Мы с Зили нашли сестер в гостиной. Из-за жары они находились в разной степени обнаженности их длинные белые руки и ноги были вытянуты вдоль диванов, а тонкие пальцы накручивали пряди темных волос. Их шеи, похожие на белые цилиндры, были вытянуты, а головы покоились на бархатных подушках и ручках диванов; в такую погоду каждое движение давалось с трудом. В комнате было душно, но запах пота, распространявшийся от них, меня не смущал. Я смотрела на них как завороженная, на всех четырех, томных и красивых, как лебеди в трясине.
Через какое-то время они заметили, что мы стоим в дверях.
Наши малышки пришли, сказала Розалинда своим скрипучим голосом, по тембру напоминавшим пчелиный гул. Она на секунду подняла голову, посмотрела нас с Зили и вновь опустилась на подушку, упиравшуюся в ручку дивана.
Закройте дверь, зайки. А то еще заглянет кто.
Боже, ну и вид у вас, испуганно сказала Эстер, взглянув на нас с Зили. Чем это вы занимались после церкви?
Она лежала на диване напротив Розалинды, их щиколотки были переплетены. На полу был открыт путеводитель Бедекера по Парижу с загнутыми страницами, отмечавшими места предстоящей поездки Эстер и морского существа в медовый месяц.
Что же с вами будет, когда я уеду? спросила она, не отрывая щеки от ручки дивана.
Ты еще не уехала и только посмотри на них, сказала Дафни. Совсем одичали. Она откинулась на спинку своего дивана; на коленях у нее была одна из тех мрачных книг в мягкой обложке, которые она вечно читала: «Дьяволица» или «Грех на колесах».
Когда я уеду, вы должны последить за ними, сказала Эстер Розалинде, Калле и Дафни. Все вы!
Калла, свернувшаяся калачиком в кресле у камина и безучастно смотревшая в окно, неохотно повернулась и взглянула на нас с Зили.
Не так уж плохо они выглядят, сказала она и вновь отвернулась к окну.
В этом-то и проблема, сказала Эстер. Вы ничего не замечаете.
Мы замечаем, ответила Дафни. Просто нам все равно.
Розалинда села и жестом подозвала меня к себе. Я оставила Зили у двери и осторожно села на подушку, волнуясь, не испачкаю ли я ее кровью, но не решаясь спросить об этом. Розалинда потянула за ленту и распустила хвост, в который были убраны мои средней длины волосы. Она попыталась было распутать их, подергала пару прядей, потянула за узел, а потом со вздохом опустила руки.
Проще отрезать это все, сказала она, откидываясь назад.
Рози, что ты будешь делать, когда выйдешь замуж? спросила Эстер, садясь, чтобы освободить место для Зили. У тебя дети будут? Или ты забыла об этом?
Розалинда задумалась.
У меня будет дочка, очень воспитанная. Только одна. А если окажется, что материнство это не для меня, я положу ее в корзинку и оставлю на чьем-нибудь пороге.
Ужасно даже шутить об этом! сказала Эстер. Ну ты и скажешь иногда, Рози!
Вот бы мама с нами так поступила, сказала Дафни.
Интересная мысль, отозвалась Калла, задумавшись. Можно попытаться представить, какая судьба нас бы ждала.
Мне не нравились разговоры о замужестве, детях и судьбе. Мало того что Эстер уезжает, так еще думать о том, что однажды уедет и Розалинда!
Я не хочу, чтобы ты тоже выходила замуж, сказала я Розалинде, прижавшись к ее влажной руке, которой она тут же меня обняла. Эстер месяцами наполняла сундуки, стоявшие в холле, «ее приданое», как она сама говорила. Когда она наконец закончила, их увезли.
Не выходить замуж? И остаться в этом доме навсегда? Нет, благодарю вас. Розалинда взяла со стола бокал с лимонадом и приложила его к щеке. Из этого дома есть лишь один выход, девочки. Наша Эстер покидает его первой, но и я здесь не задержусь.
Правда? спросила Дафни. И как его зовут?
