Внутри церкви Одина было два направления истории богов. Одно было связано Догмами с богословием и проповедями. Это направление было консервативным и бесконечно далеким от реальной истории мира. Главным в нем было общение с паствой: дворянами, мастеровыми, торговцами и крестьянами. Управление ими во славу Одина. Это направление не допускало даже мысли о том, что боги были когда-то простыми людьми. Нет, оно допускало, что когда-то Великие боги были только смертными учениками самого Одина. Так же, как Младшие боги были учениками Великих. Но они не были обычными людьми. Нет, нет, что вы. С самого рождения они были избранными. Особыми. В них сразу чувствовалось что-то божественное. У каждого было свое описание жития, где каждая страница буквально изобиловала чудесами. Только потому они и становились учениками. Сейчас людям далеко до таких высот духа и веры, потому нет уже давно учеников, достойных стать богами. Да и сами боги, что пережили Войну богов, ушли бороться с Ничто вслед за Одином, устав от нечестивости людей. Потому надо покаяться, отринуть все грешное, и боги вернутся с победой, наступит новая эра процветания. Ну и, кроме того, чтобы каяться и отвергать, нужно еще побольше заплатить проповеднику. Иначе никак.
От этих мыслей Асциена почувствовала, как начинает проваливаться в свое темное состояние. Оно раскрыло над ней свои крылья из тьмы и ужаса. Сегодня придется принимать лекарство. Асциена не любила думать о проповедниках. Не любила их фальшь. Даже немного презирала их. Сама Асциена была истинным историком. Церковь понимала, как важны знания, и, кроме внешнего следования догмам веры, тщательно изучала историю народов и богов. Об этой истории не говорили на проповедях. Ею не делились с другими. Это было внутреннее знание церкви, которое добывали истинные ученые, такие, как Асциена. Собственно говоря, она была одной из лучших. Ее ценили за две вещи знание древних языков и умение докопаться до правды любыми средствами. Если бы еще не ужасные приступы ее болезни, от которой было только одно лекарство
Сан Асциены позволял ей посещать любые библиотеки, включая императорскую и частные дворянские. Формально Область Одина, где находилась резиденция его церкви, не относилась к Империи, как и Союз торговых городов. Однако они уже давно были союзниками, ведь когда-то ими правил единый бог Один. Да и сейчас отношения были весьма теплыми. Они не воевали со времен Войны богов, свободно торговали друг с другом и обменивались знаниями.
Поэтому после окончания Академии праведности, главной школы будущих священников Одина, Асциена путешествовала повсюду, проводя большую часть времени в библиотеках и книгохранилищах. Она восстанавливала ход важнейших исторических событий на континенте. Ее уважали, ее ценили.
Сейчас Асциена работала в подземном хранилище в столице Империи, городе Майне. И, судя по болям в спине, читала около восьми часов подряд хроники Войны богов. Нового пока найти не удалось, но чтение увлекло ее. Если бы в хранилище еще было поменьше пыли. Асциене казалось, что ее нос от частого чихания увеличился вдвое. Отложив книгу из пергаментных страниц в кожаном переплете, описывающую становление Амера Убийцы Богов и его битву с Великим богом Илаимом, она встала и потянулась. Взяла закрытый фонарь с ровным светом и пошла к выходу. Хорошо, что Империя сотрудничает с орденом Молний, и он поставляет эти замечательные фонари. Другие библиотеки часто ужасно сложно обезопасить от пожара. И жаль, что фонарей этих так мало, что их могут брать только главные библиотекари и такие важные гости, как Асциена.
На выходе из хранилища Асциена столкнулась с двумя почтенными старцами хранителями библиотеки. Они ей почтительно поклонились, и она ответила тем же, хотя ее спина отчаянно болела. Впрочем, вряд ли эти старички чувствуют себя лучше, даже не сидя за книгами. Улыбнувшись этой мысли, Асциена отправилась в свои покои. Ей срочно нужно лекарство.
