Владимир Городов
Удивительные приключения Голема, ленивого пирата из Мирмунтии
ГЛАВА 1. О том, как приклеиваются прозвища
Давно это было, очень давно. Лет примерно за сто или даже за двести до Великого Хрюма. Что такое этот самый Великий Хрюм, до сих пор никто толком не знает: может, потоп, может, землетрясение, а может и ещё что. Неведомо. И в каком году этот Великий Хрюм был тоже неизвестно. В те самые времена в далёкой-далёкой стране, которая называлась Мирмунтия, и находилась чуть правее Карпидонии и чуть левее Бурбутляндии, жил человек,
которого звали Глем. И был этот Глем не слишком трудолюбивым. А если сказать точнее лентяем невозможным. Потому и дела его шли не очень хорошо. То есть, совсем плохо. За какую работу он не возьмётся всё из рук валится. Если сделает что обязательно не так. Если смастерит какую вещь, так она ни на что и не годится. Жить ему приходилось в разных городах. Когда во всём городе, где он жил, не оставалось ни одного хозяина, который бы согласился взять его на какую-нибудь хотя бы самую простую работу, он собирал все свои вещи в маленький узелок и отправлялся жить в другое место. Туда, где про него ещё никто ничего не знал.
Однажды он пришёл в город Фель, который стоял на берегу Голубого Океана возле широкого залива. В заливе находилась удобная пристань, к которой могли подходить даже самые большие корабли. Поэтому на морских картах город назывался Порт Фель. Или просто Портфель. И стал Глем жить здесь, переходя от одного хозяина к другому, пока и в этом месте не прославился как самый никудышный работник. Последним, кто взял Глема в работники, был хозяин гончарной мастерской. Гончар привёл его к себе во двор и указал на большое корыто с глиной.
Сегодня у нас большой заказ на миски для лапши. Вот в этом корыте ты будешь месить глину. Большого ума для этого не надо, да и испортить здесь что-нибудь сложно: корыто прочное! Понял?
Конечно! Чего ж тут не понять? Глем принялся закатывать рукава.
Ты не рукава, ты штанины закатывай! усмехнулся хозяин. Руками столько глины не перемесить. Ногами это делать надо!
Ну, так это же ещё проще! обрадовался Глем. Ходи себе взад-вперёд, думай, о чём хочешь! Можно даже песенки петь!
Хоть пой, хоть танцуй, но чтобы работа была сделана! с этими словами хозяин ушёл.
Глем закатал штанины выше колен, залез в корыто и принялся месить глину, напевая песенки, которые часто сам и сочинял на незатейливые мелодии.
Я месю ногами глину.
Тра-ля-ля, тра-ля-ля!
Пух летает тополиный.
Тра-ля-ля, тра-ля-ля!
Кто-то будет есть лапшу
Тру-лю-лю, тру-лю-лю!
Из того, что я мешу!
Тру-лю-лю, тру-лю-лю!
«Интересно, подумал Глем, а как правильно, «месю» или «мешу»? Да какая разница! И так всем понятно. Понятно, что я занимаюсь нужным и полезным делом!»
Сначала всё было просто. Глина была жидкая, бродилось по ней легко, песенки напевались весёлые. Однако чем дольше он месил, тем гуще становилась глина. Ноги из неё выдирать становилось всё труднее. К тому же начало припекать солнышко, и с работничка обильно покатился пот. К тому времени, когда пришёл хозяин со своими подмастерьями, Глем уже изнемогал.
Хозяин слегка пожурил нового работника за то, что глина по краям плохо промешана, после чего подмастерья погрузили её в тачки и увезли в мастерскую. А в корыто засыпали новую порцию сухой глины, налили воды.
Продолжай! приказал мастер и ушёл.
Глем очень огорчился. Он-то думал, что одно корыто глины это вся работа на сегодняшний день. А оказалось Он с печальным вздохом снова полез в корыто и принялся топтать глину, но уже совсем не весело. Что-то ему стало не до песен. Время приближалось к полудню, становилось совсем уж знойно. Он печально хлюпал по жидкому месиву, как вдруг поскользнулся и шлёпнулся в корыто, подняв целый фонтан грязных брызг. Но жидкая глина вдруг обдала Глема такой приятной прохладой, что и вставать-то не захотелось.