Пока не знаю, ответила Розалинда, прикусывая нижнюю губу. Но следующим летом меня здесь уже не будет, помяните мое слово. Мне все равно, кем он окажется. Она повернулась к Дафни. А ты, Даф? Каким будет мужчина, за которого ты выйдешь замуж?
Как насчет «никаким»? ответила она, обменявшись взглядами с Розалиндой.
Замужество это такая скука, заметила Калла. И в каком-то смысле трагедия. Взять хотя бы нашу мать.
Наша мать была трагичной и до свадьбы, сказала Розалинда.
Да, но замужество уж точно делу не помогло. Калла взяла со стола блокнот и карандаш. Бедная женщина ее утроба, должно быть, искромсана, как капуста. Задумайтесь хотя бы на секунду о том, какому разрушению подвергается тело женщины в течение жизни и какому разрушению подвергается ее душа и все ради чего? Чтобы сохранить человеческую расу? А ведь всего несколько лет назад человечество едва не стерло себя с лица земли. Она с отвращением покачала головой и записала что-то в блокнот.
Ну надо же, сказала Эстер под смех Дафни. Ты предполагаешь, что после свадьбы со мной произойдет именно это, Калла? Полное разрушение?
Калла подняла глаза и задумчиво постучала карандашом по подлокотнику.
Возможно, ответила она без каких-либо эмоций и продолжила писать.
Эстер выглядела подавленной, и Розалинда поспешила на помощь.
Не обращай на них внимания, Эстер, дорогая. Это они исходят желчью от зависти.
Я покрутила кольца на пальцах Розалинды топаз на одном пальце, коралловая камея на другом. Сначала Эстер, потом Розалинда все они рано или поздно оставят этот дом. Я уже видела, как это будет: мы с Зили одни в доме родителей, тишина в девичьем крыле, пустые спальни, унылые обеды.
Ужасно быть самой младшей!
Второй самой младшей, поправила меня Зили, не желая отказываться от места в конце «хвоста». Я ухватилась за коралловую камею и стянула ее с костяшки пальца Розалинды, прежде чем она выдернула палец из моих рук.
Не так уж это и плохо, сказала она, возвращая кольцо на место. Когда мы состаримся, вы с Зили все еще будете молодыми моложе нас, по крайней мере.
Не хочу быть моложе.
Ну же, это неразумно, сказала Розалинда.
Зили поднялась с дивана и взяла с каминной полки павлинье перо, стоявшее в вазе. Держа его перед собой, она стала обмахивать нас, как веером; его зеленовато-синий глаз гипнотически покачивался.
Им нужна няня, сказала Эстер, разглядывая Зили, ее влажное платье, ее сандалии и ноги, испачканные в грязи.
Ни в коем случае, ответила Дафни. Отец приведет сюда очередную ирландскую командиршу, которая почему-то будет считать, что может говорить мне, что я должна делать. А мне не нужно, чтобы за мной присматривали.
И мне не нужно, сказала Калла, пока Зили продолжала обдувать нас пером. Наша последняя няня сбежала много лет назад, и с тех пор нам никого больше не нанимали.
Ну кто-то же должен последить за ними после моего отъезда, сказала Эстер.
Вообще-то у них есть мать, сказала Розалин-да, и старшие девочки, включая Эстер, громко рассмеялись.
5
Мама считала, что в нашем доме водятся привидения. Над ней посмеивались и поэтому тоже. Она много раз рассказывала нам, что в тот день, когда она впервые вошла в «свадебный торт», от него повеяло холодом дома, за который заплачено смертью. Она слышала голоса. Видела фигуры. Она всегда верила в привидения, с самого детства, верила в них еще до того, как встретила моего отца и стала его женой. С первых дней замужества она была уверена, что в «свадебном торте» живут духи, которые хотят говорить с ней, и только с ней.
За этот дом и правда заплачено смертью, с этим не поспоришь. Наш отец унаследовал его от своего отца, а его отец построил его в 1870-х годах на деньги, заработанные во время Гражданской войны. Собственно, так наша семья и обогащалась: война, убийства, суициды, забой скота. И как бы жутко это ни звучало, винтовка Чэпела остается почитаемой иконой Америки, и у отца есть фотографии, на которых он позирует с генералом Джоном Першингом и президентом Франклином Рузвельтом. Оружейный завод Чэпела находится недалеко от нашего города. Он давал рабочие места сотням людей в мирное время и тысячам во время войны. Если рабочие не могли себе позволить жить рядом, их привозили сюда на автобусах из других городов, а затем увозили обратно каждый день, в четыре часа.
