Да и не очень-то я был на них похож, если честно. Настоящие сасквеханноки высокие, статные, хотя красоту их лиц почти у всех подпортила оспа. Я был не менее высоким, чем они, и кожа моя была смугловатой, но глаза и у меня, и у моей сестры были светлее, чем обычно у индейцев, а волосы не чёрные, а, как говорят французы, каштановые[17].
Микмаки, хоть тоже индейцы, выглядели совсем по-другому невысокие, плотные, да и лица были более тёмными, чем у конестога. Впрочем, одеты они были, как и мы, в костюмы из оленей кожи, пусть несколько другого покроя, а на голове у большинства было по единому перу, только у обоих вождей было по нескольку перьев какой-то из местных птиц. А те, кто помоложе, нередко щеголяли в европейского вида шляпах.
Меня позвали по одной очень простой причине я был единственным членом племени, кто хорошо говорил по-французски, а среди микмаков очень немногие знали хоть пару слов по-английски. Языки же племён конестога и микмакский были совсем непохожи друг на друга[18].
Нас предупредили заранее, чтобы вначале никто ничего не говорил. И действительно, нас встретили вожди племени я знал, что первого из них звали Китпу, «орёл» и жестом указали на место посередине деревни, где было подготовлено дерево для костра. Затем сначала Китпу, а за ним и другие вожди уселись вокруг костра точнее, все, кроме человека в странной одежде, вышитой бисером, и в чем-то вроде короны, какую носит король Франции на парадных портретах, на голове. Вот только корона эта была из металлических и костяных пластин, и с неё свешивались длинные связки бисера.
Мы уселись вокруг кострища, после чего шаман никем другим человек в странной одежде быть не мог удалился в шалаш и вернулся с палкой, на конце которой горел пучок травы. Этой палкой он зажёг костёр, а когда тот разгорелся, вернулся в шалаш и на сей раз принёс длинный вышитый замшевый мешочек и ещё один, поменьше, первый из которых он передал Китпу, а затем не спеша занял место справа от первого вождя.
Шаман достал из длинного мешка старую, видавшую виды чашу трубки из коричневого камня с тремя дырочками внизу, вставил в неё длинный чубук, и не спеша наполнил её смесью табака и каких-то трав из второго мешочка. Затем взял лучину, поджёг её от костра и раскурил трубку, после чего бросил лучину в костёр. И наконец, сделав ещё одну затяжку и повернув трубку в сторону Ванахеданы, бережно протянул её нашему вождю.
Тот сделал не спеша несколько затяжек, затем таким же манером передал её Хасу. Трубка пошла по кругу, а когда я, наконец, передал её шаману, он докурил её, бережно затушил и высыпал пепел в костёр.
И лишь теперь Китпу заговорил на неплохом французском:
Добро пожаловать, пришельцы! Маниту[19]заповедал нам, что все мы братья, и что каждого гостя надлежит принимать соответственно. Особенно если они попали в беду.
Я перевёл, а Ванахедана прижал руку к сердцу и ответил:
Мы благодарны тебе, вождь Китпу, и твоим людям. Наш народ, некогда весьма многочисленный, обманом перебили бледнолицые, а оставшиеся пять деревень поумирали от оспы, которую принесли нам бледнолицые торговцы на заражённых одеялах. Те, кто выжил, поселились в деревне Аткваначуке, которую нам также пришлось оставить, хотя мы сумели убить немало из тех, кто пришёл, чтобы убить нас. Но без помощи Стремительного Волка из клана Волка, он показал глазами на Хаса, который со своими бледнолицыми, именуемыми русскими, пришёл на помощь, а затем стал нашим военным вождём, мы бы все погибли. Не только воины, но и женщины, и дети.
Маниту угодно, чтобы людям, попавшим в беду, помогали. И мы обсудили на совете вождей, что мы готовы позволить вам поселиться среди нас, а, если вы этого захотите, то и принять ваш род в своё племя и выделить вам место для проживания.
Благодарю тебя, Китпу, Ванахедана вновь прижал руку к сердцу. Что скажете, члены совета?
