морской прогулке вдоль южного побережья Крыма. Порой в коридорах, в лабораториях, кают-компании раздавался смех. Это вторые смешили первых. Не умея при сильном крене держаться на ногах, они мелкими частыми шажками бежали в сторону крена, хватаясь за что и за кого попало, пока не ударялись о какую-нибудь преграду. Иногда это заканчивалось падением. Действительно, даже весьма деликатному человеку трудно сдержать улыбку, видя здоровых, солидных мужиков такими беспомощными в довольно простой для моряка ситуации.
Кто же они, эти береговики, на борту «Адмирала Владимирского»?
Наш Военно-Морской Флот традиционно занимается исследованиями Мирового океана. Именно русские военные моряки стали родоначальниками гидрографических работ в Чёрном, Азовском, Каспийском, Балтийском и дальневосточных морях. И по сей день ВМФ издаёт все штурманские, навигационные карты и лоции всех морей и океанов. А это результат огромного исследовательского труда.
Досужий читатель справедливо спросит: что же, более чем за трёхсотлетнюю историю освоения Мирового океана ещё не успели нанести на карты все его районы?
Да. Не успели. Есть официальные данные: к моменту плавания «Адмирала Владимирского» и «Фаддея Беллинсгаузена» по маршруту «Востока» и «Мирного» картирование дна Мирового океана было выполнено примерно на 22-24 процента его площади. При этом многие необходимые для безопасности плавания сведения нанесены на карты весьма приближённо. В чём, кстати, нам не однажды предстояло убеждаться в этой экспедиции. Кроме того, сами навигационные знаки (маяки, чаще ажурные щиты на берегу, служащие ориентирами для всех плавсредств) подвергаются изменениям настолько часто, что приходится периодически издавать «Навигационные извещения мореплавателям». А к каждому морскому справочнику через два-три года появляется ещё так называемое дополнение. Если же ещё учесть процесс непрерывного расширения наших знаний об океане, то нетрудно понять, почему практически любой морской справочник устаревает в среднем через десять лет.
Давайте взглянем хотя бы на небольшой фрагмент навигационной карты, без которой не выйдет в море ни один боевой корабль, ни одно транспортное или пассажирское судно. Даже беглого взгляда достаточно, чтобы понять, как трудно проложить безопасный курс, особенно на мелководье, при подходе к гаваням и бухтам. Но куда сложнее создать такую карту, на которую были бы абсолютно точно нанесены глубины, подводные скалы, рифы, затонувшие суда, маяки, навигационные огни, буи, вехи, фарватеры, рекомендованные курсы, места якорных стоянок, характер береговой линии и донных грунтов, сведения о течениях, магнитном склонении И много-много ещё чего, что должны обеспечить гидрографы.
Кто делает эту работу? Кроме собственно военных гидрографов, её делают ещё тысячи специалистов как различных НИИ Военно-Морского Флота, так и общегосударственных научных учреждений. К примеру, на борту «Адмирала Владимирского» работали как рядовые научные сотрудники, так и наделённые кандидатскими и докторскими степенями учёные из многих научно-исследовательских институтов Ленинграда и Москвы: гидрологи, геофизики, магнитологи, гляциологи. Их было так много, что отдельные специальные лаборатории работали в две и даже в три смены.
Было время обеда. Закуски, хлеб и компот обычно разносят по столам прежде, чем супницы с первым. И для того, чтобы всё это держалось на столе во время качки, скатерти смачивают водой. Но иногда судно так положит на борт, что не спасают и мокрые скатерти. И если кто-то не успел поймать свой компот, то его мгновенно впитывает покрывающий всю кают-компанию толстый и мягкий палас.
За нашим столом, кроме нас с Борисом Ивановичем Родионовым, сидели инженер-гидрограф Юрий Александрович Белов и инженер-гидролог Саша Казанцев все в море не новички, поэтому, ожидая вестового с супницей, мы все вчетвером сразу разбирали чашки с компотом и держали их в своих руках, пока качка или хотя бы глубокий крен не уменьшатся. Со стороны это выглядело довольно забавно. Долгий тост с компотом.
