Вдруг Тихон ощутил на себе тяжелый взгляд. Лавр Павлович, стоявший рядом с отцом Игнатом, смотрел на его руки и на землю.
Где ты Тихон, ладонь рассадил? спокойно, не повышая голоса, но с каким-то внутренним напряжением спросил пристав.
Тихон, проследив за взглядом, обмер, и холод волной пронесся по его телу. На лежащем белом полотнище ярко алели кровяные пятна.
Это мы Ермолая-старосты молотилку латали, вдруг неожиданно сказал кузнец. Я ему говорю: держи крепче зубило, шплинт выбивать буду, а он ворон считает, вот и досчитался. Хорошо хоть кость целая.
Аккуратней надо, сквозь зубы процедил пристав, пристально глядя на Тихона и его отца. Так и калекой можно остаться, добавил он, не сводя внимательного взгляда.
Бабы начали раздавать кутью, и все потихоньку стали расходиться.
Надо бы помянуть по православному обычаю, сказал кто-то, и мужики дружно пошли в трактир.
***
Вечером, когда сели ужинать, отец неожиданно спросил:
А где ты все ж руку рассадил?
Когда молотилку делал, ты же знаешь, буркнул Тихон, не отрывая глаз от миски.
Я-то знаю, да вот Лавр, боюсь, не знает, нехорошо он как то на тебя смотрел, сказал отец, и, помолчав, добавил: В трактире мужики говорили, что какую-ту руку кровавую на стене в Дарьиной хате нашли, доктор ее своим ножичком шкрябал, да в склянку ссыпал.
Не знаю, чего он там шкрябал, я молотилку майстрачил.
Ну, добре, коли так, примирительно сказал отец.
Тихон не мог дождаться, когда стемнеет. Как только на небе зажглись первые звезды, и брехливые станичные псины, наконец-таки, угомонились, он помчался к Митричу.
В небольшой покосившейся избе ставни были закрыты, а окна изнутри были завешены старыми мешками. Прикрученный фитиль керосиновой лампы тускло освещал только небольшой круг стола, на котором лежала четвертушка ситного и оловянная миска с вареной картошкой.
Внимательно выслушав, Митрич взял картофелину, обмакнул ее в крупную соль, горкой насыпанную на обрывке газеты и положил в рот. Тихон, не отрываясь, смотрел на него. Прожевав и вытерев губы, тот произнес:
Уходить надо. Лавр, он сукин сын, въедливый. До всего докопается. Если сразу не заарестовал, значит сумлевается еще, ночь подумает, а поутру, чтоб сумления свои развеять, он поведет тебя в больницу. Там Ромуальдыч чикнет иглой в палец и будет твою кровь смотреть: та или не та. Тут нам и кранты.
Он положил обе руки на стол, нагнулся вперед и, глядя Тихону в глаза сказал:
Уходить надо.
Помолчал и добавил:
Сегодня ночью, немедля.
***
Поезд 27 «Новороссийск-Владикавказ» прибыл на станцию Кавказскую удивительно вовремя. Паровоз, весело свистнув, остановился прямо напротив красивого, недавно отстроенного из красного кирпича здания вокзала26. Из вагона на перрон вышел молодой мужчина с красивым волевым лицом, одетый в темно-вишневую шелковую косоворотку и пиджачную пару. На ногах были хромовые сапоги с жесткими бутылочными голенищами и наборными, по последней моде, каблуками. Из жилетного кармана свисала, посверкивая на солнце, золотая цепочка от часов. Держа в руках небольшой саквояж, он легкой походкой направился к выходу.
Пройдя привокзальную площадь, он уверенно зашагал по пыльным улочкам, направляясь к северной окраине. Через полчаса, подойдя к аккуратной, беленой известью хатке, он по-хитрому постучал в окошко и произнес:
Галя, встречай гостя.
Вышитая занавеска дрогнула, и стало ясно, что гостя внимательно разглядывают. Наконец, дверь приоткрылась, на пороге появилась пожилая неопрятная женщина в накинутом на плечи, несмотря на теплую погоду, платке и хрипловатым голосом, коротко пригласила:
Входи, Авдей.
Контраст между неряшливой хозяйкой и чистеньким домиком не смутил его, и он уверенно вошел в сени.
Исть с дороги будешь? спросила Галина.
Только дурень от еды отказывается! широко улыбнулся Авдей. Чем попотчуешь?
Не боись, с голоду не помрешь, улыбнулась хозяйка. Пока на стол соберу, сходи с дороги ополоснись, добавила она, протягивая чистое полотенце.
