Ругаться будет, может, высечет, спокойно ответил Ян, выпрямившись и став выше забияки на голову, А тебе-то это зачем? Какой прок?
А просто так! посуровел вдруг Филька, вплотную шагнув к Яну и посмотрев снизу вверх на него. Кулаки Фильки сжались, он был известный драчун и сейчас искал повод для стычки. Ян ему никогда не нравился, как и всем остальным в деревне. Крылья, неразговорчивость, еще и посиделки в библиотеке в одиночестве все раздражало в этом мальчишке. Но Ян сделал шаг назад:
Просто так даже комары не зудят под ухом, сказал он, погрустнев и понимая, что его тренировке пришел конец, Хочешь, рассказывай. Буду наказан. Ты этого не увидишь. Может, только в разговорах матерей узнаешь.
А что ты не защищаешься? Что такой смирненький? Филька толкнул Яна в плечо, А если я тебя побью? А если крылья тебе сломаю? А?
Филька яростно кинулся на Яна, но Ян даже неожиданно для себя самого схватил агрессора за подмышки и молниеносно взмыл в воздух.
Мама! заверещал Филька, дрыгая ногами в воздухе, озираясь вокруг и видя только верхушки деревьев, Мамочки! Пусти, гнида!
Я тебя отпущу, а ты от меня отстанешь. Договорились? Ян говорил ровно, но сам чувствовал, как сильно напряглись все мышцы спины, крыльев и рук, сжимавших Фильку. Обидчик хоть и был на голову ниже Яна, отличался коренастостью и весил не меньше самого Яна.
Да! на выдохе крикнул неудавшийся драчун и зарыдал. Ян ровно, с небольшим покачиванием, опустился на землю и отпустил Фильку. Тот попятился и упал на траву, ошарашенно водя выпученными глазами по земле. Слезы и сопли намочили раскрасневшееся лицо Фильки. Его вырвало.
Ян набрал воды ковшиком из ведра и принес обидчику:
На, попей и умойся. Легче станет, подсказал он растерянному мальчишке и устало сел рядом.
Не плачь, я бы тебя не бросил, успокоил Ян Фильку, но тот все ревел:
Гад ты, Ян. Зачем только уродился такой?
Тебя не спросил, печально огрызнулся мальчик, поняв, что даже сейчас Филька продолжает агрессировать. Он встал и ушел в библиотеку к книгам, которые всегда составляли самую лучшую дружескую компанию.
В целом вечерняя тренировка Яну понравилась. У него получилось поднять на крыльях минимум два своих веса, а может и с лишком. Крылья крепчали и слушались его. Мальчик провел правой рукой по краю левого крыла, довольный собой. Инцидент с Филькой, конечно, был неприятностью, грозящей домашним наказанием. Но, поразмыслив, Ян успокоил себя, что это небольшое препятствие на пути к его цели.
В таком усталом и спокойном состоянии он пришел позже домой и лег спать.
Разбудила его резкая боль в спине у основания крыльев. Ян открыл глаза в испуге и тут же почувствовал, как не него сверху навалилась тяжелая темнота. Он не мог пошевелиться, вырваться, от чего еще больше запаниковал и закричал:
Пусти! Аааа!
Лежи смирно, а то резану лишнего! отозвался сверху отец. Ян за секунду понял, что происходит и, вдавленный в тонкую подстилку на лавке, закричал еще громче:
Не руби! Оставь мои крылья!
Нечего! Разбойничать начал уже! Соседей стращать! Будешь как все! Все горбатые и тебе таким жить!
Острая боль, вонзившаяся в тело и с ней громкий треск ломающихся хрящей ошеломили мальчика. Он зарыдал, бесцельно махая кулаками по воздуху и закусывая подушку.
Отец отпрянул от него, держа в одной руке пилу, а в другой окровавленные растрепанные крылья. Ян поднял взгляд на отца. В свете одной свечи, дрожащей тусклым пламенем посреди стола, мальчик увидел отца, а за ним у противоположной стены мать с плотно сжатыми губами и вздернутым подбородком. Глаза ее торжествующе блестели.
Давай, замотай ему рану, чтоб не марал постель, махнул пилой Казимир в сторону сына, обратившись к жене.
Она отлипла от стены и пошла за тряпками.
За что?! Чем вам крылья мои помешали? Ты же убил меня! Мечту мою убил! Ян привстал на постели, чувствуя, что вот-вот потеряет сознание. Голова кружилась от боли и ужаса.