Первый шторм в Эгейском море принёс первые разбитые в каютах графины и телефонные аппараты (результат вынутых из специальных закреплённых штормовых гнёзд и оставленных на столе телефонов, посуды), первую бессонную ночь тем, чьи койки располагались вдоль борта (в нашей с Родинкой каюте койки располагались перпендикулярно борту), первые травмы по неопытности. Ничего, море всему научит. И уже сейчас надо готовить себя к тому, что почти всё наше плавание в Антарктике будет штормовым.
Старые гидрографы-черноморцы, которые проходили по Эгейскому десятки раз, говорили, что ни разу это море не запомнилось им спокойным. Особенно зимой здесь чаще, чем в Средиземном, можно услышать бьющий по нервам сигнал SOS те самые три точки, три тире, три точки морзянкой.
Уже на выходе из Эгейского моря на утреннем докладе начальнику экспедиции исследователи пожаловались: «Владимирский» идёт переменными ходами и надо постоянно приостанавливать или вносить коррективы в проводимые на ходу исследования непрерывного цикла. На что капитан 2 ранга Панченко сразу оправдался:
Вынужден идти переменными ходами. Потому что «Беллинсгаузен» постоянно отстаёт.
Адмирал вопросительно посмотрел на начальника штаба Чумакова: подобная ситуация не планировалась Илья Григорьевич встал, широко расставив ноги и крепко держась за край совещательного стола, чтобы не дать качке свалить себя, и пояснил:
Чтобы дотянуть до первого захода в Луанду без дозаправки топливом и водой, «Фаддей Беллинсгаузен» до горловин залил все носовые цистерны и поэтому сейчас, в штормовую погоду временно сбавил ход, чтобы не зарываться носом в волну. Так что теперь все вопросы к Шамраю
Командир гидрометеорологического отряда капитан-лейтенант Сергей Шамрай заёрзал на стуле:
За Тунисским проливом ожидается снижение силы ветра до 8-7 метров в секунду, море 3 балла
Другое дело. «Беллинсгаузен» подтянется, удовлетворённо заключил начальник походного штаба.
Сложившаяся ситуация очень напоминала ту, которая часто повторялась при плавании шлюпов «Восток» и «Мирный». Флагман первой русской антарктической экспедиции, как и «Владимирский» по отношению к «Беллинсгаузену», имел большие, чем «Мирный», размеры и лучшие ходовые качества. Поэтому в плавании «Мирный», часто отставая, вынужден был почти всегда нести полное парусное вооружение, тогда как на «Востоке» постоянно убавляли парусов, чтобы не потерять из виду своего младшего собрата. Ведь визуальная связь тогда была единственной связью, позволяющей обеспечивать совместное плавание. Несмотря на исключительно плохую в антарктических широтах видимость, частые и продолжительные туманы и штормы, шлюпы за всё трёхлетнее плавание не разлучались ни разу. И это только благодаря изумительному морскому искусству командиров кораблей, в особенности командира «Мирного» лейтенанта Лазарева.
Печально, но в столь грандиозном плавании оказались разные по своим мореходным качествам и конструкциям корабли.
«Восток» построил на Охтинской верфи в 1818 году англичанин Стоке. Это было военное судно, вооружённое 28 орудиями, длиной 39,5 метра, шириной 10 метров, водоизмещением 900 тонн. Экипаж составлял 117 человек. Судно имело стройные обводы, лёгкий такелаж и обладало значительной скоростью. Но при его постройке англичанин использовал сырой сосновый лес, что делало его корпус недостаточно прочным. Слабые крепления основных конструкций корабля, чрезмерная высота мачт и излишняя площадь парусов доставляли морякам немало трудностей во время сильных штормов.
В Кронштадте, где «Восток» готовили к плаванию, русский мастер Амосов исправил многие ошибки Стоке, которые исправить ещё было можно. Он поставил дополнительные крепления в подводной части корпуса, обшил днище медью, но не успел сменить несоразмерно высокие мачты и рангоут. В своих записях Ф.Ф. Беллинсгаузен ссылался и на другие недостатки «Востока», но ему пришлось идти в неведомое плавание именно на этом корабле, так как другого взамен «Востока» выделено не было.
