Что же вы делаете?! надсадно кричал Каверин. Остановите это! Остановите, пока не поздно! Разомкните руки, разорвите цепочку!
Константин Ильич изо всех сил продирался через толпу, пытаясь побыстрее прорваться на сцену, но неудержимый людской поток захлестнул щуплого профессора и вскоре он исчез среди плотной массы людей. А люди все пребывали и пребывали; пальцы их смыкались с пальцами держащихся за руки счастливцев. Как только вновь прибывшие участники шоу включались в цепочку державшихся за руки, их глаза тут же светлели, невидящий взгляд устремлялся вдаль, лица становились моложе, морщины на них исчезали, складки разглаживались. Они тоже становились счастливыми
В нос Артура Эдуардовича ударил резкий винный запах, а животом он почувствовал неприятный холодок. Доктор чертыхнулся, сообразив, что пролил на себя остатки вина из бокала. Он так и лежал на диване перед телевизором. На экране взрывались машины, кто-то стрелял, кто-то кого-то бил по физиономии. Доктор Манкевич догадался, что он попросту уснул перед телевизором, и все эти державшиеся за руки люди привиделись ему во сне.
Глава пятая
Хмурое и дождливое утро пятницы началось с неприятного чувства необходимости выполнить досадную, но неизбежную обязанность. Несмотря на то что Артур Эдуардович относился к своим старинным, еще со времен школьной скамьи друзьям с симпатией, ежегодные сборища с ними были для него не то чтобы неприятны, а скорее обременительны. Тем не менее традицию, да еще такую устойчивую и многолетнюю, нарушать нельзя.
Давным-давно четыре пацана-сверстника, проживающие в разных парадных одной из панельных пятиэтажек, стройные ряды которых заполняли кварталы тихой спальной окраины большого города, были практически неразлучны. Вместе они пропадали целыми днями во дворах, придумывали игры, хулиганили сообща, а когда в один и тот же год им исполнилось по семь лет, все они попали в один и тот же класс средней школы, расположенной в сером унылом здании типового проекта, возведенном, согласно градостроительному плану, тут же среди пятиэтажек.
После окончания десятилетки пути некогда неразлучных друзей-приятелей разошлись. Дальнейшая судьба одноклассников сложилась по-разному, но в целом подтвердила, за одним-единственным исключением, народную мудрость о том, что яблоко должно упасть где-то недалеко от садового дерева, его взрастившего.
Сын супружеской четы врача-гинеколога и зубного техника Артур Манкевич, естественно, поступил в медицинский институт.
Отец Вальки Перова был потомственным военным, как и все его предки мужского пола бог знает до какого колена, а мама, как и полагается идеальной офицерской жене, закончила педагогическое училище. Сам Валентин хоть и рос изрядным хулиганом, благодаря широкому армейскому ремню отца и тому, что мать работала в их же школе, стал все-таки человеком, несмотря на то что выбрал гражданскую профессию. Окончил он химико-фармацевтический факультет и, чтобы не слишком нарушать семейные традиции, пошел работать в какой-то оборонный НИИ, где и сделал почти что головокружительную карьеру, дослужившись к сорока пяти годам до директорского кресла.