Надо быть как все. Тогда все хорошо будет, ответил отец, вытирая пилу и складывая обрезанные крылья в грязный мешок из-под картошки, Все равны должны быть.
Я бы уехал простонал Ян, заваливаясь на бок, не в силах сидеть. Кровь, текшая из раны по спине, уже намочила штаны.
Мать наконец подошла с тазом воды и тряпками.
Хэ-х, пока бы ты уехал, наделал бы тут делов. С нами и так полдеревни перестали общаться, как крылья твои прорезались. Ишь, голубая кровь завелась! Казимир сплюнул на пол и вышел из избы. Ян впал в беспамятство.
Утром он не хотел открывать глаза и снова попадать в кошмар. Он лежал на животе, но все равно чувствовал, как ноет рана на спине. Слезы опять подкатили к горлу. Все его мечты были обрезаны острой пилой. Куда теперь ему деваться? К чему стремиться?
Деревенские жили, как жилось. Все их существование было посвящено добыче пищи и борьбе с природой за выживание. Ни о чем его сверстники не мечтали, никуда не стремились. Когда дядя Радмир был жив и учил детей грамоте, всегда после уроков сетовал, что желания учиться ни у кого нет. Учат буквы и слова, потому что родители велели. А своего интереса нет. Да и взрослые читали только книги по хозяйству, несмотря на обширный ассортимент старой библиотеки, собранной еще во времена, когда среднекрылые и стремительные летуны жили в соседях с горбатыми. Сказки, мифы, стихи, романы, научные труды по физике, алхимии, математике ничего не интересовало горбатых. Ян же был не такой. У него он горько вздохнул, были крылья и был интерес к жизни, к наукам, к миру за пределами деревни. Ян подумал о родителях чужих людях, которые никогда не понимали и не принимали его, не радовались вместе с ним.
Мальчик прислушался. За окном по редким крикам пастухов, гнавших медленных слизнепузых коз на пастбища, он понял, что давно рассвело. Его не стали будить. Впервые в жизни пожалели. В избе было тихо. Значит, родители на работах. Ян медленно открыл глаза и приподнялся на локтях, упершись в подушку. Несколько минут он думал, потом полностью слез с кровати. Одел рубашку, которая открывала все лопатки и завязывалась запахом спереди мать сшила ему несколько рубашек по образцу моды среднекрылых. Дядя, еще живой, принес ей лекала, отыскав книгу по шитью, когда крылышки стали мешать надевать обычную одежду. Только теперь Ян одел ее задом наперед, чтобы защитить еще одном слоем ткани рану. Он запахнул рубашку посильнее на груди и надежно перевязал пояс. Нагнулся под лавку, служившую ему постелью, достал осенние ботинки, хотя был июль и все в деревне от мала до велика ходили босиком, и сверток из черного бархата сокровище, подаренное купцом, очки стремительного летуна.
На кухне он взял небольшой ножик, которым мать обычно чистила овощи, и ломоть хлеба. Отсыпал в платок горсть соли. Дальше мальчик прошел в сарай, где отец хранил инструменты. Здесь Ян взял кресало, леску и крючок для ловли рыбы.
Все добро Ян завернул в две простыни, завязал узелком и вышел из дома. По дороге в библиотеку он встретил мать Фильки толстую красномордую тетку. Ян поздоровался, опустил глаза и поспешил пройти мимо.
Что? Обкромсали тебя родители? громко провизжала соседка, И правильно! Нечего людей гонять! Сыночка моего зашугал, изверг! Он, бедный, до ночи истерил, пришлось бабку Глафиру звать с успокоительным отваром. А он, родненький, двух слов связать не мог. Кое-как поняли, что это твои, уродец, проказы! Я сразу к Мариушке побежала! Нельзя тебе спуску давать, каракатица!
Ян не останавливался, и не обернулся. Тетка разорялась громко, так что стекла в окнах домов звенели от ее визга. Он зашел в библиотеку, закрыл за собой дверь на засов, чтобы никто ему не помешал. «Энциклопедия путешественника по землям Королевства поднебесных птах» старинное и очень ценное издание нашлась не сразу, дядя видимо ее переставил, когда они в последний раз изучали ее. «Правки к законам лета 1189 года с начала времен» были на той же полке, где видел Ян книгу при жизни Радмира. Никто за три года ее не читал. Он бережно взял том, пролистал несколько страниц. Родной почерк, наклон и очертания букв напомнили Яну дядюшку и тот вечер, когда книга была закончена. Ян закрыл рукопись, тяжело вздохнул и слез с лестницы на пол. Книги он положил к остальным вещам в узелок. Посидел немного перед дорогой. И пошел, сгорбившись и пряча глаза в землю, чтобы не привлекать внимание встречных.