Чем ближе она подходила к жилой части здания, где за немалые деньги могли разместиться гости библиотеки, тем чаще попадались люди. Многие были такими же священниками-историками, как и Асциена, прибывшими из Области Одина. Они пытались с ней заговорить. Но чувствуя подступающую тьму и отчаяние, Асциена старалась быстрее отделаться от таких собеседников. Их интерес к ней был понятен. Знание древних языков принесло Асциене недавно важное открытие о гибели Матери Милосердия, одной из самых почитаемых Великих богинь. Это сделало ее знаменитой, и многие хотели поздравить, попросить перевести для них какой-то текст или просто поболтать и обратить на себя внимание. Обычно ей это нравилось, и общалась она не меньше, чем читала, но сейчас было не то время. Сейчас она могла думать только об одном.
Впрочем, если она встречала по пути знакомых священников, ей приходилось говорить больше. С одной только Миллой, своей подругой со времен академии и коллегой по паре проектов, она проговорила около пятнадцати минут. От Миллы было сложно отделаться. Она была увлечена своим проектом описанием ученичества Великих богов. В другое время Асциена увлеклась бы темой, особенно после того, как Милла намекнула, что скоро, возможно, найдется какой-то редкий источник. Чуть ли не из потерянной библиотеки Капитула, древней столицы Империи. Ныне Капитул находится в самом центре Пустоши. Эта область оставалась выжженной с самого ухода Одина. Именно там начался прорыв Ничто, и богу Империи пришлось, оставив власть и силу шести ученикам, отправиться на борьбу с новой угрозой миру. Так писали в Догмах.
Правда была куда хуже. Пустошь место смерти Одина. Место, где шесть учеников убили своего учителя и разделили его силы. Об этом знали только внутри церкви и в орденах магов. Люди об этом порой шептались, но неуверенно, боясь гнева церкви. Ведь по Догмам Один жив и сражается с великим Ничто. От этих мыслей Асциене было грустно и еще больше хотелось принять лекарство. Лекарство помогало от тоски и печали как ничто другое!
Если Милла права, то можно будет восстановить истинные события тех далеких дней. Сама Асциена открыла, что Амер Убийца Богов, который в Догмах представлен одним из адептов Ничто, был куда лучше большинства Великих и Младших богов. В древних текстах она нашла фрагменты о том, как он помогал людям бороться с самими богами, когда те поступали несправедливо, мстил, если боги слишком жестоко играли человеческими жизнями. Возможно, расшифровав тексты, на которые намекает Милла, удастся найти истинную причину Войны богов. Может быть, Убийца Богов, как думали некоторые историки, просто мстил за убийство Одина? Эта мысль так увлекла Асциену, что на минуту даже отступила тьма и отчаяние. Но потом они накатили с новой силой. Скорее в свои покои. Скорее принять лекарство!
Через пятнадцать минут она уже была у себя. Жадно пихая лекарство в рот, начала наслаждаться покоем и счастьем. Она почти успокоилась. Дверь внезапно открылась.
Асциена! Они действительно там! Нам нужно срочно добраться до Кальциума, что на границе с Пустошью, туда доставят текст, о котором я говорила! Оригинальный текст кого-то из учеников Одина! Одного из будущих Великих богов! Милла была явно очень обрадована и возбуждена. Даже не постучалась. А Асциена, как назло, забыла запереть дверь. Похоже, теперь все будут знать о ее постыдной слабости, о ее зависимости от лекарства. Эй, Асциена, почему ты вся измазана шоколадом?
Глава 4
Силен. Месть и Милосердие
Силен, сколько себя помнил, всегда старался занять себя работой. Когда он отдыхал, ему часто приходили в голову странные мысли, будто бы чужие. Он их не любил, поэтому старался каждую минуту что-то делать. Эта черта очень нравилась его соседям в крупном, на пять десятков домов, поселении Краст.
