У меня за нашу почти пятидесятилетнюю совместную жизнь еще несколько раз были подобные случаи, но, что интересно, я никогда не был виноватым. Всякий раз я находил себе оправдание: обстоятельства были выше меня.
«Выбражала»
Из инженеров особенно я подружился с Григорием, он был старше меня на восемь лет, хороший мужик, умный, но пил. Я иногда составлял ему компанию, и были случаи, когда я приходил к моей «выбражале» немного под хмельком. И нарвался. Из доброй милой девочки она превратилась в фурию. «Не смей, кричала она, приходить ко мне даже с запахом пива!» Топала ногами, махала руками, глаза сверкали, но меня успокаивало то, что кричала: «Не уходи совсем, а не приходи, если» В общем, нагнала на меня страху на всю оставшуюся жизнь.
Через пару месяцев сидели мы с Григорием в «штанах» так называлась наша забегаловка. Хорошо поддали, и он мне говорит: «Завербуюсь радистом на Диксон, попробую там бросить пить, а на тебя перепишу свою комнату». Я не придал этому значения: по пьянке чего только не наговоришь! Какая могла быть переписка, когда в цехе очередь на жильё была порядка 270 человек, а в год давали 2025 квартир. Многие мои товарищи жили на частных квартирах с печным отоплением и с удобствами во дворе. А он собирался переписать на меня свое жилье в доме гостиничного типа с жилой площадью восемь квадратных метров, с небольшой кухонькой и туалетом. Не знаю, как он уговорил профком отдать ее сопляку, но мне на нее дали ордер.
Так я стал квартировладельцем. Купили мы Григорию теплую одежду, и уехал он радистом на Диксон. И вот уже 50 лет от него ни слуху ни духу.
А время шло. Женился на «выбражале», родилась дочь. Отпраздновали победу над канадскими профессионалами. Воодушевились кинофильмом «Семнадцать мгновений весны». Свозили восьмимесячную дочь на Дальний Восток на показ родителям. И многое, многое другое.
Перегородил я комнату ширмой, в одной половине спали мы с женой, а в другой дочь с котом. Правда, у Галиных родителей была трехкомнатная квартира, а она была их единственным ребенком. Родители ее любили, а меня терпели. Лично я был согласен постоянно жить у тещи, но молодой жене все время хотелось самостоятельности. Назревала жилищная проблема.
В нашем городе, чтобы получить отдельную, по составу семьи, квартиру, необходимо было отработать пятнадцать семнадцать лет. Правда, исключения были. Я был знаком с парнями чуть постарше меня: сыном начальника Главульяновскстроя, зятем районного прокурора, племянником заместителя директора завода, так они смолоду имели благоустроенные квартиры. У зятя прокурора я бывал в квартире, так у него был проведен даже телефон. Вот именно даже! Простые смертные стояли в очереди на установку аппарата кто двадцать лет, кто тридцать, а большинству и жизни не хватало. В нашем цехе высший разряд регулировщика был пятый, а у зятя прокурора персональный шестой. А вообще он был хороший, компанейский, хваткий мужик. Царствие ему Небесное!
Наконец пошли наши «Шилки» за рубеж, к друзьям в Европу и союзникам в Северную Африку. И поехали мои друзья-товарищи за границу. Доложу я вам выгодное дело. Два-три месяца в Египте или Ливии и если не «Волга», то «Москвич» обязательно. Критерий отбора был такой: инженер, член партии и «вась-вась» с начальством. Я тоже старался попасть под эту установку: шустрил в комсомоле, подмазывался к партии, получил высший рабочий разряд, министерское звание «Лучший по профессии», чтил начальство. Получил заверение, что по окончании института буду немедленно переведен инженером.