Все трое по очереди прижали руку к сердцу и сказали «хе-хе»[20], после чего верховный вождь объявил:
Мы с радостью принимаем ваше предложение. Но мы здесь не только поэтому. Англичане истребили наше племя и отобрали у нас наши земли. Мы хотели бы, чтобы ваши земли остались домом микмаков и акадцев, которые жили в мире и согласии до прихода англичан. Но об этом вам расскажет наш военный вождь, Стремительный Волк, известный среди русских как полковник Хасханов. И он, вновь прижав руку к сердцу, посмотрел на Хаса.
Я, Стремительный Волк, известный среди русских как Хас, благодарю тебя, Ванахедана, за твои слова, и тебя, Китпу, за твоё гостеприимство, да продлит Маниту дни твои и всего твоего племени, заговорил Хас, также с рукой у сердца. По рождению я не индеец, я бледнолицый из далёких краёв, именуемых Россией. Мой отец из племени, именуемого чеченцами, а среди предков моей матери самые разные народы. Мои люди также из разных племён, живущих в России, но все они называют себя русскими. А теперь я принят в клан Волка гордого народа конестога. Волею случая мы попали в края, где ранее обитали конестога, и мы все вместе смогли разбить англичан и их союзников не раз и не два. Но у англичан сладкие речи, их становится всё больше, и они отберут у вас ваши земли, а ваших людей кого поубивают, кто умрёт от принесённых ими болезней, а кого запрут на самых для них бесполезных клочках земли, именуемых резервациями. Наша задача не допустить этого. Пусть русские, микмаки и акадцы живут вместе в мире и согласии. Но, как говорил один наш мудрец, хочешь мира готовься к войне. Пока англичане находятся в Акадии, мира не будет. Мы хотим изгнать англичан из Акадии и мы это сделаем.
Я перевёл, и Китпу начал переговариваться со своими вождями на своём языке. После чего он повернулся к нам и сказал:
Благодарю тебя, Хас, и твоих людей. Мы с радостью поможем вам, чем можем, ибо сам Маниту благословил нас на это, о чём вам расскажет Ткоквеж, и он показал глазами на шамана.
Две луны назад мне пришло видение, заговорил человек в странной короне. Я увидел полчища огромных красных крыс, вышедших из моря на нашу землю. Они набросились сначала на наши огороды, а затем и на нас самих. Мы дрались, как могли, но крысы были сильнее, и их было слишком много. Когда я подумал, что всё уже кончено, из-за другого моря пришла большая лодка с бледнолицыми. Я подумал, что они нас добьют, но они сразу же стали с нами плечом к плечу и погнали крыс обратно в море, перебив их столько, что берега Эпеквитка так мы именуем свой остров стали красными и от их трупов, и от их крови. И я услышал голос Маниту: «Это братья твои из-за далёкого моря, они не причинят моему народу зла, только добро». О чём я и рассказал тогда и Китпу, и другим вождям.
Поэтому мы сделаем всё, о чём вы нас попросите, продолжил уже Китпу. И, если вам нужны воины, наши молодые люди пойдут с вами и с радостью отдадут свои жизни в бою с красными крысами.
Мы будем благодарны за ваших воинов, кивнул Хас. Вот только сначала мы их научим воевать так, чтобы, как сказал один человек, не они отдавали свои жизни, а наши враги. И чтобы крысы навсегда ушли с наших земель. И чтобы здесь ещё много-много лет жили бок о бок микмаки, акадцы и русские.
Тогда, о друзья мои, идём в шалаш, где наши женщины приготовили нам скромный ужин. За ним и обсудим всё, что нам нужно будет сделать в ближайшее время.
11 сентября 1755 года. Форт Босежур
Подполковник армии Его величества короля Великобритании и Ирландии Георга II Роберт Монктон
Мсье Пишон Я еле-еле сумел не скривиться при виде этого толстяка с кривой рожей записного пройдохи. Предатель, он везде предатель. Да, без него мы бы не взяли форт Босежур так быстро именно он подсказал, где именно расположить артиллерию, откуда французы не ожидают нападения, где стоят какие части Но он не нашёл ничего лучшего, чем похвастаться своими заслугами, и теперь дорога к французам ему заказана, и его ценность для нас под очень большим вопросом.
Но я нашёл в себе силу улыбнуться и соврать:
Рад вас видеть.