Шлюп «Мирный» переоборудовали для экспедиции из каботажного транспорта «Ладога» (каботажное плавание прибрежное плавание между портами одной страны. Авт.), который прежде перевозил грузы только вдоль берегов Балтийского моря. Его длина составляла 36,5 метра, ширина 9,1 метра, водоизмещение 530 тонн. Экипаж составлял 72 человека. На «Мирном» установили 20 орудий, превратив из гражданского транспорта в военный корабль. Шлюп строил русский корабельный мастер Колодкин по проекту русского инженера Курепанова. Для корпуса он применил хорошо высохший сосновый лес, основные конструкции судна прочно стянул металлическими креплениями. И, как показало трёхлетнее плавание в высоких штормовых широтах и ледовых полях, «Мирный» оказался намного прочнее «Востока» и наиболее приспособлен для плавания в условиях сильных штормов.
Как же так получилось, что в столь сложную экспедицию посылались столь разные суда, которые на протяжении всего плавания не должны были расставаться? Кстати, командир «Мирного» лейтенант Лазарев в своих записках называл это обстоятельство загадкой, которую отгадать не может.
Однако же загадка эта, как свидетельствуют историки, разрешалась очень просто бездарностью тогдашнего морского министра Траверсе, француза на русской службе. Он, будучи командующим Черноморским флотом, сначала развалил его, а затем, уже в должности морского министра, и весь русский флот привёл к небывалому упадку по сравнению с предшествующим блестящим периодом Ушакова и Сенявина, а затем последующим, не менее славным периодом Лазарева, Нахимова и Корнилова.
Атлантика
К концу восьмых суток плавания начали втягиваться в Гибралтарский пролив. Позади Чёрное, Мраморное, Эгейское и Средиземное моря. Впереди Атлантический океан.
В этих морских воротах в Атлантику настоящее столпотворение два нескончаемых каравана судов круглосуточно движутся навстречу друг другу. Каждые 24 часа Гибралтарский пролив проходят в среднем 400 судов. В таком ритме живёт цивилизованный мир, и мы в том числе. Вот так, даже в море, которое мы привыкли называть безбрежным, ощущаешь, как становится всё теснее жить на своей планете Земля.
И вот, наконец, свершилось. Мы вышли в географическую точку на маршруте шлюпов «Восток» и «Мирный» и легли на точный курс первой русской антарктической экспедиции. Эту точку шлюпы прошли в 1819 году после своей первой остановки в Портсмуте, направляясь к месту второго захода для короткого отдыха и пополнения запасов свежих фруктов и овощей к острову Тенерифе.
В момент воссоединения курсов «Адмирала Владимирского», «Фаддея Беллинсгаузена» с курсами «Востока» и «Мирного» контр-адмирал Митин обратился к участникам нашей экспедиции по судовой трансляции. Лев Иванович взволнованно говорил о том, что мы, потомки прославленных русских мореплавателей, в этом походе должны не посрамить честь и достижения первооткрывателей Антарктиды, а возвеличить их. Но дальше, за пафосом первых слов научного руководителя экспедиции, последовало напоминание о суровой реальности наших будней. Главный гидрограф Черноморского флота напомнил о той работе, которую предстоит выполнять ежесуточно и ежечасно.
А предстоит провести исследования структуры и динамики водных масс, картографические изыскания, океанографические, ледовые и метеорологические наблюдения. По своей значимости и сложности выделялась задача точного определения нового местоположения Южного магнитного полюса, который, как известно постоянно мигрирует по поверхности южнополярной области Земли. Большая работа предстояла по изучению атмосферных процессов, приёму, обработке и анализу метеорологической информации с искусственных спутников, сбору и обобщению материалов по физической географии прибрежных районов Антарктиды, корректуре и существенному дополнению лоций ледового материка. Иными словами, надо заниматься накоплением того объёма научной и научно-прикладной информации, который необходим для создания навигационных и гидрометеорологических пособий по одному из тяжелейших для плавания районов Мирового океана.