Третий приятель Эдик Коншиев, вырос в семье советских журналистов, работающих в разных отделах одной и той же заводской многотиражной газеты. Если мать Эдика безропотно тянула не слишком обременительную, но идеологически сложную, а иногда и опасную лямку автора статей о бесконечных трудовых достижениях работников крупного предприятия, то его отец бунтарь и диссидент в душе всю свою трудовую жизнь маялся из-за внутреннего конфликта между собственными убеждениями и текстами его заметок, печатавшихся на страницах многотиражки. Компенсируя нравственные терзания частыми возлияниями, кухонными разговорами с единомышленниками и регулярным прослушиванием по ночам иностранных радиостанций, отец Эдика изливал душу на бумаге. Он писал недурные стихи и хорошую прозу. Учитывая заведомо крамольное содержание своих произведений, он никогда даже не пытался их опубликовать и писал исключительно «в стол», лишь изредка читая рукописи своим друзьям по кухонному протесту. Характером под стать своему родителю обладал и Эдик Коншиев, со школьной скамьи конфликтовавший со всем миром. Он и школу-то закончил только благодаря работающей там матери Валентина Перова, пару раз еле уговорившей директора не выгонять скандального ученика. В институте Эдик (он учился на филологическом) пошел по стопам отца, а точнее вступил на кривую дорожку стал писать рассказы и короткие повести. То ли из-за отсутствия таланта, то ли, наоборот, из-за особой гениальности опусы Эдика окружающие не поняли и не приняли, усугубив конфликт автора с суровой действительностью. В итоге, несмотря на то что времена настали относительно либеральные, напечатать что-либо из написанного Эдуарду так и не удалось. Тогда, пользуясь опять-таки задувшими ветрами перемен, он ударился в политику, что принесло мятежному автору некоторую известность, но пагубным образом сказалось на его благосостоянии и семейном положении. Ни семьей, ни постоянной работой Эдуард так и не обзавелся. Наконец он осел-таки в каком-то отделении какой-то партии, вроде бы оппозиционной, но в то же время финансируемой не только за счет иностранных грантов, но и из государственного бюджета. С этого момента Эдика стали приглашать на публичные мероприятия, и он, обзаведясь приличным костюмом, стал произносить зажигательные речи, придерживаясь в основном левых взглядов, обличающие нечистых на руку капиталистов и прочих эксплуататоров. Правда, приютившая Эдуарда партия основной своей задачей ставила сохранение окружающей среды, так что ему волей-неволей пришлось бороться с глобальным потеплением и загрязнением Мирового океана. Со временем «зеленая» повестка полностью захватила политика, и Эдуард Анатольевич Коншиев стал ревностным борцом с техническим прогрессом, приносящим непоправимый вред нашей планете, что, впрочем, никак не диссонировало с его идеями о социальной справедливости.
Тем самым исключением из правила о яблоке и яблоне оказался четвертый участник мальчишеской компании. Слава Афанасьев был из неблагополучной, как тогда говорили, семьи. Мальчишки, в силу возраста не придававшие этому значения, без колебаний приняли в свою компанию живущего с ними по соседству сверстника, а вот их родителям такая дружба пришлась не по вкусу. Впрочем, во времена позднего Союза на социальные и сословные различия смотрели несколько проще. Отец Славика работал электриком в жилконторе и крепко выпивал, в то время как мать, выбиваясь из сил, мыла полы в местном доме культуры и еще в трех или даже в четырех учреждениях. В семье вечно не было денег, зато не прекращалась ругань, доходившая порой до рукоприкладства. Вячеслав Афанасьев, единственный из их компании не доучился до десятого класса, отправившись после восьмого в профессиональное училище. Все указывало на то, что его судьба сложится так же, как и у его незадачливого папаши, но пресловутые ветра перемен подхватили Славика и вынесли его на совершенно иной путь. После окончания училища Слава Афанасьев одним из первых освоил ремонт импортной электроники, валом повалившей в страну из-за рубежа. Довольно быстро он открыл на паях со своим сокурсником из училища ремонтную мастерскую, со временем разросшуюся в целую сеть. Как и большинство предпринимателей эпохи дикого капитализма, Слава, особо не церемонясь в методах ведения бизнеса, занимался всем, что подворачивалось под руку и, в отличие от многих, сумел выжить и сохранить почти все то, что успел отхватить в то сложное, но золотое время. К описываемым событиям Вячеслав Иванович Афанасьев уже владел довольно крупным предприятием, изготавливающим электроприборы промышленного назначения и, кроме того, организовал кучу фирм и компаний, занимающихся сопутствующей деятельностью типа проектирования и монтажа того же электрооборудования.