Заметно прибавил мне энтузиазма один случай. Однажды раньше срока из командировки к арабам вернулся один из моих товарищей. Уехал он от них вроде бы со скандалом: американцы установили на «Фантом» оборудование, которое при обнаружении самолета локатором «Шилки» немедленно пускало по лучу локатора ракету, если не ошибаюсь, «Шрайк». Арабы об этом узнали, и, как только начинался боевой налет, все экипажи талдычили по рации: «Не вижу цели. Не вижу цели». Потом разобрались: они выключали высокое напряжение. В сердцах, что эти «вояки» дискредитируют нашу технику, наш человек сел на место оператора поиска и сбил «Фантом». Как я уже говорил, оттуда его убрали с треском, а здесь наградили орденом. «Дела думал я. Сугубо гражданский человек сбил самолет, а я, профессионал в этом деле, поеду, собью парочку Фантомов и, вместо ордена, попрошу дать мне квартиру». Шучу. Была мысль купить на заработанные деньги кооперативную квартиру. Но душа протестовала против этого варианта: «Ты хочешь купить квартиру, а другие получают бесплатно!»
По большому счету, вся дальнейшая жизнь убедила меня в том, что у нас в стране считается чуть ли не дурным тоном покупать то, что можно взять бесплатно на работе.
А время шло. В начале лета семьдесят четвертого года я должен был защитить дипломный проект и в мыслях уже готовился к загранкомандировке. Но моя излишняя самонадеянность и наивность сыграли со мной злую шутку: окончательную регулировку «Шилок» для передачи ее военным мы делали на заводском полигоне, который располагался в десяти километрах от города. После окончания ночной смены мы не сразу уезжали домой, а ждали прибытия первой смены. Это всех очень возмущало. На профсоюзном собрании в декабре 1973 года я сдуру вышел на трибуну и раскритиковал за это начальника цеха. Я ожидал, что меня массово поддержат, но никто не подал голос, все промолчали. И все стена: начальник цеха в упор не видит, профсоюз и партком тоже игнорируют. «А что ты хочешь? сказали мне. Профсоюзник это его свояк, а парторг друган». Даже сослуживцы, если рядом были прихлебатели начальника, воротили глаза в сторону. А как по-другому: на кону стояла заграничная командировка.
Один Миша Куперман, вне зависимости от обстоятельств, был по-прежнему доброжелательно настроен ко мне. Мне кажется, он даже этим бравировал.
Закончил институт, а о переводе на инженерную должность уже никто и не заикался. Все мои планы рухнули, полная «непрохонжа». Продолжал по инерции работать. И снова произошло событие, определившее мою дальнейшую жизнь.
В мае тысяча девятьсот семьдесят пятого года в соседнем цехе был организован участок по изготовлению опытного образца зенитно-ракетного комплекса. Это был шанс. Глядишь, там и квартиру дадут. Написал я заявление на имя начальника того цеха, куда я хотел перейти, получил положительную визу, а получить «добро» от нашего начальника не вопрос. Но здесь его снимают, новым начальником становится один из наших начальников участков. Через полтора десятка лет он станет директором завода. Подходит ко мне: «Извини, Костя, что так получилось. Переводим тебя инженером, и если хочешь, то отправим вместе с семьей на два года в ГДР». Но здесь меня заклинило. «Спасибо, Толя. Но у меня другие планы», сказал я.
Целый месяц я оформлял перевод: то нет одной подписи, то другой, то кто-то против. В общем, мура. Наконец все оформил и получил допуск в новый цех.
На площадях этого цеха глухим четырехметровым металлическим забором выгородили приличную территорию, и стали мы изучать техническую документацию на это изделие. Перезнакомился со всеми. Нас оказалось несколько человек с жилищными проблемами, довольно часто мы обсуждали наши перспективы.
Однажды один инженер, сын начальника Главульяновскстроя, под большим секретом поведал мне, что принято решение строить в Ульяновске Авиационно-промышленный комплекс, который заткнет за пояс «Боинг» и «Аэрбас», вместе взятые. Так и сказал «вместе взятые». Стройка вот-вот должна начаться, и первым строителям в течение двух лет обещают дать квартиры. Загорелся я этой идеей и поставил перед собой задачу попасть в первые ряды строителей. Пошел к начальнику цеха, объяснил ему ситуацию:
Согласен безвылазно работать на стройке, на сельхозработах в общем, хоть где, но я должен уволиться в один день, сказал я ему.