Завод Чэпела производил продукцию, которая была востребована во всем мире, и этим местные жители очень гордились. Во время войны женщины из Беллфлауэр-виллидж работали на заводе, и выпущенные с их помощью винтовки вооружали войска в странах Европы и Тихоокеанского региона, где они применялись против нацистов и японских солдат.
Но моя мать была не такой, как все. Для нее завод Чэпела и производимое им оружие бросало тень на весь Беллфлауэр-виллидж тень морального осквернения. Девочкой я не понимала, почему Белинда так ненавидит оружие; как и сестры, я находила это крайне странным и даже постыдным. Она не гордилась завоеваниями Чэпелов выигранными войнами, захваченными территориями, когда все вокруг, казалось бы, гордились.
Она практически не принимала участия в жизни местного общества, ее нельзя было увидеть днем на Мейнстрит, куда наведывались женщины ее класса, чтобы приобрести что-нибудь для дома и посидеть за кофе с эклерами. В «свадебном торте» можно было жить, как на необитаемом острове. Не исключено, что в этом, отчасти, и заключалась проблема («проблема!», когда дело касалось мамы, мы всегда пытались найти первопричину проблемы, а это было бесполезно, уж сейчас-то я должна это понимать). Из нашего дома невозможно было разглядеть жизнь вокруг даже через бинокль. Белинда заявляла, что ненавидит «свадебный торт», но при этом почти никогда его не покидала, замуровав себя внутри, без связи с остальным миром. В своем длинном белом платье она прогуливалась по коридорам своего собственного мира мира дочерей, цветов и призраков.
Еще в детстве я видела, что с мамой что-то не так, но не понимала, что именно. Я предполагала, что другие матери не просыпаются по ночам, как наша, утверждая, что видели или слышали призрака. Я предполагала, что они не проводят все утро за своим дневником, описывая встречи с этими призраками. Родные не верили ее рассказам, поэтому она записывала их в блокнот примерно такой же, в каком я сейчас пишу.
Я удивлялась, почему она не может быть нормальной, почему не может отвозить нас в школу, как другие матери, почему не ждет нас вместе с остальными родителями у школьной калитки после занятий в цветном платье с сумочкой и туфельками в тон, с безупречно завитыми волосами. Только вот в школу она никогда не приходила, да и была значительно старше матерей моих одноклассниц и выше, под метр семьдесят пять. (Вы представляли ее маленькой? Нет, маленькой она не была.) Худощавая, вытянутая в своем белом платье, с копной светлых волос, она издалека была похожа на ватную палочку.
Никто из нас не верил ее рассказам, поэтому привидения нас не пугали. Нас больше пугала Белинда и сила ее воображения; мы все жалели ее отец, сестры и я. Нам казалось, что это не дом населен призраками, а сама Белинда. Я выросла с мыслью о том, что наша мама одержима, а поскольку мы с сестрами по очереди жили внутри нее в течение девяти месяцев, я спрашивала себя, не одержимы ли и мы тоже.
6
Готовясь к жизни в пригороде Нью-Йорка и предстоящей роли домохозяйки, в тот вечер Эстер решила приготовить нам семейный ужин. Миссис ОКоннор отправили домой, а от мамы какой-либо поддержки ожидать не приходилось: она не принимала никакого участия в подготовке старшей дочери к замужней жизни.
За неимением лучшего Эстер прибегла к помощи новой кулинарной книги Бетти Крокер, которую миссис ОКоннор окрестила «гадкой вещицей». Выбор пал на ростбиф с картофельным пюре и стручковой фасолью. Это было несколько чересчур для нее, тем более в знойный летний вечер, но было воскресенье, и отец ждал воскресного ужина.
Казалось, что Эстер не имеет ни малейшего представления о том, что делает. Розалинда, обещавшая помочь, куда-то испарилась.