Одна из проблем Силена, правда, была в том, что помнил он о себе совсем мало. Пять лет назад охотники из деревни нашли его в лесу без памяти, в изодранной одежде. Сначала думали, что он раб, сбежавший из свободного баронства на севере. Но клейма на нем не нашли, и староста Краста Оплен решил над ним сжалиться. Ему разрешили поселиться в заброшенном доме на краю деревни. Старик, живший там, умер тремя годами ранее, а когда жив был, за домом следил плохо, крыша текла в семи местах, крыльцо почти сгнило. Но Силен не жаловался. Добрый люд помог с утварью, большей частью старой, иногда поломанной, и живностью парой молодых козочек и двумя несушками с петухом.
Большинство жителей Краста думали, что он сопьется еще до конца года. Но Силен не пил. От пива и местного самогона к чужим мыслям в его голове прибавлялись чужие голоса. Это его пугало. Он начал восстанавливать дом, следить за нехитрой живностью, помогать мужикам в поле. Сначала ему не хватало навыка, но он быстро учился у других и никогда не избегал работы. Постепенно его начали уважать в деревне. Охотнее помогать. Он почти заслужил право называться своим, чего другие приезжие в деревне порой не удостаивались годами. Первая зима была тяжелой. Но ему помогли с продуктами, кое-как выжил. А весной деревенские мужики собрались и помогли ему расчистить небольшое поле.
Так постепенно его жизнь наладилась и вошла в колею. Чем дальше, тем меньше требовалось помощи ему, и тем больше он помогал другим. Если бы Силена спросили, счастлив ли он, он бы не знал, что ответить. Но несчастлив он точно не был. Ему нравился покой деревенской жизни, пришлась по душе изматывающая порой работа. Ему даже начала нравиться одна женщина из местных. Шара была вдовой. Муж ее погиб на охоте давно, еще до того, как Силен появился в деревне. Детей они завести не успели. По хозяйству она справлялась сама, но мужские руки пригодились бы. Все в деревне, похоже, ждали, когда же они сойдутся.
В этом году Силен решил расчистить еще небольшой участок под озимые. Не стал просить у соседей быка, сам впрягался в плуг и неспешно вспахивал свой размеченный участок. Здесь, на севере Империи, места были не очень-то обжитые, и каждый мог обрабатывать столько земли, сколько сможет. Главное, чтобы успевал работать еще и на общинном поле и платить налоги сборщикам дважды в год. Работа была тяжелой, но Силен справлялся. Очень высокий и широкоплечий, немного сутулый, он был очень силен. Пожалуй, по силе во всей деревне с ним мог сравниться только кузнец. Но кто-то в роду кузнеца был полукровкой от Низших. Это проявлялось в желтых глазах, очень жестких волосах и довольно буйном нраве. Поэтому некоторые жители деревни шептались, что и Силен тоже из полукровок. Просто внешних признаков ему не досталось. Такие люди порой его сторонились, но их было немного.
Силен, здоров! Боронить будешь? Пока Силен работал, к нему подошел староста. Оплен всегда был дородным, но сейчас стал к тому же пузатым и неповоротливым.
Да. Чаще всего Силен так и отвечал мрачно, немногословно. Может, где-то в другом месте решили бы, будто он слишком замкнут, но в Красте думали, что он просто говорит только по делу. Тут, почти на границе Империи, жило много замкнутых людей.
Ты бы погодил немножко, мы на днях из Каллимара заказали для работ на общем поле титана. Он тебе тут быстро все вспашет. А заплатить придется всего чуть.
Силен задумался. Он не любил отвечать сразу. Лучше все продумать и оценить. Спешка вредна. Так он считал всегда, если в голову не лезли чужие мысли. С одной стороны, предложение Оплена было заманчивым. С другой, не его мысли начали появляться все чаще. Нужно больше работать. Если работать много в течение дня, то и снов, может быть, не будет. В последние месяцы ему часто снились темные сны. Очень темные. Где было много крови. Силен вздрогнул и ответил:
Нет, Оплен. Я лучше сам. Медленно, но сам.
Ну, воля твоя. Староста еще помялся, посмотрел на часть поля, которую Силен уже вспахал. Ну и здоров же ты! Я бы и с половиной так быстро не управился!
