Впереди уже виднеется студия балета и мой припаркованный перед ней белый джип. Парковка уже опустела все давно разъехались по домам.
Я опускаю руку в сумочку, пытаясь нащупать на ходу ключи. Хочу держать их наготове, когда подойду к машине. Телефон, гигиеническая помада, монетка и никаких ключей. Какого черта? Это не такая уж большая сумочка
Студия закрыта, свет не горит.
Я знаю пароль от двери. Все танцоры знают его, так как мы можем приходить практиковаться в любое время.
На полпути к студии я срываюсь на бег. Я несусь к «Лэйк-Сити», шаги грохотом отдаются на пустынной улице, и я уже не понимаю, чьи они мои или мнимого преследователя.
Добравшись до двери, я лихорадочно пытаюсь набрать код: 1905. Год, когда Анна Павлова впервые исполнила «Умирающего лебедя». Джексон слегка одержим[12].
Я долго вожусь с кнопками, дважды неверно набирая код, пока, наконец, не раздается щелчок. Я тяну дверь на себя.
Захлопнув ее за спиной, оборачиваюсь и прижимаюсь лбом ко стеклу, вглядываясь в темноту. Сердце бешено колотится, потные ладони вцепились в ручку. Я ожидаю увидеть какого-нибудь маньяка, бросающегося на меня, размахивая ножом.
Вместо этого я не вижу ничего.
На улице никого нет. Меня никто не преследовал. Парень в толстовке, вероятно, свернул на другую улицу, даже не заметив меня.
Я такая идиотка. Не знаю, хорошо это или плохо, но у меня всегда было богатое воображение. В детстве мне снились самые безумные кошмары, в реальности которых я была абсолютно уверена, каким бы невероятным ни казалось превращение моей сестры в тигра или появление у нас в холодильнике дюжины отрубленных голов.
Я опускаюсь на пол, вновь обшаривая сумочку в поисках ключей. А вот и они в маленьком боковом кармашке, как и всегда. Паника совершенно затмила мой разум.
На всякий случай проверяю и свой телефон. От родителей ни пропущенных, ни сообщений, хоть уже и за полночь.
Странно. Обычно они опекают меня даже чересчур. А еще они много работают, так что, похоже, даже не заметили моего отсутствия.
Ну что ж. Сейчас я в студии и совершенно не чувствую себя усталой после тех десяти тысяч вольт адреналина, что пробежали по моим венам. Можно немного попрактиковаться.
Так что я поднимаюсь в свой любимый зал, самый маленький в студии. Пол там такой пружинистый, словно танцуешь на батуте.
Я снимаю джинсы и свитер, оставаясь в одном трико. Затем подключаю телефон к проигрывателю и нахожу свой любимый плей-лист. Он начинается с Someone You Loved Льюиса Капальди. С мелодичным фортепианным вступлением я подхожу к станку.
Мико
Я стою на краю парковки, вне зоны видимости, и посмеиваюсь про себя.
Малышку Нессу Гриффин так легко напугать.
Смотреть, как она бежит к студии, было невероятно. Я почти ощутил это удовольствие на вкус. Я мог схватить ее, если бы захотел. Но сегодня ночью я не планировал этого.
Было бы слишком легко отследить ее путь. Несса покинула мой клуб, и это неизбежно указывало бы на меня.
Когда я захочу, чтобы юная Гриффин исчезла, найти ее будет не проще, чем каплю в океане. Не останется ни единой зацепки, ни единой подсказки, где искать. Я жду, не выйдет ли девушка обратно, чтобы сесть в машину, но она остается в студии. Спустя минуту на втором этаже загорается свет, и Несса входит в крошечный репетиционный зал.
Я вижу ее идеально. Девушка даже не догадывается, что с улицы она видна как на ладони посреди освещенной комнаты. Можно рассмотреть все до последней детали, словно на диораме.
Я смотрю, как Несса снимает свитер и джинсы, оставаясь в одном лишь обтягивающем трико. Бледно-розовом, таком прозрачном и облегающем, что видно очертания ее грудей, ребер и пупка и изгиб ее ягодиц, когда девушка поворачивается.
Не знал, что она танцовщица. Стоило догадаться они с подружками выглядят соответствующе. Несса худая. Слишком худая, с длинными ногами и руками. У нее есть и небольшие мускулы на округлостях икр, на плечах и спине. Шея длинная и тонкая, словно стебель.