«Всё равно одежда уже грязная, хоть я сейчас встану, хоть через пять нет, лучше через десять минут, решил он. Отдохну немножко, а потом с новыми силами примусь за рабо»
И он сладко заснул, убаюканный прохладными объятиями наполовину перемешанной глины.
Проснулся Глем оттого, что вдруг отчаянно зачесался кончик носа, а почесать его почему-то не было никакой возможности. Он открыл глаза и вдруг обнаружил, что может пошевелить только кистями рук и пальцами ног. Пока Глем спал, глина под жаркими лучами солнца засохла, и он оказался почти полностью замурованным в корыте!
Спасите! Помогите! закричал Глем так отчаянно, что хозяйская собака тут же зашлась жалобным лаем с подвываниями.
На лай и крики сбежались все, кто был в доме. А когда они увидели, что случилось, то от хохота просто не смогли устоять на ногах: кто сел, а кто и вообще лёг на землю. Не смеялись лишь двое сам Глем и хозяин-гончар.
Зря я решил, что ты здесь ничего испортить не сможешь, хмуро сказал хозяин. Да у тебя же просто талант необыкновенный портить всё вокруг.
Я больше не буду! захныкал Глем. Вытащите меня отсюда пожа-а-алуйста!
Некогда тебя выковыривать! Нам срочно надо делать миски для лапши. Подождёшь, пока мы освободимся. И пусть это тебе будет хорошим уроком! Эй, подмастерья! Отнесите корыто куда-нибудь в тенёчек, а то этот охламон зажарится тут в собственном соку!
Весь день горе-работяга пролежал неподвижно в корыте, фырканьем отгоняя назойливых мух, которые всенепременно хотели прогуляться по его лицу. Работы у гончара и его помощников было много, закончили они трудиться поздно вечером. Все очень устали, а потому на злополучного месильщика просто махнули рукой: ничего-де с ним не сделается, переночует как есть! Поэтому всю ночь Глем тоже провёл в корыте, а отдолбили его только на следующее утро. Получив прощальный пинок от хозяина гончарной мастерской, Глем почесал ушибленное место, достал из кармана и пересчитал оставшиеся у него фелички*.
(* Феличками назывались самые мелкие монетки в городе Фель. Иногда бывает так, что монетки называют в честь города. Например, в городе Копейске копеечки).
Монеток было мало, хватало только на то, чтобы скромно позавтракать, и Глем направился в харчевню «Весёлый Обжорка», чтобы немного перекусить и поискать себе какую-нибудь новую работу. Потому что в эту харчевню шли и те, кому была нужна работа, и те, кто искал себе работников. Глем купил большую тарелку овсяной каши-размазни. Конечно, он с удовольствием покушал бы чего-нибудь повкуснее, но феличек у него оставалось до обидного мало. Без особого удовольствия он жевал кашу, когда входная дверь отворилась и в харчевню вошёл высокий румяный человек. Судя по одежде, он был фермером.
Ну что, кто тут феличек подзаработать желает? громко спросил фермер.
Мммя!.. Мммя!.. Глем, как ученик на уроке, вытянул вверх руку. Он хотел сказать «Я! Я!», но рот был забит, и получилось то, что получилось. Потом он проглотил кашу и уже более внятно спросил. А это делать-то чего надобно?
Огород мой по ночам надобно стеречь. А то, гляди ж ты, повадился кто-то тыквы таскать.
Ну, это я смогу. Я на это согласный, быстро закивал Глем.
Ох, и не советую я тебе его брать, покачал головой подошедший в это время хозяин гончарной мастерской, которому требовался новый месильщик вместо Глема. Хуже работника я в жизни не видал!
Так ведь огород охранять работёнка не хитрая. Здесь больших умений не надобно! ответил ему фермер.
Так ведь и глину ногами в корыте месить не шибко мудрёное занятие, заметил гончар. А этот лентяй что учудил? Упал вчера в корыто и заснул в нём! Да так и спал, пока глина на солнышке не засохла. И глину к сроку не замесил, и нам забота из корыта этого недотёпу выдалбливать.
Так ведь приморился я Жарко днём было. А ночью холодно. Они ж меня только нынче утречком отковыряли! пожаловался Глем. Так круглые сутки и лежал как мумий.