Когда Авдей, блестя мокрыми волосами, вошел в хату, на столе уже дымилась судачья уха, на сковороде шкворчало мясо с грибами, а на большом блюде лежали пирожки с ливером и вязигой27. В центре стоял зеленоватый штоф.
На чем? поинтересовался он.
На кизиле, Галина правильно поняла вопрос.
На кизиле это душевно, сказал Авдей и присел к столу.
Бери Галя, лафитничек28, в одиночку не тот вкус.
С каждым гостем пить, с перепоя и помереть можно.
Я не каждый, посуровел лицом Авдей, и вдруг жестко произнёс: Садись, давай не мельтеши!
Пока Авдей ел, Галина молчала, только аккуратно поднимала рюмку, выпивала и отщипывала от пирожка маленькие кусочки.
Наконец, вытерев полотенцем губы он сказал:
Я налегке приехал, лягавые по бану29 шныряют, рисково было с грузом ехать, почтой отправил, дней через пять сходи, получи. Вещички козырные, враз уйдут, и, кивнув на стоявшую в углу зингеровскую машинку, добавил: Перелицуй только.
Откинувшись на спинку стула и потянувшись, Авдей спросил:
Прилечь есть где? Что-то разморило меня, в сон клонит.
За хатой, под жерделой лежаночка стоит. Пойди приляг, ответила хозяйка. Цыган к вечеру подойдет, успеешь передохнуть.
Хата Галины не была притоном или воровской малиной в общепринятом понимании, там никогда не было пьяных оргий и непутевых девок. Это было что-то вроде явочной квартиры, где свой человек мог переночевать, получить нужную информацию и привести себя в порядок за небольшую плату. Явка была неизвестна полиции, посетители об этом знали, берегли ее и чувствовали себя спокойно.
***
Открыв глаза, Авдей увидел сидящего на краю кушетки черноволосого мужчину, которого за нос с горбинкой и черные глаза называли Цыганом, главаря хорошо организованной банды, промышлявшей ограблением и убийством крестьян, возвращавшихся домой после уборочных работ.
Здравствуй, Цыган.
И тебе не хворать, Авдей. Как добрался? Как Екатеринодар поживает?
Все путем, и добрался хорошо, и в столице спокойно.
Известное дело, спокойно, хохотнул Цыган. Ты же уехал!
Авдей оценил шутку и улыбнулся.
Четыре дуры30 я тебе нашел, машинки новые, прямо в масле, и маслят к ним по две обоймы. Только с собой не рискнул брать, почтой отправил. Через пяток дней думаю, придут.
Вот спасибо! Потрафил31, дорогой! радостно сказал Цыган и тут же заинтересовано спросил: а машинки какие?
Машинки козырные, с достоинством ответил Авдей. Справные машинки, «Браунинг» называются. И, главное, он в ладони умещается, карман не оттягивает, положил и гуляй спокойно, ни один фараон32 не догадается.
Спасибо, еще раз повторил Цыган, и, вздохнув, произнес: Забрал бы ты нас под себя, Авдей, страсть, как хочется в стольном городе покуролесить. Там и девки красивущие с культурным обхождением, и кабаки знатные. У меня, сам знаешь, хлопцы огневые, за тобой в огонь и в воду.
У меня народ не хуже твоего. Вот ты со своей кодлой ко мне завалишься и дела попросишь. Что я своим отвечу? А они мне предъяву33 выставят Что, Авдей, доверять нам перестал? Или в умении нашем сомневаешься? Как мне быть? Сам рассуди, и, положив руку Цыгану на плечо, серьезно добавил: Ты брат, правильный иван34, у общества в полном уважении. Знаешь, почему? Потому что ты здесь хозяин один и навсегда. По всем непоняткам к тебе народ бежит. А в Екатеринодаре кем станешь? Подо мной ты долго не проходишь. Не выдержишь, ты сам себе хозяином привык быть. Отколешься и сам начнешь работать? Внесешь смуту в народ. Пирог каждый от своего угла кусает, а кто шибко большой кусок хочет откусить, тот и поперхнуться может. У тебя почти три дюжины народу. Всех размести, накорми. Они спокойно сидеть не будут. Враз кого-нибудь грабанут или магазин подломят, а города не знают, их сразу цоп за рога и в стойло. Сейчас у нас непросто, очень тяжело стало. Новый сыскной начальник пришел, Пришельцев35 фамилия, все роет и роет, как собака, везде нос сует, совсем житья не стало А вот покуролесить милости просим! улыбнулся он Цыгану. Я очень рад буду, лично встречу, как царскую особу, по высшему разряду.
