Татьяна Чекасина
Чистый бор. Повесть
© Татьяна Чекасина, 1983
© Спорт и Культура, 2023
Об авторе
Татьяна Чекасина в литературе работает давно и на очень высоком уровне. Но повесть «Чистый бор» стоит немного особняком от других произведений писателя. Это не урбанистическая, рубленая проза, экспрессивная и мощная, какая присуща этому автору. Здесь можно заметить мягкость, неторопливость деревенской прозы. Персонажи вообще не такие, какими наполнена современная бульварная коммерческая литература. Это типичные персонажи русской классической традиционной прозы, построенной на великих человеческих ценностях, которые соответствовали социальному строю, характерны для периода советской власти. Именно этот временной период и описан в повести «Чистый бор» со всеми его достоинствами и недостатками.
Глава первая
Человека этого никто не заметил. Но он и не хотел, чтобы его кто-то заметил, да остановил и отговорил. Он шёл уверенно, будто цель, к которой приближался, была элементарной. Но, свернув на кривую тропу, начал выглядывать того, кто бы его отговорил. Ни души на улице, далее тупик с вагонами. И куда идти в улицу или в тупик?
Пошёл улицей, на дороге навоз: у столовой лошадь, впряжённая в телегу, на которой ничего нет. Дверь в кухню открывается: возница с пустой тарой. Нагромоздив у крыльца, охлопал от заноз рукавицы и нет его. Человек ждал этого. Воровато ухватив один ящик, метнулся к тупику.
Вагоны лязгнули. То, что хотел решить днём, решил. И вот он между двумя пакгаузами. Уголок мал, но ящик входит. Встав на него, вытянув из брюк ремень, ловко набросил на крюк водостока. Перед ним грубо выкрашенная белым стенка уборной. Отвернулся. И ничего не увидел, кроме поезда с брёвнами; никакой надежды, что сдвинется и откроет просвет. Просвета не было.
С недоумением услышал гудок подъёмного крана. Не гудок, стон. И вдруг из громкоговорителя:
« Будет людям счастье,счастье на века,у советской властисила велика!»Человек сунул голову в петлю, шапка упала. Какие-то мгновения, и он не на земле, а над землёй, рядом оттолкнутый ногами ящик.
Срочный вызов (Шрамков)
Звонок непонятный: «для решения вопроса» Помехи на линии, как вой ветра, но уловил: «чтобы не прерывать процесс». Крикнул: «Буду!»
Он отвёз в Надеждинск Ираиду с надеждой: там и без него в курсе, как её лечить.
Мастера нет в кабинете, в приёмной кивают:
у директора.
Мне только заявление
Секретарь давит кнопку на селекторе:
Леонид Сидорович, тут Шрамков
Из динамика:
Пусть войдёт
Такая моментальная реакция немного удивляет. Войдя, здоровается с обоими: и с директором Паршиным, и с мастером Позднышевым.
Николай, хотим тебя отправить в командировку. Ехать завтра.
Спасибо, но я не могу. Вот заявление. И о больнице.
Жаль, директору и вправду жаль.
Выйдя из конторы, сел в автобус, где только его не хватало.
Заболела жена в том году в январе. А в мае
Не хотелось думать про май. Он не дома, с другой женщиной, а в это время в Улымской больнице останавливают Ираиде кровотечение.
Летом никаких недомоганий. В октябре вдвоём за клюквой на мотоцикле. Вдруг опять температура. Рекомендованные в больнице пилюли районные медики отменяют, назначают другие. Нормально, только устаёт. Но в январе боль, неутихающая, направление в город Надеждинск.
Один тип с улицы Вертолётной бьёт бабу. Другой ни разу дров не приволок, жена у него худенькая, Ираидиных лет, не болеет. Из-за двойняшек? У них родились две девочки. Но пять лет никаких недугов. Работает она не на лесоповале, как многие женщины у них в Улыме, а в конторе.
Петро-ович! Обед!
Выход из чащи на широкую прогалину. Это место в тайге именуют «верхним складом», от верховьев рек, по которым сплавляют лес. В Улыме, как и на многих таких предприятиях, реки нет, вывозка идёт автомобилями, а названия сохранились.
Автобус с едой. Кастрюли тащат в открытую дверь вагончика. Повариха Зойка, накрашенная так, будто не с обедом в тайгу, а на танцы с кавалером, греет на плите первое и второе. Едят неторопливо
Она уехала.