Девушка распускает волосы, и те рассыпаются по плечам. Затем она скручивает их в узел на макушке и проверяет, что прическа держится. Не заморачиваясь с обувью, Несса босиком подходит к деревянной перекладине, расположенной вдоль зеркала, и встает в позицию. Она поворачивается лицом к зеркалу и спиной ко мне. Теперь я вижу две Нессы настоящую и ее отражение.
Я смотрю, как она разминается тянется и наклоняется такая гибкая и пластичная, словно ее суставы вовсе не крепятся к телу или сделаны из резины.
Жаль, я не слышу, какая играет музыка. Классическая или современная? Быстрая или медленная?
Размявшись, девушка начинает кружиться. Я не знаю названий ни одного танцевального движения, кроме, может быть, пируэта. Я даже не знаю, насколько она хороша.
Но знаю точно, что прекрасна. Несса выглядит легкой и невесомой, словно листок на ветру.
Я смотрю на нее в благоговении. Как охотник смотрит на выходящую на поляну лань. Несса лань. Она очаровательна. Невинна. Она идеально вписывается в окружающую ее обстановку.
Я посылаю стрелу прямо ей в сердце.
Таково мое право охотника.
Около часа я наблюдаю, как она без устали кружит.
Несса продолжает танцевать, когда я разворачиваюсь и возвращаюсь в клуб. Возможно, она пробудет там всю ночь. Я буду знать, потому что трекер лежит в ее сумочке.
Я слежу за Нессой Гриффин всю неделю. Иногда она ведет машину. Иногда идет пешком. Иногда сидит за столиком в любимом ресторане.
Она никогда меня не замечает. И с той ночи больше ни разу не почувствовала слежки.
Я знаю, где она учится и куда ходит за покупками.
Знаю, где она живет, хотя и так уже был более чем знаком с особняком Гриффинов на берегу озера.
Я даже знаю, что иногда она навещает свою невестку. Мне приятно знать, что они близки. Я хочу покарать Гриффинов и Галло. Хочу настроить их друг против друга. Это не сработает, если пропажа Нессы Гриффин заденет только одну семью.
Спустя неделю я практически уверен, что Несса Гриффин идеально вписывается в мой план.
А значит, настало время делать свой ход.
Несса
Я скучаю по брату. Я рада, что он так счастлив с Аидой, и понимаю, что пришла пора ему обзавестись собственным домом. Но без него в особняке так пусто, особенно за столом.
Как минимум, его присутствие сдерживало Риону.
Когда я спускаюсь к завтраку, она сидит за столом, разложив свои папки и бумаги по всей поверхности так, что мне достается лишь малюсенький уголок, чтобы поставить тарелку.
Над чем работаешь? спрашиваю я, подцепляя кусочек хрустящего бекона и надкусывая его.
Все блюда нашего повара выглядят так, словно попали к нам прямиком из той рекламы, где на столе идеально расставлены апельсиновый сок, молоко, фрукты, тосты, блины, бекон и сосиски как будто нормальные люди действительно съедают все это за один присест.
Мы избалованы, и мне прекрасно это известно. Но я не собираюсь жаловаться. Мне нравится, когда для меня готовят. И еще больше мне нравится жить в большом, светлом, современном доме с обширной зеленой территорией и прекрасным видом на озеро.
Единственное, что мне не нравится это как ворчит моя сестра с утра пораньше.
Она уже надела деловой костюм и собрала волосы в идеально гладкий пучок. Перед Рионой дымится чашка кофе, пока она просматривает свои бумаги, делая пометки цветными карандашами. Когда я обращаюсь к ней, сестра откладывает красный карандаш и раздраженно переводит на меня взгляд.
Что? недовольно спрашивает она.
Я только спросила, над чем ты работаешь.
Сейчас я ни над чем не работаю. Потому что ты меня отвлекаешь.
Прости, я слегка вздрагиваю от такой резкой реакции. Но все-таки, что это?
Риона вздыхает и смотрит на меня с выражением, в котором читается «ты все равно не поймешь ни слова из того, что я скажу». Я же пытаюсь сделать умное лицо.
