Зачем? Ошарашено спросил Тихон, которому очень не хотелось туда идти. Ему казалось, что стоит им появиться, как первый же человек покажет на него пальцем и закричит: «Хватай убивцев, вот они, душегубы!».
Затем, дурья башка, чтоб все нас видели, как мы пожар тушим и о беде людской радеем, смекнул?
А, Митрич, и впрямь голова! восхитился Тихон, подхватил в сенях ведро, бодро выскочил на улицу и влился в толпу.
Вся станица, полуодетая, с ведрами бежала к горящей хате. Гаврила Нарыжный, поднявший тревогу, сноровисто таскал из колодца ведра с водой и по цепочке передавал мужикам, которые поливали стены и уже начинавшую тлеть крышу. Действиями станичников умело руководил становой пристав. Наконец, последние языки пламени перестали облизывать стены и, пошипев для приличия, исчезли.
Геть назад! прикрикнул пристав на мужика, который решил проявить рвение и сунулся в дверь, из которой несло запахом гари.
Ваш бродь! А вдруг она там? Вовнутрях лежит живая? спросил пожилой казак, нещадно дымя козьей ножкой.
Была бы жива, уже б голос подала, ответил пристав, и тихо добавил: Да и заглядывал я уже туда
И шо? Нешто там она? сгорая от любопытства, спросила Глафира, толстая тетка с круглым улыбчивым лицом, на которое по случаю пожара было надето скорбное выражение, но Лавр Павлович не удостоил ее ответом и, обернувшись, приказал одному из молодых казаков: Давай верхами8 за следователем и доктором, я здесь побуду.
***
Становой пристав, подпоручик Лавр Павлович Ермаков, был молодым поджарым мужчиной, являющим собой образец строевой выправки. Несмотря на относительно долгий срок службы, он не утратил к ней интереса, и любое происшествие вызывало у него азарт, сродни охотничьему. Он нервно прохаживался ничего не предпринимая, дожидаясь приезда следователя и земского врача.
Услышав за спиной скрип колес, Ермаков резко развернулся и упругим шагом пошел навстречу подкатившей коляске, в которой сидели следователь с помощником и врач.
Доброе утро, поздоровался пристав.
Здравствуйте, ответил за всех следователь, а доктор добавил: Мне кажется, Лавр Павлович, что насчет доброго вы несколько погорячились.
Давай в двух словах, Лавр, и начнем сказал следователь, слегка полноватый блондин в пенсне и форменном вицмундире. Они с приставом были знакомы давно, испытывали друг к другу искреннюю симпатию и даже иногда вместе рыбачили.
В двух словах и будет Гаврила Нарыжный вышел до ветру, увидел огонь и поднял народ. Всем гамузом9 потушили. Я прискакал, когда пламя уже начали сбивать. Заглянул в хату, она лежит на полу. Поверху глянул, все стало ясно, и послал за вами.
Так она не угорела?
Нет сейчас сами увидите.
Аккуратно, стараясь не оставить лишних следов, они вошли в хату.
По счастливой случайности огонь занялся напротив окна, обращенного к деревне, и был сразу замечен. Керосин, разлитый на земляной пол, частично впитался. Пламя только опалило край ночной рубашки и волосы, а до тела Дарьи не добралось.
Да-с давно убийств не было, сказал доктор, сразу подошедший к телу и начавший его осматривать.
Арнольд Ромуальдовичможет, все-таки угорела? с робкой надеждой спросил следователь, которому очень не хотелось иметь криминальный труп.
Викентий Леонтьевич! Если вы считаете, что огонь мог выжечь такую аккуратную дыру в черепе, то тогда конечно, с улыбкой сказал Арнольд Ромуальдович. A propos10, этот адский огонь, прежде чем пробить голову, избил ее и изуродовал руку, весь пах в крови ну, это уже в морге посмотрим.
Могет быть, краски11? вдруг послышался от порога голос. Гаврила, поднявший народ на борьбу с огнем, считал себя одним из главных участников происшествия и до жути хотел принять участие в следственных действиях.
Все трое удивленно обернулись. Нарыжный стоял у порога, прижавшись к косяку, он мял в руках картуз и всем своим видом выражал готовность содействия следственным органам.