Это просто катастрофа, сказала Эстер, не обращаясь ни к кому в особенности и промокая лоб кухонным полотенцем. Получив строгое указание не мешаться, мы с Зили сидели за столом и наблюдали за процессом.
Пробыв в своей комнате намного дольше, чем того требовали освежающие процедуры, за которыми она отправилась, Розалинда наконец соизволила появиться.
Я смотрю, после моего ухода дела пришли в полнейший упадок, сказала она с порога.
Тебя не было целую вечность!
Правда? Ах, простите. ответила Розалинда. В мое отсутствие ты умудрилась измазать картофельным пюре это драгоценное личико.
Потрясенная беспорядком на кухне и взъерошенным видом Эстер, Розалинда взяла ее под руку и подвела к раковине, чтобы помочь ей умыться.
Не пойму, готов ли ростбиф, сказала Эстер, вытирая руки новым полотенцем.
Меня можешь не спрашивать. Розалинда взбила свои темные волнистые волосы: у нее была стрижка «под пажа», которую ей прошлым вечером подровняла Эстер. Боковые пряди были чуть забраны назад и закреплены черепаховыми гребнями, открывая крошечные серьги-кольца. Она взяла бутылку холодного пива, купленного для отца, и сделала большой глоток, после чего быстро потрясла головой, словно приободренная.
Вызываем миссис О?
Я должна справиться сама. В нашем с Мэтью доме никакой миссис ОКоннор не будет.
Да уж надеюсь, что нет, сказала Розалинда. Не очень бы вам было весело, правда, девочки?
Розалинда была пузырьками и пеной нашей семьи все остальные в сравнении с ней тихонько плавали на дне бокала. Она единственная из нас несла в себе проблески оружейного наследия. Я часто размышляю, какой Розалинда могла бы стать, родись она в другой семье. Так и вижу, как она пилотирует какой-нибудь «Ласкомб-10», совершая пируэты над Атлантикой, или летит на воздушном шаре над полем красных маков на юге Франции, или покоряет снежные Анды. Почему-то я редко представляю ее на земле. Казалось, что с нами она лишь растрачивает себя понапрасну, темпераментная и кипучая, запертая в леденящем сумраке «свадебного торта», единственный выход из которого для нее брак.
Розалинда открыла духовку, чтобы проверить ростбиф, и повернулась к нам за спиной Эстер с выражением безмолвного «а-а-а!».
Этот бедняга какой-то совсем черный. Это что, дым? Розалинда закашлялась и отпрянула от духовки, ладонью отгоняя дым от лица. Эстер, вооружившись прихватками, достала жаровню из духовки и водрузила ее на плиту.
О нет, сказала она, чуть не плача. Ростбиф сгорел!
Уверена, что внутри оно нормальное. Розалин-да поскребла обуглившуюся корочку мяса своими ярко-красными ногтями.
Выше голову! сказала она, положив руку на плечо Эстер. Ты же не хочешь, чтобы твой будущий муж видел тебя в таком состоянии, вернувшись с работы?
Нет, конечно. Но должна же я научиться готовить, чтобы кормить его.
Да господи, он же не немецкая овчарка, ответила Розалинда. Послушай, он как-то дожил до своего нынешнего возраста сколько ему, тридцать? Этот человек бомбил Токио, в конце концов! Он переживет и подгоревший ростбиф, и подгоревшую курицу, и все то, что там у тебя подгорит в будущем.
Эстер беспомощно оглядела потерпевшую крушение кухню, разбросанные вокруг миски, клокочущие кастрюли на плите, из которых выплескивалась вода и валил пар.
Здесь главное контролировать свою реакцию, продолжала утешать ее Розалинда. Что в такой ситуации сделала бы Кэтрин Хепберн? Посмеялась бы над этим всем с коктейлем в руке.
Кэтрин Хепберн? Роззи, ты не помогаешь. Эстер снова стала мять картошку, а Розалинда, образумившись, принялась выкладывать лежавшие на противне булочки в хлебную корзинку.
Отличные булочки, сказала она, понюхав одну. Молодец!
Их сделала миссис ОКоннор, сказала Эстер, не поднимая глаз от миски.
Ах вот оно что. Розалинда повернулась к нам с Зили и одними губами произнесла «упс».