Шрамков объявляет: завтра они будут без него. Говорит о работе, делая вид, что больницы каждый день.
Хоть бы намекнули причину, не выдерживает Евдокия.
Да в том-то и дело! подхватывает он. «Надо решить один вопрос». Но как со мной решать медицинские вопросы?
Это врач так выразился о «вопросе»? Илья Горячевский, добрый молодец (играл в фильме на коне и в гренадёрском мундире).
Около пяти лет он в Улыме. Как лето, берёт двойной отпуск и в театральное училище. Но не берут пока. Во время службы в армии он и угодил в кино, в батальную сцену. До армии жил в Горьковской области. Тот леспромхоз закрыли, и отправился Илья на заработки. Он нанимает в городе репетиторов. Выправил горьковское «окающее» произношение. Вокальные данные тренирует. Но эта карьера на уровне районной самодеятельности, тут имеет успех.
Гиппократы! Неграмотные! Гришка Сотник, в принципе, доволен их откровенным общением.
«чтобы не прерывать процесс», дополняет Шрамков.
Речь идёт, наверное, о согласии на операцию, предположение Тимофеевой.
Видимо, права. Хотя в том году три. Правда, не операции, а «чистки».
О нас не волнуйся, У Гришки Сотника на голове ковыль: молод, но сед.
Его глаза глядят: один на вас, другой на Кавказ, но при этом видит идеально.
Там разберёшься! у Ильи Горячевского неколебимая вера в Николая Шрамкова.
Больница неплохая в Надеждинске, с надеждой напоминает Евдокия Чистякова.
Лицо у неё морщинистое, но розовое. Глаза озерки талой воды, в которых отражается чистое небо. Эта тётка Шрамкову тётя. Он её племянник. И в Улыме оттого, что тут Чистяковы: дядя Архип и тётя Дуня. Архип родной брат матери Николая.
утренним? Деток к нам с вечера.
Спасибо, тётя Дуня.
Поговорив, отдохнув немного, опять к работе. Николая подкрепило участие этих людей. Не так слова, как доброе к нему отношение. А догадка Тимофеевой про операцию может ослабить удар.
Дочка механика Тимофеева, как эту девочку звали в Улыме, когда она была маленькой, и которую стали звать, когда она выросла, девушкой Тимофеевой, как это бывает при весёлых матерях, её антипод.
Её мама медсестра Луиза, не долго горюя по механику Тимофееву, какое-то время весёлая вдова, укатила с художником. Бабы Улыма лишились медицинских услуг (вытравляла зародившихся детей), а клуб оформителя: оформив детсад и столовую, начал контору, да женился на Луизе.
Лет пять назад меняет Шрамков книги, а рядом на барьер конторки дочка Тимофеева выкладывает «Хаджи Мурата». Он читал три раза. Но ему-то тридцать три года в тот год, а юной читательнице тринадцать! Библиотекарь добавляет удивления: школьница давно вне программы штудирует классическую литературу. Когда в библиотеке нет книги, едет в Удельск, в районную библиотеку.
Она хорошая девушка! говорит вслух в тайге наедине.
Бредёт в чащу, держа в руках тихую бензопилу, свистит польскую мелодию, главную в фильме: «Мать Иоанна» (и что-то про ангелов). Девица Тимофеева немного напоминает монашенку из этого фильма.
Работу он выполняет легко, ловко. Он валит корабельные сосны бензопилой, переходя от дерева к дереву.
Другие идут за ним. На сваленных деревьях (называют их тут хлысты) ветки обрубают Евдокия, Генка Голяткин и Тимофеева; Гришка Сотник цепляет тросами к трактору, которым Илья Горячевский отволакивает на площадку к автомашинам.
Рубят на косогоре, делянка так и названа: Косогор. Не удобная.
Они трудятся до конца светового дня (он же рабочий). И автобус увозит их обратно в Улым.
В столовой, где битком одиноких тут парней (и Шрамков, вроде, одинок), выполняет рекомендацию жены: утром оставляет судки, после работы забирает полные. Повариха Зойка утром не болтлива (он торопился), да и днём во время бригадного обеда, вечером тараторит, как «уважает Ираиду Андреевну». Так ли добра эта молодая девица? Или, наоборот, довольна, что с ней нет беды, которая приключилась с уважаемой ею Ираидой Андреевной?
Спасибо, Зоя, ты хорошая, думая о ней немного не так.
