Старший из тех двух Гудомаровых, что я имел честь или несчастье знать, был детиной огромного роста, под два метра, массивного телосложения и обладал запоминающейся физиономией. Голову его, в целом, правильнее всего было бы сравнить с комодом из-за ее оригинальной формы. А выдвигавшаяся во время разговора нижняя челюсть лишь подтверждала справедливость такого сравнения. В молодости он явно упустил возможность стать громилой из шайки головорезов.
Несмотря на внушительную внешность, которой позавидовал бы самый гориллообразный громила, выглядел он всегда респектабельно. Одевался в строгий костюм и мог сойти за члена регионального правительства. Не в пример ему, младший братец не затруднял себя выбором одежды перед выходом в свет. Потертые джинсы и свитер, а летом клетчатая рубашка или футболка с хулиганской надписью или провокационным рисунком, такой моде он следовал.
В спокойном состоянии Гудомаров-старший общался с окружающими голосом, похожим на рокот океанского прибоя, но по мере волнения его голос менялся. Иногда напоминал скрежет сошедшего с рельсов товарного поезда, иногда звук пожарной сирены. А когда Гудомаров-старший приходил в особо возбужденное состояние, что нередко случалось на редакционных планерках, то его можно было использовать при озвучивании фильмов о войне. В частности, в те моменты, когда на экране мелькают кадры артподготовки перед массированным наступлением стотысячной армии.
Наверное, вы уже догадались, что обладатель такой внешности и таких выдающихся голосовых данных не может быть человеком мягким и застенчивым. Гудомарова-старшего никто не мог упрекнуть в том, что он когда-либо в своей жизни отнесся к кому-либо с лаской и сердечностью. Его слепили из другого теста. Если ему чего и не хватало, так это хитрости и изворотливости, какими с избытком природа наделила его кровного братца. Если Гудомаров-старший при необходимости реально мог взять быка за рога и пригнуть его к земле, то Гудомаров-младший нашел бы способ без применения физической силы довести быка до такого истощения, что несчастное животное само рухнуло бы наземь и издохло в страшных мучениях. И еще молило бы небеса о том, чтобы конец наступил как можно скорее.
Я не настаиваю на том, что мое описание братьев Гудомаровых единственно верное и объективное. Ведь сумел же Гудомаров-старший как-то жениться. Возможно, его супруга находила прелестным тот водопадоподобный грохот, с которым у ее муженька выдвигалась нижняя челюсть перед тем, как что-нибудь сказать. Может быть, в маске свирепости, вечно сковывавшей его лицо, ей виделось неземное очарование. А огромные ручищи с пальцами, способными походя размельчить камни в песок, представлялись изящными руками любовника, способными сыграть на женском теле, как на арфе. В конце концов, у каждой женщины собственный взгляд на мужскую красоту, и если уж ей что-то втемяшилось в голову, ее не переубедить.
Объединяла братьев Гудомаровых только весьма ценная способность упорно двигаться к намеченной цели и достигать ее. Правда, пользовались они разными методами. Теперь вы поняли, какой человек вызвал меня на ковер? Будучи от природы догадливым, по голосу Гудомарова-старшего, от которого задрожали оконные стекла, несмотря на то, что звучал он из телефонной трубки, я понял, что меня ожидает непростой разговор. Стремительно пронесшись по пустынной редакции, я влетел в редакторский кабинет, каким-то чудом успев вежливо постучать в его дверь.
Гудомаров-старший стоял у окна спиной ко мне и что-то сосредоточенно высматривал на улице. Возможно, выискивал тех неуловимых негодяев, что время от времени гвоздем выцарапывали на дверце его машины неприличные слова. Мое появление оторвало его от увлекательного занятия. Он обернулся, резко выдвинул нижнюю челюсть, грохнув сильнее обычного, и поинтересовался, читал ли я свежую прессу. Я ответил, что не читал, так как вообще не читаю прессу. Служение профессии с годами отбило привычку читать газеты и журналы, равно как и смотреть теленовости. Читать газеты для меня все равно, что брать работу на дом.