Глава 5. Один в лесу, один в пути друзей встречай, друзей ищи.
Дорога начиналась с дикого поля и была еле различимой. Высокая жесткая трава, пожелтевшая от июльского жаркого солнца, поросла между двумя колеями от когда-то проезжавших телег. Попадались и колючие кусты с дикой горькой ягодой, и чахлые деревца с тонкими ветками. Никто здесь не ходил и не проезжал после купцов, на восток, где была ближайшая деревня. Дядя рассказывал, что в соседском поселении, до которого целую неделю езды, а пешком и того дольше, установилась строгая вера с чудными законами. Одним из законов было неприятие инаковерцев.
В деревне Яна Глухомани богов не придумывали, хорошо знали природу, окружающую с четырех сторон, а что было непонятно называли общим словом «силы». Были «силы небесные», насылающие ненастье, дождь и град; «земные силы» нашествие жуков на посевы или появление дикого животного рядом с жилищем человека; и «силы предков», которые иногда забирали человека в самом расцвете сил, а иногда, наоборот, казалось бы, безнадежно больного, оживляли. Просто и понятно.
В Дальнем Рубежье верили в бога существо, схожее с человеком касты стремительных летунов, с большими белоснежными крыльями, в светлой тунике до пят, и самого излучающего свет ярче солнечного. По верованию, якобы все люди это творения бога, а значит, его законы истина, которую нельзя подвергать сомнению. Все, кто не верят в бога отступники и грешники, и гореть им в аду.
А что такое ад, дядюшка? спросил тогда Ян.
Вроде как, Радмир неуверенно пожал плечами, большое кострище, где неверующие горят живьем. Но это не точно.
Когда вера дальнерубежцев приняла явно агрессивный характер, старейшины Глухомани решили оборвать все контакты торговые и родовые с соседями. Благо, территориальная удаленность способствовала такому ходу событий.
Ян шел по узкой полосе голой сухой земли между, подпираемой с обеих сторон густой травой выше мальчика, и думал, стоит ли ему заходить в Дальнерубежье. Примут ли его там, приютят ли? Насколько сурова их вера? Что ему сказать при встрече с людьми, как объяснить, почему он один и куда направляется? У самого мальчика еще не было четких ответов, знал он только, что жить в Глухомани больше нет сил. Всегда он будет там изгоем и отщепенцем, нелюбимым сыном, уродом. Да и сам простить родителей не сможет за отрезанные крылья.
Последняя мысль отозвалась ноющей болью в спине. Ян, неудобно согнувшись, ощупал рукой перевязь на лопатках. Ткань была сухая, кровь остановилась еще ночью. Но рана саднила и не давала покоя. Мальчик решил свернуть с дороги и поискать в скоро начинавшемся лесу кроветвор, желтоцвет или хотя бы хвощ снежнецветный ранозаживляющие и облегчающие боль травы. Да и о перекусе Ян задумался, он еще ни крошки не съел с утра.
Лес начался резко, деревья окружили Яна высоким могучим строем, как только он шагнул из высокой остро-колющей травы в лесную полосу. Воздух наполнился свежестью и хвойным ароматом. Сосны росли часто, молодые деревца с тонкими еще стволами бойко прорастали между столетними великанами, отбирая землю у кустарников и травы, покрывающей редкие проплешины и усеянной сухими хвойными иголками.
Зайдя в чащу, Ян выдохнул и выпрямился, наконец. Всю дорогу, пока он пересекал поле, а на это у него ушел почти весь день, мальчик шел, сгорбившись и вжав голову в плечи он опасался, что родители кинутся ему вслед, чтобы вернуть его. Укрывшись в лесу, мальчик почувствовал себя в безопасности. Здесь иногда они гуляли с дядей. Редко, но каждый раз это был настоящий праздник. Он знал, что деревенские не любят ходить в восточный лес, в котором водились зловредные «земные силы».
Если приходилось заночевать в лесу, то была большая вероятность проснуться подвешенным на сук дерева или в берлоге у косматого малиноеда. И это еще можно было назвать везением. Бывали случаи и похуже люди совсем пропадали, зайдя в восточный лес, именуемый Непроходимым. А кто возвращался, только руками махал и кричал несколько дней от страха, а толком ничего рассказать не мог.