Понятливый оказался мужик.
Хорошо, сказал он.
Спасибо ему не подвел. В середине июня послали меня в колхоз на сенокос. Название колхоза забыл, а деревня называлась Суходол. У председателя этого колхоза была фамилия редкой красоты Краличкин. Обратил я внимание на большую груду трубчатых металлических конструкций.
Что это? спросил я одного мужика. А, голландские станки для свиноматок.
Подошел к председателю колхоза.
Давай я их соберу.
А сможешь?
Попробую, говорю.
Договорились мы с ним о цене работы. Выделили мне телегу, лошадь, показали, как ее запрягать. И стал я подвозить на телеге железки к свинарнику и собирать в нем станки. Закончился срок моей командировки, поехал на завод.
Согласен отработать еще один срок, обрадовал я начальство.
Молодец! похвалили меня. Давай продолжай.
Рядом со свинарником бригада армян строила коровник. Если я работал без выходных от рассвета до заката, то они не особо переутруждались. И каждое воскресенье всей компанией ездили в город, в ресторан, расслабляться.
Зачем связался с шабашниками? спросил я председателя. Что, не мог по округе своих мужиков найти?
Нельзя, говорит. Только армянам разрешается так работать.
Ну а государственные строительные организации? пытал я его.
Да ну их, отмахнулся он.
Закончил я все дела, сдал председателю работу. Он поднял с пола обрывок газеты, оторвал кусочек и начертал: «Маша! Отдай ему пятьсот рублей». Поблагодарил я председателя, и навсегда мы расстались. Получил в колхозной кассе деньги, и вечером с дядей Сережей мы это дело отметили. Дядя Сережа был механизатором широкого профиля в колхозе, и я у него квартировался. Встал рано утром, чтобы успеть на утренний автобус.
Вставай, дядя Сережа, начал теребить я его. Сейчас парторг примчится.
Да, ну его в .! отмахивался он.
Этот парторг был интересной личностью. Целый день в домашних тапочках, на босую ногу, на раздолбанном «Москвиче» мотался он по полям и фермам колхоза, воодушевляя колхозников на героический труд.
Больше из города я никуда не уезжал и каждый день терзал своего информатора: «Ну когда же, когда?» И как-то утром он опередил меня новостью: «Там-то и там-то открылся отдел кадров». Лечу туда. Большая вывеска «Авиационно промышленный комплекс, трест-площадка 2, Отдел кадров». Зашел в здание, спрашиваю, что и когда. «Да, прием будет. Но когда начнется, не знаем. Следите за объявлениями Да, квартиры будут давать в течение двух лет». Голова кружилась от такой перспективы! Я каждый день ездил туда, так сказать, отслеживал обстановку. И вот свершилось! «Двадцать восьмого августа тысяча девятьсот семьдесят пятого года начинается прием строителей», гласило объявление. В один день рассчитываюсь на заводе и рано утром я у отдела кадров.
Уже через полчаса там собралась приличная толпа соискателей, среди которых были токарь, железнодорожник, учитель труда, электромонтер и т. д. Ходили слухи, что отбор будет очень строгий, будут выяснять всю подноготную. Парень, который толкался рядом со мной, сильно нервничал. «Я же не виноват, что у меня брат сидит в тюрьме, я же не отвечаю за него», исповедовался он мне. «Конечно, не отвечаешь!» успокаивал я. Потом мы оказались с ним в одной учебной группе. Звали его Яша Альтман. Рано он умер Царствие ему небесное.
У меня тоже была проблема: военно-учетный стол моментально вписал мне в военный билет строку о получении высшего образования. Я опасался, что с таким «компроматом» меня не примут на ставку рабочего: какой из радиоконструктора строитель! Не знаю, откуда у меня появились повадки фокусника, но я крутил военный билет перед кадровичкой и так и этак, вырывал его из ее рук, объяснял ей, что я закончил службу сержантом, что в армии мне приходилось часто заниматься строительством. На ее лице можно было прочесть: «За что мне выпало работать с такими придурками!»