Он с жаром заметил, что я, несомненно, многое упустил, не ознакомившись со свежей прессой за завтраком. И он готов предложить свои услуги, дабы исправить досадное упущение. Совершенно случайно на его редакторском столе оказался свежий номер газеты «Из первых уст», выпускаемой человеком, которого раньше многие по ошибке называли его младшим братом. Гудомаров-старший настоятельно рекомендовал тут же его прочесть, причем советовал начать с третьей полосы. Не последовать совету босса было бы неуважительно. Потому я послушно взял газетный номер, нашел третью полосу и погрузился в чтение.
Страницу занимала статья под заманчивым заголовком «Мэр казнокрад?». Не стану вдаваться в подробности, дабы не утомлять читателя ненужными фактами. Думаю, что подобные статьи могут появиться во многих городах, где есть мэры. Суть сводилась к тому, что наш местный градоначальник будто бы разворовывал городские земли, распихивая их по карманам родственников, одноклассников, соседей и собутыльников. А также без устали денно и нощно переписывал муниципальную недвижимость на домашних собак, кошек, хомячков и аквариумных рыбок. Автор не стеснялся в выражениях, и в конце статьи прямо поставил вопрос о возможном суде Линча над мэром, столь рьяно пекущемся о материальном благополучии домашних питомцев. Намеками, он призывал добропорядочных горожан брать с собой вилы, отправляясь на личный прием к мэру.
Заметив, что я закончил чтение, Гудомаров-старший, присевший в редакторское кресло, поинтересовался моим мнением о прочитанном. Я ответил, что написано слабовато. Стилистика не выдержана, много повторов и слов-паразитов. И вообще, по мере чтения складывалось впечатление, будто статью писал умственно отсталый ребенок, которому обещали леденец, если он напишет сочинение на свободную тему. Однако факты изложены вопиющие, и хорошему журналисту не мешало бы провести тщательное расследование.
На твой взгляд, такая статья придется мэру по душе? спросил вдруг Гудомаров-старший, постепенно подводя к тому, ради чего, собственно, и вызвал меня к себе.
Трудно говорить за мэра, но мне, будь я на его месте, такая статья вряд ли пришлась бы по вкусу, ответил я, не покривив душой.
А сам подумал: как, должно быть, неприятно было мэру узнать о том, что его грязные делишки, благополучно скрываемые от общественности много лет, вдруг всплыли на поверхность.
Редактор кивнул и сотворил то, что в литературе обозначают выражением «пожевал губами». В какой-то миг мне показалось, что крупный мужчина собирается в меня плюнуть. К счастью, не плюнул. Перестав «жевать», он спросил: не страдаю ли я тяжелыми хроническими заболеваниями, такими, например, как помутнение рассудка, падучая или нервное расстройство? Его также интересовало, не стал ли я в последние дни миллионером, сорвав куш в лотерею, или не стал ли мой брат, пусть даже и двоюродный, коронованным королем преступного мира? Затем Гудомаров-старший осведомился о моих связях в администрации президента страны и спросил, часто ли и много ли пью спиртного? На все вопросы я ответил отрицательно, что, похоже, его порядком озадачило.
Начальник некоторое время взирал на меня молча и настороженно, с задумчивой поволокой в глазах. Так, вероятно, смотрят туземцы на валяющегося на берегу аллигатора, прежде чем ткнуть его копьем, гадая, издох он или просто прилег отдохнуть и погреть бока на солнышке? Затем исполин недоуменно встряхнул головой. Он не мог поверить в то, что его теория оказалась неверна. Проверяя ее еще раз, он спросил, не случалось ли в моей семье случаев душевного расстройства и много ли моих предков закончили дни в лечебнице для людей, утративших душевное равновесие? Мне искренне хотелось ему помочь. Титанически напрягая память, я припомнил. Кажется, мой прапрадедушка по материнской линии однажды был изловлен на улице в состоянии белой горячки, однако она прошла у него через несколько дней. Редактор повеселел и посоветовал указать об этом, когда я буду рассказывать матушке о своем увольнении.