Если бы моя сестра хоть иногда улыбалась, она была бы настоящей красавицей. У нее белая мраморная кожа, прекрасные зеленые глаза и губы, накрашенные под цвет ее каштаново-рыжих волос. К сожалению, при всем этом ей достался характер питбуля. И вовсе не миленького питбуля, а такого, которого натренировали при любой схватке сразу вгрызаться в глотку.
Ты в курсе, что мы владеем инвестиционной компанией? спрашивает Риона.
Да.
Нет.
Одним из способов прогнозирования тенденций на публичных торгах является использование данных о геолокации, полученных из приложений для смартфонов. Мы закупаем данные оптом, затем анализируем их с помощью алгоритмов. Однако, в соответствии с новыми законами о конфиденциальности и безопасности, некоторые из наших прошлых покупок данных тщательно проверяются. Поэтому я поддерживаю связь с Комиссией по ценным бумагам и биржам, чтобы убедиться
Она прерывается, заметив на моем лице выражение полного непонимания.
Не важно, говорит сестра, снова хватаясь за карандаш.
Нет, это звучит действительно Я имею в виду, это очень важно, так что здорово, что ты
Я запинаюсь, как последняя идиотка.
Все нормально, прерывает меня Риона. Тебе и не нужно в это вникать. Это моя работа.
Хотя она и не произносит этого прямо, но в ее словах явно слышится, что для меня нет места в империи Гриффинов.
Что ж, рада поболтать, говорю я.
Риона не отвечает. Она уже снова погрузилась в работу.
Я беру еще один кусочек поджаренного бекона на дорожку.
Когда я надеваю сумку, на кухню заходит моя мать. Ее светлое каре причесано так гладко, что выглядит практически как парик, хотя я знаю, что это не так. На ней костюм от Chanel, бриллиантовое кольцо моей бабушки и часы Patek Philippe, которые мой отец подарил ей на прошлый день рождения. Все это означает, что она либо идет на заседание благотворительного совета, либо сопровождает папу на какой-нибудь деловой обед.
Отец идет следом, одетый в идеально сшитый костюм-тройку. Очки в роговой оправе придают ему солидный вид. Его седеющие волосы все еще густые и волнистые, и он выглядит красивым и подтянутым. Мои родители поженились молодыми, и им до сих пор не дашь пятидесяти, хотя именно к своему юбилею мама и получила в подарок эти часы.
Мама целует воздух вокруг меня, стараясь не смазать помаду.
На учебу? спрашивает она.
Да. Статистика, потом русская литература.
Не забудь, что вечером мы ужинаем с Фостерами.
Я сдерживаю тоскливый вздох. У Фостеров дочери-близняшки моего возраста, и они обе абсолютно ужасны.
Мне обязательно идти? спрашиваю я.
Конечно, отвечает отец. Разве ты не хочешь повидаться с Эммой и Оливией?
Хочу.
Нет.
Тогда постарайся быть дома к шести, говорит мама.
Я тащусь к машине, думая, что могло бы порадовать меня сегодня. Статистика? Нет. Ужин? Определенно, нет. Эх, я скучаю по временам, когда ездила в университет с Аидой. Этим летом она завершила свои последние курсы, а мне осталось учиться еще три года. Пока что я даже не определилась с профилем, изучая понемногу и бизнес, и психологию. Это все достаточно интересно, но не будоражит меня по-настоящему.
Правда в том, что я хочу заниматься искусством. Создавать те танцы было восхитительно, я обожала этот процесс. Мне казалось, они хороши! А потом Джексон взял все мои надежды и смял их, словно вчерашние газеты.
Возможно, он прав. Как я могу творить, когда почти не знаю настоящей жизни? Меня холили и лелеяли, сколько я себя помню. Искусство рождается в страданиях, ну, или, по меньшей мере, в приключениях. Джеку Лондону пришлось отправиться на Клондайк и потерять там из-за цинги все передние зубы, прежде чем он написал «Зов предков».
Вместо того чтобы отправиться на Клондайк, я подъезжаю к Университету Лойолы, к симпатичному кампусу, выстроенному из красного кирпича и расположенному у самой воды. Паркую свой джип и отправляюсь на занятия. Слушаю статистику, которая столь же увлекательна, как и юридические заморочки Рионы, а затем русскую литературу, которая чуть более интересна, потому что сейчас мы проходим «Доктора Живаго». Мы с мамой смотрели экранизацию уже раз девять и обе влюблены в Омара Шарифа[13].