Внешностью школьные друзья Артура Эдуардовича, как, собственно, и карьерой, мало походили на него и друг на друга. Полноватый подросток Валя Перов превратился в поджарого и подтянутого чиновника с суровым и четким, как у памятника, лицом с застывшим на нем выражением солидной настороженности. Довершала картину тоненькая золотая оправа изящных очков, которые он носил практически не снимая.
Эдик Коншиев, наоборот, раздобрел, заимел обширную лысину, отрастил пухлые щечки, обзавелся близорукостью и, как следствие, очками с тяжелой оправой. Со стороны он производил впечатление беспокойного, вечно озабоченного пенсионера-общественника, вынужденное безделье которого компенсируется кипучей деятельностью.
А вот Вячеслав Афанасьев не особо изменился, так и оставшись широким и неуклюжим верзилой с огромными ручищами и ногой, едва влезающей в ботинок сорок шестого размера. Только его лицо, закалившееся в передрягах, немного рыхлое, с тяжелым подбородком, рубленными складками и нависающими над глазами бровями, даже отдаленно не напоминало пухлую и простоватую физиономию школьной поры.
Общались бывшие закадычные приятели редко; сфера деятельности, круг интересов, привычки и увлечения у всех были разные. Однако неугомонный Слава Афанасьев, верный старой дружбе, каждый год собирал одноклассников, несмотря на их вялое сопротивление, организовывая совместную встречу. Тяжелые на подъем приятели, да еще и обремененные множеством забот, без особого восторга собирались на эти мероприятия, но никто из них ни разу не пожалел о том, что выбрался на встречу со школьными друзьями. Тем более что Славик, организовывая совместные сборища, никогда не скупился, благо он мог себе это позволить, и встречи всегда были устроены по высшему разряду. Как правило, владелец завода вывозил своих приятелей на пару дней в различные живописные места, где он снимал шикарные апартаменты.
Вот и на этот раз Артура Эдуардовича одолевали сомнения. С одной стороны, встретиться с друзьями и одновременно отдохнуть и развеяться было бы неплохо, а с другой стороны, тащиться невесть куда, в то время как у него полно дел и забот, не очень-то и хотелось. Да тут еще пришло долгожданное, а потому неожиданное известие. Уже больше двух лет доктор Манкевич сотрудничал с одним из ведущих европейских университетов, надеясь со временем получить там работу на постоянной основе. И вот, наконец, он получил предложение поработать по контракту в Германии. Контракт с университетом предлагали заключить пока на полгода, но с возможностью его продления, если обе стороны останутся довольны друг другом. Лететь в Германию нужно было через две недели, но перед этим следовало закончить все дела здесь, так что встреча со школьными друзьями оказалась совсем некстати. Но Артур Эдуардович все же решил потратить выходные и провести время со своими приятелями, потому что, во-первых, от Славика все равно не отделаешься, а во-вторых, неизвестно, когда он теперь сможет увидеться со своими однокашниками в следующий раз.
Встреча бывших одноклассников в этом году случилась на одном из горнолыжных курортов, где Вячеслав Иванович снял целиком огромный коттедж, вмещающий человек десять, а то и больше. Утро и середину первого дня приятели провели на склонах, уже засыпанных первым октябрьским снегом. Толком покататься не удалось; снежный покров оказался совсем куцым, зато и народу на склонах, да и на всем курорте было мало, что и понятно горнолыжный сезон начинается здесь только в ноябре.
Вернувшись к обеду в коттедж, проголодавшиеся одноклассники немедля сели за стол. Когда первый голод был утолен, приятели принялись за беседу. Сначала, как и полагается, последовал обмен обычными вопросами-ответами хорошо знавших друг друга, но не видевшихся целый год людей. Потом солировал, как всегда, Эдик. Сам политик на лыжах не катался и, будучи на склоне, все время провел в баре, прячась от пронизывающего ветра и согреваясь глинтвейном. За обедом Эдуард Анатольевич принял еще пару рюмок спиртного, после чего оседлал любимого конька.