Настала моя очередь вытаращить глаз. Случаются разговоры, когда собеседники по очереди вытаращивают глаза. Вот и наш разговор можно отнести к данной категории. Сначала удивлялся Гудомаров-старший, теперь ничего не понимал я. И хотя поведение редактора, в целом, укладывалось в общую картину поведения моих знакомых в тот день, я не мог нащупать нить, которая вывела бы меня из лабиринта загадок, в глубине которого я оказался. На ум приходило объяснение каким-то непостижимым образом знакомые за ночь обзавелись аллергией на меня. Происходящее можно было также объяснить массовым помешательством, однако версия с аллергией нравилась мне больше.
Причина оказалась куда более прозаичной, и указал мне ее Гудомаров-старший. По его настоянию я вновь открыл третью полосу ради того, чтобы прочесть имя автора данного опуса, отпечатанное под текстом. Признаться, читая статью, я не обратил внимания на этот пустяк. Но теперь обратил и, надо сказать, что дух у меня сперло, воздуха катастрофически стало не хватать, температура тела подскочила градусов до 48, сердце заметалось в правой пятке, а кишечник предательски булькнул. Подобные чувства я испытал, когда будучи лет десяти от роду оказался застигнут бдительным сторожем в колхозном саду, где воровал незрелые яблоки.
В тот раз я отделался зарядом соли, угодившим мне в задницу. И теперь ощутил острое желание, чтобы и сейчас кто-нибудь пальнул по моему мягкому месту, и тем бы все и закончилось. Ибо под статьей стояла подпись Андрей Разумовский. Дело в том, что я прекрасно знаю человека с таким именем. Знаю его с детства и знаю лучше, чем все остальные жители планеты Земля. У Андрея Разумовского нет от меня секретов, так как Андреем Разумовским являюсь я сам. Пока я с возрастающим чувством приближающейся катастрофы пялился на свое имя в газете, Гудомаров-старший закурил, что у себя в кабинете он делает в исключительных случаях. Обычно редактор посещает курилку. Благодаря курилке он когда-то стал редактором, снискав в ней расположение предыдущего редактора, ушедшего на пенсию и назначившего его преемником.
Знакомое имя, не правда ли? вкрадчиво спросил он, щурясь то ли от предвкушения скорой расправы, то ли от табачного дыма.
Да, определенно, имя знакомое, кивнул я, понимая, что глупо в подобной ситуации отпираться и утверждать обратное.
Его прищур не предвещал хорошего.
Представляешь, утром беру газету, читаю и вдруг вижу, что одну из статей хм, если ее можно так назвать написал автор со знакомым именем, доверительно, будто делился сокровенным с другом детства, продолжал Гудомаров-старший. Оно не оставило меня равнодушным. Вовсе нет. Я воскликнул: ба, да это же Андрей Разумовский, один из лучших моих репортеров! Человек, которому я доверяю, как самому себе! Человек, который никогда не скажет обо мне за глаза дурного! Человек, который не воткнет нож в спину! Правильно?
Правильно, подтвердил я после того, как с заметным усилием мне удалось проглотить ежа, взявшегося откуда-то в горле.
Вот и мэру я сказал то же самое, гнул свое Гудомаров-старший. Он, знаешь ли, тоже прочитал статью, и не остался равнодушен. Мэр даже позвонил мне, чтобы поделиться впечатлением от прочитанного. Он был красноречив и эмоционален. Не скажу, чтобы хвалил автора, но говорил о нем без умолку. Сейчас точно и не вспомню что, но кажется, что-то о том, что автору в городе больше не жить, и что он, то есть, мэр, сделает все возможное для того, чтобы человека по имени Андрей Разумовский как минимум сослали на вечную каторгу в Сибирь. Еще он сказал, что не станет плакать и объявлять день траура, если мерзавца по имени Андрей Разумовский случайно переедет дорожный каток. Ну, ты понимаешь, что слова мэра я передаю после некоторой редакторской обработки. В оригинале они звучали иначе, я бы сказал, менее сдержанно.
Хм глубокомысленно заметил я, и это было лучшее, что я мог в тот момент сказать.