Я люблю работать. Силен ждал. Судя по тому, как староста мялся, он хотел поговорить еще о чем-то.
Силен. Тут такое дело Моя-то дружбу с Шарой водит. Ты бы к ней пригляделся. Она хоть куда баба! Да и о тебе часто говорит. Ну
Спасибо. Присмотрюсь. Силену этот разговор не нравился. Женщина ему нравилась, но впутывать старосту или еще кого-то он не хотел. К тому же в последнее время каждый раз, когда он думал об Алае, в его мыслях будто что-то больно царапалось.
Ага, ты это Приглядись, значит. Ну, я пойду.
Силен кивнул и вернулся к работе, краем глаза наблюдая за тем, как Оплен уходит в сторону деревни. Глупый разговор. Ну да ладно, надо сосредоточиться на работе.
Когда немного стемнело, Силен выпрягся из плуга и встал во весь рост, разминая спину. Именно в этот момент он и заметил чужаков на краю леса. От Силена их отделяло шагов сто, и он видел, что одеты они, как северяне. Как воины из ополчения северных королевств. Четверо в длинных кольчугах со стальными наплечниками и круглых шлемах, один в бахтерце. Все вооружены длинными прямыми мечами. Скорее всего, передовой отряд из шайки налетчиков. Большой войны с Империей у северян не было уже лет двадцать. Обычно такие шайки нападали на баронства, но иногда добирались и до земель Империи.
Силен напрягся. От этих чужаков можно ожидать всякого. Пятеро воинов шли, не скрываясь, не опасаясь одинокого крестьянина. Да и с чего бы?
«Они беспечны», произнес жесткий голос в голове Силена. Что? Нет, это было хуже, чем обычно. Прежде был только шепот. Сейчас же это был полноценный голос в его бедной голове. Голос, который он иногда слышал во сне, в самых жутких своих кошмарах.
«Соберись, дурак! Они близко!»
Действительно, пока он думал о голосе, северяне подошли ближе, он уже слышал их речь. Искаженный имперский язык. Понять было сложно, но можно.
Всего один болван, быстро прирежем и идем в деревню, сказал воин в бахтерце, видимо, старший из них.
Может, лучше подождать остальных? Возьмем в кольцо деревню, а то разбегутся, возразил один из воинов в кольчуге.
Пусть бегут, пусть думают, что это просто набег. Сотник с утра говорил, что было бы отлично, если имперские свиньи вышлют на перехват часть легиона, думая, что это просто набег. О том, что мы взяли Кольцо Ираны, они не знают. Так что эти пусть бегут.
Солдаты довольно рассмеялись. Силен не понял и половины, но голос в его голове понял больше:
«Вторжение. Война. Нужно уходить!» Силен вздрогнул. Тут главный северянин сказал медленно, сильно артикулируя:
Передай привет своим дохлым богам, имперец. Он небрежно занес меч, думая один ударом убить неповоротливого здоровенного крестьянина. Силен сам не понял, как перехватил левой рукой его запястье, вывернул рукоять меча и, повернув клинок, вскрыл горло северянину.
Четверо воинов замерли. Силен тоже стоял неподвижно, чувствуя, как по его рукам течет кровь. Чувство казалось знакомым. Опустив левую руку, зажавшую рукоять меча, Силен отошел на пару шагов, ссутулившись еще больше обычного.
«Конечно, оно знакомо тебе, тупица! В свое время мы проливали реки крови!» Силен прижал правую руку к виску и застонал. «Отлично! Они подумают, что ты сумасшедший, и утратят бдительность! Молодец, так держать!»
Один из воинов, взревев, бросился на Силена, замахиваясь мечом для удара сверху. Силен небрежно парировал выпад, все еще держа меч в левой руке, и, повернувшись через левое плечо, нанес размашистый удар в щель между наплечником и шлемом. Кольчужный воротник не выдержал, лопнув. В небо ударила струя крови. Силен повернулся к оставшимся троим северянам, тяжело дыша не столько от схватки, сколько от страха вновь услышать этот безжизненный сухой голос в своей голове.