Так всё начиналось
К счастью, «компрометирующую» меня запись она не заметила. «Пойдешь учиться на каменщика», вынесла она свой вердикт. Вот так-то: в двадцать девять лет ученик каменщика. «Большущее вам спасибо», искренне поблагодарил я ее. Первый шаг к квартире был сделан.
В учебном комбинате Главка нас немного теоретически и практически подучили, присвоили низшие разряды каменщиков и ввиду того, что в тресте не было достаточного объема работ, раскидали набираться ума по всему Главку.
Ну, доложу вам, специальность аховая. Ладно, летом под солнцем плохо, но терпимо. А зимой на морозе, да еще с ветром, это убийство. Особенно тяжело было новичкам. В обязанности опытного каменщика входило выложить наружный участок стены и завести угол. А наш брат должен был подать ему кирпич и раствор, выложить внутренний участок стены, сделать забутовку стены, расшить швы и многое другое. Многие, кто застревал на такой работе, к пятидесяти годам становились инвалидами. Основная проблема спина. После работы я приходил домой никакой. Ужинал, плюхался в кресло, а ночью перебирался на кровать. Влип я в авантюру. Я бы, может быть, все бросил и ушел на завод, но было стыдно: уходил-то я с завода почти что «героем».
Кто-то скажет: «Но ведь были же какие-то ограничения на работу в связи с погодными условиями». Были. Пожалуйста, не работай, но весь рабочий день сиди в прокуренной бытовке и получай тридцать семь с половиной процентов от тарифа. Это порядка двух рублей. А как кормить семью? Поэтому в мою бытность, когда я был каменщиком, не было дня, чтобы мы не работали.
С лета семьдесят шестого года нас постепенно стали собирать в трест. И решил я перейти в бетонщики. Работать стало еще тяжелее, но хотя бы на земле, а не на стене. Пока не был построен свой завод, бетон везли издалека, и он до того уплотнялся, что, когда самосвал поднимал кузов, бетон из него не вываливался. Приходилось до посинения, стоя на раме автомобиля, стучать кувалдой по днищу кузова, чтобы бетон наконец скатился в бадью. Стучишь и думаешь: «Не дай Бог, если откажет гидравлика и кузов камнем пойдет вниз!» Потом бетон надо было раскидать лопатами внутри опалубки и уплотнить вибраторами. Так и хлюпали в резиновых сапогах по бетонной жиже целый день.
Мало-помалу втянулся в эту жизнь. По крайней мере, физически меня она уже не тяготила. Назначили меня бригадиром плотников-бетонщиков. В строительном бардаке специализированные бригады сильно зависят от смежников и поставщиков материалов. Убедил я начальника управления на основе моей бригады создать комплексную бригаду. Взял несколько человек каменщиков, несколько монтажников железобетонных конструкций и трех электросварщиков, и стали мы строить объекты с нуля: устройство фундаментов, монтаж железобетонных и стальных конструкций, кирпичная кладка. Дела пошли гораздо лучше. И значительно возросли заработки. К нам стали приезжать корреспонденты, о нас стали писать газеты. В честь шестидесятилетия Великой Октябрьской социалистической революции я был признан победителем социалистического соревнования и награжден знаком «Победитель социалистического соревнования» в 1977 году. Уже через много-много лет эта «висюлька» дала мне право стать Ветераном труда государственного значения. Вот бестолковщина! Можно было всю жизнь долго и тяжело проработать, но, не имея какого-нибудь значка, не стать Ветераном труда. А можно было всю жизнь протирать штаны в какой-нибудь конторе, но иметь значок типа «Пятьдесят лет военному флоту», и получить звание Ветеран труда.
Прошло больше двух лет, а квартир нам не давали. «Ничего, утешал я себя, у нас все делается с опозданием». Мы с женой постарались и родили еще одного ребенка, на этот раз мальчика. Если при двух однополых детях за трехкомнатную квартиру приходилось вести войну, то при разнополых трехкомнатная квартира давалась однозначно.