Потом позвонили из администрации области. Намекнули, что если я сегодня на работе случайно пристрелю сотрудника по имени Андрей Разумовский, то мне это сойдет с рук. Дескать, уголовное дело не заведут, списав происшествие на несчастный случай. Или на самоубийство. В наше время развелось столько самоубийц! Шагу нельзя ступить, чтобы не наступить на парня, сбросившегося с крыши. Я, правда, сказал, что у меня, к сожалению, нет ни ружья, ни пистолета. И тогда мне обещали подвезти оружие в любое удобное время. Ты побелел или мне показалось? Честно говоря, сначала я всерьез обдумывал этот вариант. Но потом посоветовался с супругой, и она подсказала выход. Я уволю тебя за прогулы. Говоришь, у тебя нет прогулов? Ну что ты, как маленький! У тебя есть прогулы, просто ты о них еще не знаешь. Так что объявим тебе пару выговоров и выставим за дверь. Зато мне не придется делать зарубку на прикладе охотничьего ружья. Хотя, если возражаешь, я пойду против принципов и сделаю зарубку.
Мне все еще не хватало воздуха. Задыхаясь и чувствуя себя, как выброшенная на берег рыба, я кое-как, запинаясь и икая от волнения, все же объяснил Гудомарову-старшему знать ничего не знаю и понятия не имею о том, как появилось в опальной газетенке под жуткой статьей мое имя. По-моему, несмотря на сбивчивость, объяснение прозвучало убедительно. Детина остался глух. Он и не пытался внять моим доводам, пока меня вдруг не озарила спасительная мысль.
А что, если это псевдоним?! Или статью написал мой тезка?! орал я, бегая, как оголтелый, по редакторскому кабинету и выдвигая гипотезу за гипотезой. Или меня решили подставить, чтобы занять мое место в отделе новостей! Знаете что? Позвоните брату. Он подтвердит, что я не писал грязных статеек в его газету. Дайте шанс! На моем месте может оказаться любой! Что, если завтра ваш брат подпишет статью вашим именем? Тогда вас тоже вышвырнут на улицу, как меня, без жалости и сострадания. Но когда вы будете бродить по свалкам в поисках еды и коробки, в которой можно было бы поселиться на пару лет, я, в отличие от вас, без сомнения протяну руку помощи.
Последние слова, похоже, заставили Гудомарова-старшего задуматься и взглянуть на происходящее под другим углом. Он схватил телефон и набрал номер Гудомарова-младшего. Я мысленно возликовал, так как был уверен в полном оправдании. Жалкий сморчок подтвердит мое алиби. Передо мной извинятся и, может быть, повысят до заместителя главного редактора. Дадут прибавку к окладу, служебный автомобиль и неделю дополнительного отпуска. Я уже думал над тем, что неплохо попросить и личного секретаря, когда Гудомаров-старший закончил разговор с братом и взглянул на меня с тем сочувствием в глазах, с которым крестьянин смотрит на корову, приговоренную к бойне.
Ну? спросил я, решившись нарушить затянувшееся молчание.
Брат подтвердил, что статью написали вы, ледяным тоном ответил Гудомаров-старший. Вы уволены.
Я нахожу работу
Будучи человеком от природы миролюбивым, я считаю себя пацифистом. К сожалению, хулиганы всегда считали так же, поэтому в детстве часто приходилось драться. То была необходимая самооборона. Первым я не нападал никогда, это меня начинали мутузить. Когда я вырос и повзрослел, бывало, что у меня чесались кулаки после резкого разговора с каким-нибудь хамом, вроде редактора того отдела, из которого меня уволили. Но не припомню, чтобы они чесались с такой силой, как в день, когда я не по своей воле покинул ставшую родной редакцию.
Я уходил в гордом одиночестве. Никто не провожал меня, не говорил сочувствующих и ободряющих слов. Наверное, так уходили из древних селений прокаженные, когда их выпихивали оттуда палками и прогоняли камнями. Только наша уборщица, спрятавшись в женском туалете, через щелку в приоткрытой двери подглядывала за тем, как журналист покидает здание, всеми преданный и презираемый.