Спасибо, Авдей, мудрый ты Грамотно все разложил по полочкам. А за приглашение спасибо. Обязательно приеду, жди в гости.
Они попрощались, и Цыган вышел на улицу. Авдей зашел в хату.
Я, наверное, на воздухе досыпать буду, спозаранку уйду, вещички мои в порядке?
Что им сделается? Эвон лежат, зевнув, ответила Галина.
***
Вечером Тихон, дождавшись, когда отец ушел в кабак, сказал матери:
Хорошую работу в городе обещают, вечером с мужиками поеду, посмотрю. Если не брешут, останусь, а нет вернусь.
Как так, Тиша? Ни с того, ни с сего срываться? Утром вроде и не собирался никуда, а тут вдруг в одночасье? недоуменно спросила мать.
Митрич на полдня вернулся пожитки собрать, и сразу назад едет. Говорит, прошляпишь враз другого найдут. Свято место пусто не бывает, тем паче, если за него и платят хорошо, ответил Тихон и неожиданно для себя добавил: А там и учиться пойду.
Мать сразу успокоилась:
Учиться это хорошо. Даст Бог, в люди выйдешь. Сейчас в дорогу соберу.
Через час все было готово. Он взял холщовый мешок с едой и одеждой, в который тайком от матери положил кистень. Обнял ее напоследок, вышел во двор, потрепал по холке дворового пса и огородами направился к Митричу. Через пару часов, когда станица затихла, они вышли за околицу и по пыльной дороге зашагали к Екатеринодару.
***
Пристав и следователь сидели на открытой веранде и пили чай с баранками и вишневым вареньем.
На бутылке отпечатков Дарьи не обнаружено, но есть отпечатки, пригодные для идентификации, сказал Викентий Леонтьевич, окуная баранку в чашку. Теперь, Лавр, осталась самая малость узнать, кому они принадлежат.
Вчера, когда хоронили Дарью, меня смутил или насторожил даже не знаю, как сказать, один момент, произнес Лавр Павлович и подробно рассказал о крови на полотенце. Его отец сразу же, не стушевавшись, рассказал, как Тихон поранил руку. Понимаешь, Викентий, я его знаю давно, он пользуется авторитетом в станице, да и Тихон не в чем дурном замечен не был. Я не могу объяснить, но у меня остался очень нехороший осадок.
Это называется: интуиция, засмеялся Викентий Леонтьевич и вдруг оборвал смех. Ты помнишь, что сказал Ромуальдыч? Хозяин ладошки высокий и крупный мужчина. Тихон вполне подходит под эту категорию.
Поехали, Лавр резко встал.
Секунду, ответил Викентий. Он зашел в комнату и сразу же вышел, укладывая во внутренний карман пиджака револьвер.
Это еще зачем? удивился Лавр. Я сам его скручу, никуда, стервец, не денется!
Если это действительно Тихон, то он очень опасен, понимаешь? Вспомни, какую рану нанесли Дарье. А вдруг он был с отцом? Тот тоже крепкий мужик.
Через двадцать минут они на бричке подъехали ко двору кузнеца, который на наковальне направлял косу.
Бог в помощь, Иван Кузьмич , поздоровался Викентий Леонтьевич.
Боги казали, чтоб вы помогали, добродушно ответил кузнец. Чем обязан?
Тихон дома? Увидеть его надо, сказал Лавр Павлович.
Он в город уехал работать. Надоела станица, городским решил стать. Митрич его хорошим заработком сманил.
И когда он уехал? поиграв желваками и еле сдерживаясь, чтоб не выматериться, спросил пристав.
В ночь и поехал, жинка его в дорогу собирала, пока я в кабаке с мужиками сидел. Когда вернулся, его и уже след простыл, спокойно ответил Иван Кузьмич.
Ну, нет, так нет, спокойно сказал Викентий Леонтьевич. До свидания. Если вдруг приедет, пусть заглянет ко мне, он слегка стегнул коня, и они выехали со двора.
Неужели ты думаешь, что он сам к тебе явится? кипя от злости, спросил Лавр.
А неужели ты думаешь, что он вернется? Они с Митричем подались в бега, их надо срочно направлять розыскной циркуляр, столь же спокойно ответил следователь.
Надо было отца прижать. Ловко он мне про руку сбрехал.
А он не сбрехал. Тихон и в самом деле мог поранить руку на работе, а у Дарьи от резкого движения травмировать ее вновь. Ведь когда он пришел на кладбище, кровь у него не текла? Так ведь?
Да, действительно, сдавлено произнес Лавр.
***
После двух часов хода беглецы притомились, присели на обочину и закурили.