А и по сию пору бы лежал, да вот только нам корыто для работы надобно! Эх ты, Глем-голем! усмехнулся гончар. И все засмеялись. Потому что големом называют человека из глины, и уж очень сильно это название походило на имя Глема. Отныне новое прозвище накрепко привязалось к лентяю, а потому и мы будем звать его так же.
Фермер очень долго раздумывал и сомневался. Однако же других работников в этот час в харчевне не было, а потому он всё же решился нанять Глема-Голема сторожем.
Глава
2. О том, как Голем бдительно охранял огород
Весь оставшийся день Голем проспал, а лишь только свечерело, отправился к фермеру сторожить огород. Он закутался в старый длинный плащ, вооружился увесистой сучковатой дубинкой и бродил в сумерках между тыквами до тех пор, пока не стемнело настолько, что он начал о них спотыкаться.
«Так я, пожалуй, воришек-то и не поймаю, подумал Голем. Они же не дураки! Они видят, что я хожу и охраняю, а потому притаились где-то и ждут удобного случая. А вот я лягу в борозду, притаюсь и слушать буду. А как только услышу какую возню и вот он я, грозный сторож! Ага, попались, волки позорные*!»
(* В Мирмунтии за некоторые провинности человека могли привязать к столбу на главной площади «на позор», то есть на всеобщее обозрение. А вверху на специальной доске писали, за что его так наказали. И любой горожанин мог подойти и высказать нехорошему человеку всё, что о нём думает. Бывали случаи, даже щелбаны ставили, а то и «леща» могли дать. Такого вот человека и называли позорным. Но ни одного волка ни разу к этому столбу не привязывали, так что выражение «волки позорные» целиком на совести Голема).
Приняв такое мудрое решение, Голем завернулся в плащ, улёгся в борозду между тыквами и кустами ботвы и принялся слушать. Слушал он долго, минут пять или шесть. А затем заснул. Ночь выдалась тёплая, и потому Голем спал, вольготно развалившись, широко раскинув руки. Проснулся он от того, что ощутил в своей левой ладони какой-то небольшой, но очень увесистый предмет и непроизвольно то есть, и не хотел, но так получилось сжал кулак. Сразу же раздался противный визг. Предмет дёрнулся, но остался в руке, хотя и значительно полегчал. Голем сел в борозде и заморгал. Он чувствовал, что моргает, но и с закрытыми, и с открытыми глазами было одинаково темно: уж очень ночка выдалась непроглядная.
Отдай, а? вдруг прозвучал в темноте тонкий и хриплый голосок.
А?! Что?! Кто?! забормотал Голем, судорожно нашаривая свободной рукой куда-то задевавшуюся дубинку.
Да я это, я, раздался тихий стук об землю и неяркий, но всё же непривычный после темноты свет ненадолго ослепил Голема. Однако он быстро привык к свету и рассмотрел незваного гостя. Перед ним стоял очень маленький, чуть повыше колена, человечек с невероятно некрасивым, даже просто страшным лицом. Однако же одет он был весьма изысканно* (* «изысканно» означает: «такую красоту ещё где-то поискать надо»): зелёный камзольчик, зелёный плащ и зелёная же широкополая шляпа. И всё в кружевах, блестящих украшениях. Стоял он в позе цапли, высоко подняв ногу в белоснежном чулочке и опираясь на резной посох, на верхушке которого перламутрово светился гладкий шарик размером с грецкий орех.
Ты кто? удивлённо вытаращил глаза Голем.
Кто, кто проворчал незнакомец. Лепрекон в пальто!
Лепре конь?
Сам ты конь! Точнее, осёл! Отдай башмак!
Какой такой башмак?
Который ты у меня с ноги сорвал и в руке держишь!
Голем поднёс к лицу руку. В кулаке оказался зажат маленький деревянный башмачок, украшенный затейливой резьбой и сверкающими камушками. Да такой изящный, что хоть под стеклянный колпак ставь да за деньги показывай! Второй точно такой же красовался на ноге лепрекона.
А как он у меня оказался? вновь удивился Голем.
Как, как Я шёл мимо. Ты схватил меня за ногу, сдёрнул обувь.
Где шёл?
Где, где Вот здесь, лепрекон плавным жестом свободной руки махнул вдоль соседней борозды. Голем невольно посмотрел в том направлении и обнаружил сорванную тыкву.