Я вам, Николай Петрович, пюре с котлетами, борща вот, но дома подогрейте. Бортовая из Зыряновки с молоком и сметаной, Никитична напекла ватрушек. Тёплые: я укутала, на улице не остынут.
Дома, когда ужинал с детьми, помянул её именно добром: фирменные ватрушки пекаря Никитичны оценены на «ура». К этой еде варенье и соленье, немалый запас.
Детей к Чистяковым.
Не мог долго отключиться, поймал момент, когда из тундры в Улым пришёл ветер, напав на дом завоевателем. Дико гудит в трубах. Снеговая крупа ударяет в стёкла. Тайга у вертолётного поля гудит.
А из вагонного окна видно, как проклюнулось солнце, багровое, маленькое, будто уголёк в холодной печи.
Постыдная болезнь (Луканин)
Ему удалили грыжу в паху, и он потерял уверенность, прекратив быть мужиком. Сделав вид, что обиделся на жену за её не новые упрёки, лёг на маленьком диванчике в большой комнате, глядя, как в окне мигает звёздочка. К докторам и не думает: неудобно о таком! Хирург, который удалил грыжу, рекомендует бросить бензопилу, она нелёгкая. Но Луканин Алексей привык деревья валить, не умея ничего другого.
Выход: на обрубку сучьев. Тюкать маленьким, будто игрушечным топориком. Или в родную деревню Калиново. Солнце там выныривает над рекой, падает в поле, будто там обрыв. Но никакого обрыва нет, поля тянутся далеко, нет им края.
Улым никогда не нравился Луканину. Но в деревне Калиново за девять лет бывал только отца хоронить, потом мать. И вот мечта: уедет, а дочка будет навещать его во время каникул. Там родной дом. В нём полоумный деверь: сестра вышла опять, второй муж нормальный, живут в городе. Но дебил этот тихий, и они как-нибудь поместятся, комнат две, кухня, огород.
Непонятный овраг, на дне тёмная вода. Откуда вода в такой холод? А в ней кто-то гадкий, оттого и вода тёплая! Пробудился, пьёт чистую воду, но гнилью отдаёт[1].
Приехали в тайгу. Входят в тепляк, но эта маленькая темноватая избушка их встречает не теплом, а холодом.
Сторожа нет! вопль Катерины. У других и сторож, и тепло! Наверное, мы одни такие негодящие.
А чё тут сторожить, бензопила под замком, мирно говорит ей Алексей.
А трактор?
Такой вряд ли кто угонит.
Тихо в тайге. Дверь отворяется, и с клубами нового холода и старой матерщины тракторист Иван Микулов.
Не завёлся, растуды его! плюх на лавку у печки, на лицо шапку, готов дремать.
Была бы я мужиком, отремонтировала бы! выкрик Катерины.
Заводской в нём дефехт! глуховато из-под шапки Иван, далее матом.
Пожалей наши уши, Ванькя! тонким голосом его жена Шура.
Катерина вдоволь наоралась: «заработок маленький», сидят в тепляке, «как дураки», а «деньги мимо плывут». Шура Микулова ей подпевает. В Улыме говорят: «У Луканина в бригаде правят бабы». День к концу, автобус. У конторы высадили.
Луканин! на крыльце мастер Позднышев в накинутом полушубке, будто встречает, и велит идти с ним в кабинет директора.
Ну, беда! Сон плохой в руку! Бригаду ликвидируют, их растолкают, кого куда. Катерина кидает на него угрюмый взгляд.
Директора Алексей Луканин иногда видит в конторе, как тот идёт в кабинет или выходит, в автомобиль садится, но чтоб за руку! Ещё невидаль: его отсылают в командировку!
Мастер нахваливает:
Луканин не пьёт, не курит. А что так одет, в ватник Одежда есть у тебя добрая?
Конечно, есть! с обидой.
Катерина в коридоре:
Чё им надо?
а вот то Билет на поезд!
Не пугайся, съездишь!
Её мнение для Луканина намного авторитетней начальственного, ведь Катерина его жена.
Недолгие сборы, и он в станционном домике.
Карабкается на висевшую мимо перрона подножку, и проводница ведёт его, нового пассажира, в отдельное купе. В командировках никогда не бывал. Ехать комфортно. Мимо плывёт тайга. Но и станции, и полустанки Прямо неохота покидать поезд.
Огромный город! Ладно, гостиница на привокзальной площади. «Hotel» иллюминируют буквы в небе. Видимо, в далёком от любой заграницы городе бывают иностранцы!? Оробев, делает вид, что ожидает трамвай. Но делать нечего входить надо.