Вот скажи мне, Слава, насел он на бизнесмена, обязательно было снимать этакую громадину?
А что? Не нравится? встрепенулся Вячеслав Иванович. Этот домик здесь один из самых лучших.
Ну конечно, где уж нам что-нибудь поскромнее выбрать, с заученным сарказмом продолжал гнуть свое Эдик. Показная роскошь прежде всего! Мы ведь здесь одни на полутысяче квадратных метров!
Да ладно тебе! оборвал его Валентин. Не на партсобрании! В кое-то веки собрались, а ты и здесь митинг устроить норовишь.
Эдуард замолчал, нисколько не обидевшись, ибо к нелицеприятным выпадам в свой адрес привык, но всем своим видом продолжал выражать возмущение.
Слушай, Валя, а мы ведь тебя еще не поздравили с новой должностью! сделав вид, что он только что вспомнил о назначении приятеля директором, воскликнул Артур Манкевич для того, чтобы сменить тему разговора на более позитивную.
Ну так поздравляйте! с энтузиазмом согласился Валентин, подняв со стола рюмку.
А я всегда был уверен, что Валька далеко пойдет! сказал Вячеслав, после того как приятели выпили. Вот и папаша мой покойный говорил, что Валентин наверняка большим человеком станет.
Еще бы от лишнего гонора избавился, так цены б ему не было, вставил Эдик. А ты от лишней жадности, добавил он, обращаясь к пытавшемуся возразить Вячеславу.
Это ты зря, ударился в рассуждения слегка захмелевший Вячеслав Иванович. Без жадности никуда. Это, брат, первейший двигатель прогресса. Я благодаря чему всего добился? Потому что мне всегда чего-то не хватало! Потому что сколько бы я ни заработал все было мало! Все, что люди выдумывают полезного, от жадности. Ну или почти все
Ну это тянет прямо на новое философское учение, перебил Эдик. Школа жадности! Вот только, боюсь, с последователями будет не густо.
Не скажи, с некоторой иронией возразил Валентин. Сейчас это модно. Все кому не лень кинулись учить людей тому, как добиться успеха. Причем, заметь, чем проще рецепт, тем популярнее учитель и тем дороже стоит его обучение.
Зря смеетесь, обиделся Вячеслав. Я бы вам рассказал историю, которая доказывает, что я прав, но толку никакого, потому что вы все равно в бизнесе не смыслите ни уха ни рыла.
Приятели, чтобы не обижать Вячеслава Ивановича, который, к слову, за все платил, стали наперебой просить его рассказать то, что он собирался, и тот, дав себя уговорить, с заметным удовольствием начал излагать историю, произошедшую недавно на его предприятии.
Из-за чего больше всего убытков на заводе? немного косноязычно поставил вопрос ребром предприниматель, после чего сам же на него ответил. Из-за воровства! Уж давно совковые времена прошли, а все одно тащат с родного предприятия, что не приколочено. Как там говорилось в нашем с вами детстве: «Неси с работы каждый гвоздь, ведь ты хозяин, а не гость».
Ну и что здесь такого страшного? фыркнул Эдуард. Взял рабочий человек по бедности своей что-нибудь для себя. От тебя не убудет, а у него, может, семья, дети, кредиты; от зарплаты до зарплаты еле концы с концами сводит.
Так ведь воруют-то что попало. Нет, ну я понимаю, если вещь продать можно или в хозяйстве пригодится, так нет надо не надо все хватают. Попадаются, с работы вылетают, под статью лезут, а все равно несут и несут. Так что воруют они не от нужды, а чисто от жадности.
Так история-то твоя о чем? напомнил Валентин.
А история про то, что ради этой самой жадности работяги мои такую смекалку включают, такие хитрости придумывают, что диву даешься! продолжил Вячеслав. Давеча жалуется мне начальник цеха, что стал у него спирт пропадать