Вон отсюда! шикнул на него пристав, а доктор, улыбнувшись, добавил: В мозгах у тебя краски вместо серого вещества.
В дверях показался помощник следователя с огромным штативом и кофром.
Викентий Леонтьевич, начинать сигналетическую съемку12? громко спросил он, желая произвести впечатление на окружающих диковинным словом.
Дапожалуй, начинайте распаковываться, сказал следователь и добавил : Ну что, приступим, помолясь?
***
Через четверть часа общая картина была ясна.
Вошли ночью, сразу стали бить, причем не просто бить, а пытать, стараясь выяснить какую-то информацию. Она оказала активное сопротивление. Под ногтями кровь. По всей видимости, она ничего не сказала, в хате разгром, задумчиво произнес Лавр Павлович.
А где, собственно, орудие убийства? внимательно оглядываясь вокруг, спросил Викентий Леонтьевич, In flagranti13 что-то не наблюдается.
Может, с собой унесли? вопросом на вопрос ответил Ермаков и, присев, аккуратно за острие и рукоятку, двумя пальцами поднял с пола нож. Арнольд Ромуальдович, а на теле есть ножевые ранения?
Не видно, может быть, на спине? Я еще не осматривал. Кстати, после падения труп с места не двигали.
После такого удара умирают сразу, смысл добивать ножом? По всей вероятности, это кровь кого-то из убийц.
Изымем и приобщим к уликам. Арнольд Ромуальдович, я слышал, в медицине появился какой-то метод, при помощи которого можно установить, кому принадлежит кровь. Вы не слышали об этом? спросил Викентий Леонтьевич, поскрипывая пером.
Слышал. Это называется группа крови14. У меня есть необходимые реактивы, можно попробовать, ответил доктор.
Пока помощник устанавливал над трупом треногу и укреплял аппарат Бертильона, следователь успел написать протокол осмотра места происшествия и скомандовал: Начинайте снимать, Аполлон Игоревич.
Во время съемки, при вспышках магния, Лавр Павлович мягким пружинистым шагом прохаживался по горнице, водя глазами по сторонам.
Викентий, погляди, от возбуждения он забыл о правилах хорошего тона и указал на стену, где на побелке явственно отпечатался окровавленный след ладони.
Арнольд Ромуальдович, приглядевшись, уверенно сказал:
Мужская Хозяин ладошки высокий и крупный мужчина. Здесь и Пинкертоном быть не надо.
Спасибо, Лавр Палыч. Вашей внимательности можно только позавидовать, благодарно произнес следователь. Жаль только, что снять отпечатки нельзя, как назло, смазаны.
Для определения группы достаточно, Арнольд Ромуальдович достал из саквояжа пробирки и, подумав, добавил: Я б, сударь, изъял бы коньячную бутылку: довольно-таки необычная вещь для станицы. Я практически в каждой хате побывал, но шустовских коньяков наблюдать не приходилось.
Спасибо Арнольд Ромуальдович, очень дельное замечание! Аполлон Игоревич, обязательно дактилоскопируйте труп. Если ее пальцы не совпадут с отпечатками на бутылке, то это будет весомейшая улика, сказал Викентий Леонтьевич, азартно потирая руки.
Лавр Палыч, я думаю можно заканчивать. Будьте любезны, распорядитесь: пусть подгонят телегу и доставят тело в больницу.
Как вы думаете, Арнольд Ромуальдович, следователь обернулся к врачу, за день управитесь?
Всенепременно, батенька, думаю уже к обеду успеть, внимательно продолжая разглядывать труп, ответил доктор.
Следующей ночью, взяв лопаты, Митрич и Тихон пошли на берег прятать добычу. От реки веяло прохладой. Кубань тихо несла свои воды куда-то далеко в неведомые края. Ярко сияли звезды, изредка прочерчивая на небе длинные сполохи. Тишину нарушали лишь всплески рыб, охотившихся на всякую летучую мелочь.
Митрич, а куда Кубань течет? спросил Тихон.
Никшни15! коротко ответил Митрич, и, сделав несколько шагов, неожиданно остановился. Копай тут.