В кулак дыми. В темноте цигарку за версту видать, сказал Митрич и, после нескольких затяжек, добавил: В Екатеринодар надо идти, только туда нам дорога. И на первое время приютят, и в дело войти помогут, а нет, так сами что-нибудь сварганим.
Ничего сейчас поедим, заночуем, а поутру двинемся, проговорил Тихон, доставая нехитрую снедь.
Днем нельзя, по ночи надо идти, становой у тебя уже побывал, и, наверное, уже депешу отбил.
Какую депешу?
Чтоб искали нас. Как придет такая депеша, циркуляр называется, ее всем филерам и городовым прочтут, а там все про тебя сказано, кто ты есть и как выглядишь. Глаза у тебя какие, волосы, рост какой, а если еще и фотопортрет твоя мать даст, то им это совсем в радость, как кость для пса.
А про тебя тоже сказано? Озадаченно спросил Тихон.
И про меня тожеЛавр, сволочь, конечно, первостатейная, но не дурак. Он меня к тебе привязал верно тебе говорю с чего вдруг мы вдвоем, на ночь глядя, в город умотали?
Минут десять они ели молча, затем Митрич задумчиво произнес:
С дороги будем в сторону забирать, Завтра жандармские разъезды по всему тракту встанут. Никак не пройдем. Харчей и денег у нас нема, а в хутора нам путь заказан. Сейчас дождемся фраера, и Бог даст, разживемся. И, глянув исподлобья, спросил: Припас36 не забыл?
Тихон простодушно ответил, кивнув на импровизированный стол:
Так вот же он!
То не припас, а хавка, кистень, говорю, не забыл?
Н-нет, а ч-что? Заикаясь, спросил Тихон.
А то, наставительно произнес Митрич. Через полверсты дорога на подъем идет, там кусты еще имеются, место хорошее. Заляжем: я справа, ты слева. Как кто проедет, я шумну, он на меня обернется, а ты его без промедленья кистенем.
П-почему я?
А потому что, опыт у тебя имеется, вон как Дарью ловко оприходовал.
Боязно мне что-то, может я шумну, а ты сам? все еще заикаясь, спросил Тихон.
Вот те раз! Бздила мученик! Боязно ему! Раньше надо было бояться! Кистень твой тебе и работать, ухмыльнулся Митрич, и с уважением добавил: Вон у тебя силища в руках какая!
А вдруг их двое?
То уже не твоя забота, с двоими сладим, ты, главное, того, кто с вожжами будет, успокой.
Еще раз перекурив, они встали и пошли к месту, где решили сделать засаду. Ждать пришлось около часа, когда, наконец, вдалеке послышался скрип колес.
Давай на ту сторону, только пригнись. Твой кто правит, запомнил? Как только на меня повернетсяне раньше! И слегка хлопнув по плечу, добавил: Не дрейфь, Тиша!
Скрип становился все ближе, на фоне неба показалась телега, и уже можно было уловить запах конского пота. «Один или нет?»Лихорадочно думал Тихон, и, словно отвечая на его вопрос, раздался голос:
Славно, сынок, с мяском вышло, до последнего не верил, что баба все мясо оптом возьмет.
И сметана с яйцами еще до полудня ушла, ответил другой голос, помоложе.
Телега приближалась, у Тихона вдруг сильно забилось сердце, и он, испугавшись, что этот стук услышат ездоки, всей грудью прижался к земле.
Вдруг вылетев из темноты, ком земли ударил возницу в плечо. Он привстал и повернулся к обочине, где лежал Митрич.
Тихон вскочил, кинулся к телеге, и с налета взмахнув кистенем, ударил не успевшего даже развернуться к нему мужика. Удар был нанесен с хорошим замахом и пришелся под шаг. Кистень с глухим коротким стуком, напоминающим столкновение двух бильярдных шаров, легко проломил череп и почти полностью погрузился в него.
Второй пассажир, габаритами не уступавший Тихону, обладал отменной реакцией, он не кинулся к отцу и не растерялся. Парень мгновенно вскочил на ноги и, выхватив из-под сена топор, замахнулся на бандита. Тусклый блеск стали ошеломил Тихона, и он, растерявшись, сделал шаг назад.
Но сзади черной хищной птицей подлетел Митрич, в падении схватил его за ноги и резко дернул. Парень, нелепо взмахнув руками, как подкошенный рухнул вперед, выронив топор. Он еще не успел коснуться земли, как Митрич, прыгнув на него сверху, два раза вонзил в него нож с коротким и широким лезвием, в котором отражался лунный свет.