Мсье ле колонель[21], ответил тот с поклоном. Вы знаете, у меня в Порт-ля-Жуа имеются свои люди.
Не знал, и я посмотрел на человека, прозванного Акадским Иудой, с несколько большим интересом. Расскажите.
Так вот. Седьмого числа в городок пришли корабли из Квебека. Прибыли какие-то вооружённые люди около десятка людей, именующих себя русскими, и около двух рот то ли шотландцев, то ли ирландцев. А ещё какие-то индейцы.
Русские, говоришь Я вспомнил, что именно про русских рассказывали после разгрома при какой-то Мононгахеле, недалеко от форта Дюкень. Интересно, но их всего десяток?
Или чуть больше впрочем, как минимум парочка новоприбывших, вероятно, англичане. По крайней мере, русские общаются с ними именно на этом языке.
Проклятые предатели, вырвалось у меня. Пишон скривился, что меня, конечно, обрадовало, но вслух я лишь сказал:
Я не про вас, я про них. Ну если этих всего, скажем даже, дюжина, плюс какие-то там шотландцы, то почему это должно меня заинтересовать?
Потому, что первым делом они, во-первых, занялись устройством всех местных, особенно беженцев из Акадии.
Ну и зачем им это? Всё равно мы рано или поздно заберём себе и остров Святого Иоанна, и Королевский остров.
Вы совершенно правы, мсье ле колонель. Но есть и во-вторых. Русские объявили о приёме всех желающих и французов, и индейцев в некое новообразованное ополчение. Причём ходят слухи, что целью его является, ни много ни мало, освобождение то ли перешейка Шиньекто, то ли всей Акадии.
Ха-ха-ха, рассмеялся я. Сколько их, ты сказал? Не более дюжины? Плюс какое-то количество сброда то ли из Шотландии, то ли из Ирландии? Ну-ну.
Но русские же помогли французам разгромить Брэддока у Мононгахелы, осторожно заметил Иуда. По крайней мере, об этом только и говорят в форте в последнее время.
Так вот. Человек, которого лягушатники отпустили, рассказал, что этих русских было не менее роты, наверное, даже больше. Впрочем, Брэддок, упокой, Господи, его душу, совершил одну большую ошибку он слишком полагался на колониалов.
Но, мсье, у вас здесь менее трехсот солдат регулярной армии и свыше двух тысяч новоанглийского ополчения И вы, тем не менее, победили при Босежуре после чего форт Гаспаро сдался, а форт Менагуэш сожгли сами французы, когда поняли, что против вас у них нет шансов. И это несмотря на то, что почти вся ваша армия состоит из, как вы выразились, колониалов.
Поговори тут ещё у меня. Сколько у тебя людей в Порт-ля-Жуа?
Двое, мсье. Один из них записался в это ополчение, чтобы держать меня нас в курсе. Вторая как бы это получше объяснить представитель определённой профессии, и именно от неё я получаю самую ценную информацию. Есть и третий он траппер, то появляется в Порт-ля-Жуа, то исчезает, но он мой связной.
Понятно. Ну что ж, Пишон, работай дальше. И держи меня в курсе.
Иуда вышел, а я подумал: «Как бы то ни было, бояться, как мне кажется, нечего. Разве что подойдут дополнительные силы и, в частности, основные силы русских но это произойдёт нескоро. Так что до весеннего таяния льдов ничего не произойдёт».
15 сентября 1755 года. Восточная Акадия.
Жан Прюдомм, бывший рыбак, а ныне «лесной бегун»
С холма, именуемого горой Гаспаро, было хорошо видно пожарище на месте одноимённого села, ещё недавно славившегося разноцветными домами и церковью Святого Николя, покровителя рыбаков, чья стройная, как свечка, колокольня, окрашенная в синий цвет, казалось бы, тянулась к небу. Не горела лишь новая рыбацкая слобода по ту сторону речки Гаспаро до неё отряд англичан-колониалов пока ещё не добрался. Но я знал, что пройдет два-три часа, и дом, который я построил своими руками вон он, на берегу реки, покрашенный дорогой красной краской, вспыхнет, как свечка, а затем рухнет и превратится в груду головёшек. Видите, с другой стороны реки догорает длинное здание коптильни, одно из немногих, построенных из кирпича, а рядом с ним искрится то, что ещё полчаса назад было родительским домом.