Когда яма достигла желаемых размеров, Митрич аккуратно опустил в нее чугунок.
Закапывай, приказал он. Затем утрамбовал землю, накидал сверху веток и удовлетворенно оглядел схрон.
Теперь все. Пошли до хаты не грех и обмыть.
Отойдя на некоторое расстояние, Тихон обернулся:
Я сам и не найду теперь.
А тебе и не хрен туда лазить, только попробуй! Я клал, мне и забирать.
А моя доля??? удивленно спросил Тихон.
Придет срок, получишь! Хабар отлежаться должен, сказал Митрич и, смачно высморкавшись, добавил: Я честный бродяга и подельников не обманываю, не беру перед блатным обчеством греха на душу.
Затем, вытерев пальцы об штаны из синего муслина, с угрозой произнес:
А если сам надумаешь полезть без меня, то знай! Живой я буду или мертвый, только ты чугунка коснешься, я тебя за руки цап, и скажу: «Не тобой положено, ложи взад».
***
Сейчас, господа, зашью, приведу себя в порядок и выйду к вам, это займет не более четверти часа, а пока прошу в кабинет. Там, кстати, и самовар, наверное, еще не остыл, сказал Арнольд Ромуальдович, выглядывая из дверей прозекторской в черном клеенчатом фартуке, забрызганном кровью.
Весьма признателен, вы чертовски гостеприимны, с иронией сказал следователь. Гости нещадно дымили папиросами, старались дышать только ртом.
Черт произнес Лавр. Знал бы, трубку взял бы.
Викентий Леонтьевич улыбнулся неожиданному каламбуру: Действительно, аромат весьма непрезентабельный.
Наконец, когда они уже всерьез начали опасаться, что для борьбы с ужасным запахом не хватит имеющегося запаса папирос, из прозекторской вышел Арнольд Ромуальдович, уже без фартука и в чистом халате.
Ну вот, господа, картина в принципе ясна. Как и предполагалась нами ранее, за небольшими, а может, и большими деталями. Удар был нанесен тупым твердым предметом, человеком большой физической силы, проломлена os temporale16, что собственно и явилось причиной смерти. На maxilla17 слева трещина, по ее проекции выбито два зуба: premolares18 и molares19, и еще два, соответственно, справа и слева шатаются в лунках. На лице слева обширная гематома. Справа сломаны два ребра, причем одно из них пробило плевру и легкое, вследствие чего образовался пневмогемоторакс, который и дал обильную кровь из полости рта. Кровь из vagina20 это, безусловно, не mensis21, как полагал милейший Гаврила, а последствия удара, по всей видимости, ногой, в подвздошную область, что привело к разрыву правого яичника. Арнольд Ромуальдович поднял вверх палец с безукоризненно отполированным ногтем. Но, господа, прошу заметить, что это дает нам внутреннее, или, в крайнем случае, незначительное кровоизлияние. А здесь мы имеем классическое профузное22 маточное кровотечение, вызванное, как вы думаете, чем? Хитро прищурившись, спросил он, и сам же ответил: Правильно, abortus23! Она была на третьем месяце беременности, печально добавил он. От удара случился выкидыш. Я вообще поражаюсь, как с такими травмами и кровопотерей она смогла обороняться и еще травмировать преступника.
Следы соития? подался вперед следователь.
Нет, твердо сказал Арнольд Ромуальдович. Никакого сексуального насилия не было, и никаких характерных в данном случае повреждений наружных половых органов или иных следов я не обнаружил а теперь господа, попрошу обратить самое пристальное внимание!
Господи, Арнольд Ромуальдыч! Не томите, простонал Лавр Павлович. Уже сил нету нюхать эту вонь!
Так давайте выйдем на воздух, погодка нынче прекрасная, предложил доктор и, приобняв за плечи, подтолкнул их к двери.
Выйдя из морга, они присели на лавочку. Лавр Павлович снял фуражку, все закурили, и доктор продолжил:
Кровь из-под ногтей идентична крови на лезвии ножа, а на рукоятке кровь Дарьи. Отпечаток ладони на стене другой группы, то есть преступников было как минимум двое, один из них ранен и предположительно имеет царапины на лице, частиц ткани под ногтями я не обнаружил, а у второго сильно повреждена ладонь.