Яна не пугали суеверия. Дядя Радмир рассказывал, что земля в лесу «живая» и днем, и ночью корни деревьев сообщаются между собой и меняют рельеф. Где была кочка с утра, к вечеру может образоваться яма или ровное место. Животные приспособились лисицы, малиноеды, и даже ежи сооружали свои гнезда на деревьях. Это позволяло спокойно уснуть, а проснувшись, найти себя на прежнем месте.
Мальчик быстро отыскал куст желтоцвета и тщательно обгрыз все крупные тычинки размером с горошину у цветков с ярко-желтыми лепестками. От пыльцы щеки, кончик носа и подбородок Яна стали ядовитого цвета. Во рту стало сладко-горько, а боль в спине почти сразу притупилась. Зато желудок, громко заурчав, потребовал нормальной пищи, а не лекарства. Подобрав сухую длинную палку, Ян двинулся вглубь леса. Палкой он подковыривал кочки в поисках грибов или шишек, одновременно осматривая попадавшиеся заросли кустов. Сквозь густые кроны пробивался теплый свет заходящего солнца. Ян почувствовал усталость. Он набрал в карманы пять черноножек с сопливыми круглыми шляпками, сорвал с дикой яблони парочку полузрелых яблок, да шишка целая под ноги попалась (проглядели, видать, белки-летяги).
Из камней мальчик соорудил кострище, набросал сверху сухих веток, разжег с помощью кресала огонь. Грибы Ян зачистил от земли, насадил на ветку и хорошенько обжарил над огнем. Тем временем вокруг все стемнело, лес погружался в сон, ухая и всхрапывая в полудреме кочками и кустарниками. Ему вторило глухое уханье сов и печальные трели свиролей.
Плотно поужинав грибами и кусочком хлеба, взятым из родительского дома, Ян забрался на дикую яблоню, затащил с собой весь свой скарб, обмотал длинные края своей рубахи вокруг ветки, на которую лег животом, чтобы ночью не упасть с размаху на землю. Вещи также закрепил к дереву. Положил голову на тюк, обнял ветку и так уснул.
Во сне Яну снились облака, похожие на медленных слизнепузых коз с мягкой кудрявой шерстью, ясное голубое небо и радостный дядя Радмир. Он смеялся, подкидывая Яна в небо, своими могучими крепкими руками. И мальчик радовался и смеялся вместе с ним в восторге, что летает.
Проснулся Ян от капель дождя, яростно накинувшихся на него, холодных и больно бьющих будто в каждой с ладонь воды. Мальчик подтянулся на руках вперед, схватившись за ветку, чтобы накрыть животом узелок с вещами. В первую очередь он обеспокоился за сохранность книг. Но ветка не выдержала перевеса и треснула. Ян вместе с узелком полетел на землю. Упал он неудачно, ударившись спиной. Но тут же, шипя от боли, подскочил и прыгнул на тюк с вещами. Так он замер, терпя беспощадные удары ливня, промокая насквозь от капель, разбивающихся о его тело.
Выплеснув все негодование, дождь кончился, небо расчистилось. Ян осторожно отпрянул от земли и сел на корточки. Осмотрелся. Вода еще опадала на землю с веток и листьев при малейшем шевелении воздуха. Узелок слегка намок по бокам, но только внешним слоем ткани. Внутри книги, очки, хлеб, маленький узелочек с солью, ботинки в общем все осталось сухим. Это обстоятельство Яна порадовало. Он хотел было выгнуть руку за спину, чтобы ощупать повязку и понять степень кровотечения, но тут же понял, что одежда его вся промокла насквозь, и повязка, закрывающая рану тоже, поэтому ощупывание ему не даст никакой информации. Переодеться не во что, придется сохнуть по дороге.
Ян еще раз осмотрелся вокруг. Он сидел на небольшой поляне, образованной полукругом кустарников боярышника. Вчера в темноте он не особо разглядывал местность, сейчас же увидел, что поляна довольно ровная, поросшая мелкой сочной ярко-зеленой травой. «Стойкое место» понял Ян. Это была зона, не подверженная почвенной деформации. Ни одного корня дерева через эту поляну не пролегало под землей. Боярышник вырос так причудливо, что стал преградой для «говорящих» сосен, которые и были причиной шевеления земли.