Напротив дверей плакат:
«Привет участникам совещания передовиков и новаторов лесозаготовительного производства!»
Огромная комната с колоннами, за барьером женщина, над её белыми, будто накрахмаленными кудрями: «Дежурный администратор».
В креслах какие-то люди. Один, с виду директор, недовольно оглядывает, как бы вопрошая: «А ты передовик и новатор?»
Бригада Луканина не только вчера, а регулярно не работает, имея «тариф», как они говорят. Но, когда трактор на ходу, когда пила не заглохла, бригада вкалывает, имея куда больше «тарифа».
Передовик у них в Улыме есть, его бригада работает ежедневно. Он рвач. Буквально вырывает у руководителей надобное для работы. Этот Шрамков грамотный, умеет доказать и директору, и мастеру: они ему должны многое, а вот он им ничего, кроме объёма заготовки.
На этот форум его бы отправили. Директор, давая командировку: «Шрамков не смог». Позднышев дополняет: «Ему в больницу, в Надеждинск». Наверное, и тут «вырвал»! Его баба не в райцентре, где Луканину операцию, от которой у него импотенция, а в городе Надеждинске с надеждой на полное выздоровление.
Товарищ, вы на кворум? Откуда-то парень, неправдоподобно тонкий, в пышном галстуке, пиджак, как на картинке журнала мод (у Катерины такой). Пройдёмте! и подводит к администратору.
А тот, который с виду директор, завистливо глядит на выданный ключ:
Неужели ни одного места?
Только по брони! отбривает дама.
«По брони! Вот это да!»
В лифте модник на кнопки, и вознесение пятый этаж!
В комнате окно: автобусы, троллейбусы, трамваи. Тротуарами бегут люди так, будто торопятся на один поезд. Он в этом городе не впервые: толкотня магазинов, куда вольна бегать Катерина, на окраине веранда её тёти (ночуют, когда в отпуск и обратно). Тревога там: не угодить бы под машину, не отравиться бы в кафе, не потерять бы деньги. Из окна номера город не выглядит опасным. Вон мужик в телогрейке, лопоухо вертит головой. Будто на себя, но плохо одетого, глядит Луканин с высоты.
Койки в номере две. Входит дядька непонятный: лицо знакомое.
Где-то я видал вас
На плакате я. С моей фотки рисовал плакат художник.
Да ведь и у них в Улыме, в коридоре конторы и на дверях клуба этот плакат! Лес, будто из капроновых ёлок, и лицо этого парня!
Так ты и придумал метод посохинский?
Так я и есть Посохин Егор. А метод не я, а главный инженер. Но одно дело выдумать, другое внедрить, понимашь? Теперь обо мне много публикаций. Из картонной папки выкладывает клочки: С женой у калитки, (напоминает Катерину). Горластая у меня баба!
А моя? Как начнёт пилить, так бы и отвалил в тайгу к медведям.
Моя баба, как с этим новым методом (уважение, портрет на плакате), орёт. Но не на меня. Понимашь?
Ещё бы! Это Луканин понял!
Ему отменно спалось в номере. Видение: летит он, как птица[2], но неприятно, ведь крыльев у него нет.
От гостиницы едут городом. В холле Дворца Профсоюзов макет валочно-пакетирующего агрегата. Наверное, и в Улыме будет такая техника, а думал до конца ему валить пилой, и грыжа, которая недавно удалена, опять вырастет.
Новый друг Егор в президиуме! Но не только там, на трибуне! Говорит храбро, вворачивая «понимашь». Вдоль рядов катается кинокамера. Юпитеры выхватывают то одно, то другое лицо; и Луканину прямо в глаза, на миг ослепив.
Домой опять в купе, как руководитель. Воображает Дворец, полный народа. А на трибуне с гербом страны, не этот Егор, а он, Алексей. Говорит в микрофон. Ему хлопают. И громче других Катерина с преданным довольным лицом.
Согласие на операцию (Шрамков)
Вокруг больницы больные сосны. В коридоре у окна пальма в кадке.
Ираида вышла из белой двери, и в одну очередь. Шрамков обнял, погладил пальцем прижатое волосами ушко. Волосы у Ираиды длинные, цвета ржаного хлеба. Никто, кроме него, тут не знает, как они богаты: Ираида умудряется их скручивать тугой баранкой.