Это помогает мне лучше понимать происходящее, чем когда мы изучали «Отцов и детей». Возможно, я даже впервые за семестр получу «отлично».
После большой перемены я слушаю еще одну лекцию, по поведенческой психологии, и затем я, наконец, свободна. По крайней мере, до ужина.
Я возвращаюсь к джипу и отъезжаю, раздумывая над тем, успею ли заскочить на разминку в студию, прежде чем вернусь домой и приму душ. Я была бы не прочь задержаться. Все что угодно, лишь бы провести как можно меньше времени с Фостерами
Едва я выезжаю на главную дорогу, как мой руль начинает вибрировать и дрожать. Двигатель издает ужасный скрежещущий звук, а из-под капота валит дым.
Как можно скорее я съезжаю на обочину и паркуюсь.
Я выключаю двигатель, надеясь, что машина сейчас не вспыхнет пламенем. Ей всего три года, и я получила автомобиль прямиком из салона, так что до сих пор ничего серьезнее сдувшейся шины с ним не случалось.
Я ищу телефон, думая, кому лучше позвонить брату, кому-то из домашней прислуги или в службу спасения.
Но прежде чем я успеваю кого-то набрать, позади меня останавливается черный «Лендровер». Открывается водительская дверь, и из машины выходит крепкий мужчина с темными волосами и щетиной. Несмотря на довольно устрашающий вид, он дружелюбно спрашивает:
Что-то с двигателем?
Не знаю, отвечаю я, открывая дверь и тоже выходя из машины. Я ничего не смыслю в автомобилях. Как раз собиралась кому-нибудь позвонить.
Дайте-ка посмотрю, говорит он. Возможно, я сэкономлю вам на эвакуаторе, если это легко исправить.
Я хочу сказать ему, что беспокоиться не стоит. Дым и запах стоят такие, что вряд ли мой автомобиль сам куда-то уедет. Нет никакого резона марать руки. Но мужчина уже осторожно открывает капот, стараясь не обжечь пальцы о перегретый металл.
Он откидывается назад, чтобы дым не бил прямо ему в лицо, и, дождавшись, когда тот стихнет, всматривается в двигатель.
О, вот в чем проблема, говорит он. У вас заглох двигатель. Вот, смотрите.
Я не имею ни малейшего понятия, на что надо смотреть, но послушно подхожу и заглядываю внутрь, словно собираюсь внезапно познать основы механики.
Видите? он вытаскивает щуп, чтобы показать мне. Это я во всяком случае знаю, потому что видела, как Джек Дюпон менял масло на всех машинах в нашем гараже.
Как могло закончиться масло? спрашиваю я.
Всем техническим обслуживанием занимается Джек. Расходуется ли масло, если слишком много ездить по городу?
Похоже, кто-то его слил, говорит мужчина. Досуха.
Это вроде розыгрыша? в непонимании спрашиваю я.
Скорее уловки, отвечает он.
Это странный ответ.
Я понимаю, что стою совсем рядом с незнакомцем, который появился в тот самый момент, когда моя машина сломалась. Словно он ехал прямо за мной, только и ожидая, когда это произойдет
Я чувствую острый укол в руку.
Опустив взгляд, я вижу шприц, торчащий из моего тела. Его поршень вдавлен до упора. Затем я смотрю в глаза мужчины, такие темные, что кажутся почти черными не различить, где кончается зрачок и начинается радужная оболочка. Он выжидающе смотрит на меня.
Почему вы делаете это? слышу я свой голос.
Звук проносящихся мимо машин становится глухим и замедленным. Глаза незнакомца темными точками на размытом фоне. Кости в моем теле растворяются. Я размягчаюсь и заваливаюсь набок. Я бы упала прямо на дорогу, если бы не крепкая хватка мужчины, обнимающего меня за плечи.
Мико
Полгода назад анонимно через посредников я приобрел один из самых больших чикагских особняков «позолоченного века»[14]. Он расположен на севере города и скрыт от любопытных глаз густым лесом. Стоя посреди толстых стволов деревьев, сложно представить, что ты находишься в Чикаго, а каменные стены, окружающие участок, так высоки, что в окна едва попадает солнечный свет. Даже окруженный стеной сад полон тенелюбивых растений, которые хорошо переносят тусклый свет и тишину.