Я попросил Аполлона Игоревича дактилоскопировать24 труп, он заходил?
Да, с утра был, ответил Арнольд Ромуальдович и, закурив новую папиросу, проговорил: Я сказал, чтобы тело обмыли и, по возможности, привели в порядок для похорон, Вы уж, Лавр Палыч, будьте любезны, скажите там старосте, что ее можно забирать.
***
Хоронили Дарью по православному обычаю на третий день. Последние два дня своей земной юдоли25 она пролежала в хате, которую под пристальным взглядом Лавра Павловича (вдруг еще какая улика отыщется?) прибрали станичные бабы. Стол передвинули в центр и головой к красному углу поставили гроб, на который печально взирали Николай Чудотворец и образ Семистрельной Пресвятой Богородицы.
Да Не умягчила Богородица сердца душегубов, прости Господи, перекрестившись на иконы, сказал кузнец. Ему и в голову не могло прийти, что один из душегубов его сын, который стоит рядом с ним, скорбно опустив голову.
Дарья при жизни была красивой женщиной, и сейчас на ее лице, освобожденном от земных забот, лежала печать умиротворенности и покоя. Все морщины разгладились, и казалась, что она просто спит.
Ее обрядили в новое платье, которое нашли висящим на самодельных плечиках за печкой, и укрыли кипенно-белым саваном с вышитым Распятием, в память о тех белых одеждах, в которые облекают младенца при крещении. Умело наложенный венчик скрыл рану на виске, здоровую руку положили поверх изуродованной, и, глядя на покойницу, ни за что нельзя было сказать, что она приняла мученическую смерть.
Авдей, бедный, и не ведает, какое горе его дома ждет, всхлипнула одна из женщин.
Никто не знает, у кого он батрачит, тихо ответила другая. Как его известить? Один Бог знает.
Священник, услышав, нравоучительно произнес: Таинственен промысел Божий, и, осенив себя крестом, добавил: Пора выносить. Берите с Богом!
Четыре мужика взяли гроб и вынесли во двор. Процессия выстроилась, отец Игнат взмахнул кадилом, и женщины слажено запели «Трисвятое».
К Дарье относились хорошо, и поэтому на кладбище была почти вся станица. На панихиде многие женщины искренне плакали, и «Со святыми упокой» звучало от чистого сердца.
Тихон шел и пел вместе со всеми, стараясь не смотреть на гроб, держась в хвосте колонны, но, когда подходили к могиле, людской строй сломался и неожиданно вынес его прямо к яме, где отец Игнат уже начал панихиду.
«Благословен Бог наш всегда, ныне, и присно, и во веки веков», звучало над старым кладбищем, где было похоронено четыре, а у кого и больше поколений предков. Каждый из присутствующих, вознося Богу молитву, вспоминал тех, кого уже не суждено было увидеть и мысленно просил у них прощения. Лица у людей просветлели, и не верилось, что уйдя с кладбища, они вновь будут грешить, забыв состояние души, возникшее во время общей молитвы.
Стоя в непосредственной близости от гроба, Тихон не мог отвести от него взгляд. Ему казалось, что Дарья из-под закрытых век смотрит на него и недобро улыбается.
Наконец запели «Святый Боже». Покойницу накрыли покрывалом, и батюшка посыпал ее освященной землей.
Закрывайте, коротко сказал он.
Два мужика подняли крышку и накрыли гроб. Анисим, сосед Дарьи, подошел и сноровисто заколотил ее в четыре удара.
Мужики начали заводить под днище полотенца, как вдруг один из них, оглянувшись на Тихона, произнес:
Давай, подмогни.
Тихон взялся за полотнище и начал потихоньку его потравливать, медленно опуская гроб и чувствуя, как саднит порезанная рука. Когда гроб опустился в могилу, напарник поддернул полотенце и вопросительно взглянул на Тихона. Он понял и отпустил свой конец, напарник ловко вытянул длинное полотнище и бросил его на земляной холмик около могилы.