А, понятно! догадался он. Ты, стало быть, стибрил на огороде тыкву и, когда катил её мимо, не заметил мою руку и наступил на неё. Так это ты воруешь тыквы?
Не ворую, с гордым видом отвернулся лепрекон. Запасаюсь!
Хм! Одно другому никогда не мешало! Так что сейчас доставлю тебя хозяину, пускай делает с тобой, что хочет. А он меня за это наградит, и я чего-нибудь вкусненького в харчевне куплю.
Ладно! как-то очень послушно вздохнул лепрекон. Пошли к твоему хозяину. Давай башмак! Я же не могу босиком ходить!
На! Голем протянул было обувку лепрекону, но потом резко отдёрнул руку обратно.
Э-э-э, что-то здесь не так! Голем подозрительно прищурился. Будь я на твоём месте, так давно бы уж вдали пятками сверкал. По всему получается так: то ли ты на самом деле босым по земле ходить не можешь, то ли башмак тебе этот уж больно дорог.
В этот раз Голем не ошибся. Все лепреконы очень страшненькие на лицо. Наверное, именно поэтому они очень серьёзно и заботливо относятся к своей одежде и обуви. Гардероб гордость лепрекона, и потерять из него какой-нибудь предмет для этих человечков всё равно как для солдата потерять знамя: позор на всю жизнь!
Твоя взяла, скорчил совсем уж кислую физиономию лепрекон. Загадывай!
Загадывать? Ну, хорошо. Зимой и летом одним цветом? Подсказываю: зелёным!
Мой камзол это! взвился человечек. Слушай, ты не дури. Ты желание загадывай.
Какое?
Ну не моё же! Своё. Заветное. Есть у тебя заветное желание?
А то! Ты даже не представляешь кстати, как тебя звать?
Миронистоль, совсем скуксился лепрекон. А скуксился он потому, что надеялся обмануть Голема. Но по лепреконским правилам назваться чужим именем недостойно, а обманывать того, кому известно его имя, лепрекон не может. Почему не может? Обычай, наверное, такой.
Ты даже не представляешь, Мирон, какое оно у меня заветное! Хочу не работать, а при том жить в своё удовольствие, сладко есть да мягко спать! А для этого очень желательно мне королём стать!
Всего-то? удивился Миронистоль. А я-то думал, горы золота да кучи самоцветов попросишь.
А что, можно? у Голема аж глаза загорелись.
Можно
Ну, тогда давай
было! А теперь всё! Чики-чики-чикирок! Желание загадано, первое слово дороже второго! Будешь ты королём. Только не в этой стране.
А почему не в этой? Я бы и здесь не прочь!
В этой стране должность короля тебе не подойдёт! отрезал лепрекон. Здесь король должен работать.
Король?! Работать?! Кем?! У Голема от удивления глаза на лоб полезли.
Мирмунтским королём. Очень, между прочим, нелёгкая работа страной управлять. На вопрос я тебе ответил? Могу ответить ещё на два. И всё.
Голем очень долго чесал затылок, прежде чем придумал вопрос:
А в какой стране я стану королём?
В другой.
Хмм А как я туда попаду?
Как хочешь, разницы никакой нет. Всё, на три твоих вопроса я уже ответил. Но напоследок могу дать тебе бесплатный совет: стань морским разбойником. Так будет быстрее. Прощай! с этими словами лепрекон исчез. Исчез и башмачок из руки Голема.
Глава
3. О том, как зреет заговор
Эту маленькую харчевню на берегу Голубого Океана её хозяин, бывший боцман бурбутляндского торгового флота, гордо называл таверной. Хотя от других харчевен города она почти ничем не отличалась. Разве только тем, что находилась недалеко от порта, да кушанья в ней подавались больше из рыбы, чем из мяса. Таверна носила гордое название «Бешеная Камбала», и на вывеске над дверями пучила огромные глаза намалёванная местным художником-самоучкой сине-зелёная рыбина. Причём один глаз у рыбы был в несколько раз больше другого, и походила она на кого угодно, но только не на камбалу. Всеми делами здесь ведала хозяйка, крупная ворчливая женщина, а хозяин целыми днями сидел под вывеской в старой боцманской форме и жевал сушки.