Родился я в этом доме двадцать один год назад, в семье коптильщика Анри Прюдомма. Прюдоммов в нашем селении было много кто выращивал пшеницу и ячмень, как мой кузен Мартен, кто, как другой мой кузен, Франсуа, возделывал виноградники вон на тех террасах, с таким трудом когда-то врезанных в склон горы всей роднёй. А мой старший брат, Андре, унаследовал семейную коптильню на берегу реки Гаспаро. Мы же с покойным Анри, моим младшим братом, названным в честь отца, ловили рыбу гаспаро, которую поставляли старшему брату. Надо сказать, что жили мы весьма неплохо Андре был прижимистым с кем угодно, но не с братьями и не с роднёй, и, кроме того, покупал рыбу у других только тогда, когда того, что поставляли мы, не хватало.
Осенью позапрошлого года мы с Анри пошли в залив гаспаро приходит в реку лишь весной, а в остальное время года рыбачить приходилось в море. Время от времени мы видели английские корабли они нас не трогали, а мы их хоть не слишком любили, но ничего поделать не могли. И когда мы заметили английский фрегат, двигающийся по направлению к нам, мы подняли паруса, дабы уйти с его пути. Неожиданно на борту его расцвёл цветок выстрела, ядро разбило наш ялик и убило Анри. Меня же выловили англичане, но это было лишь началом моей эпопеи. Несколько дней подряд меня били, вопрошая, кого мы поджидали в заливе и какие сведения мы должны были передать людям «папистского священника Ле Лутра». Мои заверения в том, что мы всего лишь мирные рыбаки, их не интересовали. В конце концов мне объявили, что меня наутро повесят на рее, и оставили на палубе, привязав к мачте. Часового ко мне не приставили мол, этот не убежит.
Разбудил меня ночной холод в наших краях сентябрьские дни бывают тёплыми, но ночью нередко становится весьма прохладно. Не знаю уж, каким образом я смог распутать узел и на четвереньках добраться до борта. Помню ещё, что я вывалился через планширь и бултыхнулся в море.
Очнулся я абсолютно голым я лежал у примитивного очага, в котором весело пылали дрова, а меня чем-то растирала весьма миловидная молодая индианка. А рядом сидел светловолосый бородатый крепыш лет, наверное, тридцати. Увидев, что я открыл глаза, он произнёс с акцентом уроженца Бретани:
Слава богу! А мы уже почти потеряли надежду
Где я?
У друзей. Это, конечно, если англичане для вас враги.
Теперь да.
Белый заговорил с индианкой на их языке. Меня поразило, сколь мелодичен был её голос, да и сама она была достаточно красива, хоть и непривычной для нас красотой. Через две минуты белый сказал мне:
Как вы себя чувствуете?
Слабовато, но говорить могу.
Хорошо. Нагусет, он показал глазами на индианку, говорит, что вам необходимо поесть. Она приготовила бульон из оленины. А после обеда вы нам расскажете, кто вы и как вы оказались в море.
Выслушав мой рассказ, Жан-Батист так, оказывается, звали белого вздохнул и сказал:
У англичан, судя по всему, была информация, что ночью в заливе должна была состояться встреча. И то, что они приняли вас за нас, спасло нам жизнь. Так что мы в долгу перед вами и перед вашим покойным братом. Но что хотите теперь делать вы?
Вернуться в Гаспаро, наверное
Вы говорили англичанам, как вас зовут?
Говорил
Жан-Батист покачал головой:
Жаль. Ну что ж, давайте сделаем так. Я отправлю в Гаспаро весточку, что вы живы, и узнаю, что там происходит.
Не могли бы вы доставить письмо моей невесте, Анн-Мари Тибодо?
Можете послать ей то, что хотите сказать, на словах.
Вскоре мне принесли весьма неутешительные новости. Мой дом и всё, что мне принадлежало, конфисковали прибывшие накануне английские чиновники. За мою голову была объявлена награда согласно Жану-Батисту (связного я не видел), «за живого или мёртвого». А от невесты мне всё-таки принесли письмо: