Четыре месяца назад моя семья противостояла польскому гангстеру. Кому-то по имени Мясник. Никто, разумеется, не посвящал меня в разборки. Аида потом как-то вскользь упомянула об этом. Ее старший брат убил бандита. И на этом история закончилась.
Или мне так казалось.
Ты работаешь на Мясника, говорю я, но это больше похоже на писк.
Теперь мужчина возвышается прямо надо мной, и я практически ощущаю жар, исходящий от его тела. Волны отвращения изливаются из него, когда он смотрит на меня сверху вниз своими яростными глазами.
Этот человек ненавидит меня. Ненавидит так, как никто и никогда в моей жизни. Кажется, он бы с радостью содрал плоть с моих костей своими ногтями.
Его звали Тимон Заяц, чеканит блондин, отрезая каждое слово. Он был моим отцом. И вы убили его.
Он имеет в виду, что моя семья убила его.
Но в нашем мире грехи семьи ложатся на плечи всех, в чьих венах течет кровь преступников.
Наконец мне удается нащупать дверную ручку. Я пытаюсь повернуть ее за спиной.
Но кусок твердого металла остается неподвижным.
Я заперта с этим чудовищем.
Мико
Несса в ужасе. Она так дрожит, что зуб на зуб не попадает от страха. Девушка судорожно пытается нащупать дверную ручку позади себя, и когда ей это, наконец, удается, хочет открыть дверь и выбежать в сад. Но та заперта. Юной Гриффин некуда деться, разве что пробить собой стекло.
Я вижу, как пульсирует под тонкой нежной кожей жилка на ее шее. Я почти ощущаю вкус адреналина в ее дыхании. Ее страх словно сахар делает этот миг еще более сладким.
Мне кажется, Несса вот-вот расплачется. Этой девушке определенно недостает силы духа. Она слабая, как младенец. Избалованная принцесса американской знати. Сейчас она начнет умолять меня о пощаде. И я запомню каждую мольбу, чтобы передать ее семье, прежде чем я расправлюсь с ними.
Но вместо этого девушка делает глубокий вдох и расправляет плечи. Несса закрывает на секунду глаза, и ее губы приоткрываются, когда она медленно выдыхает. Затем большие зеленые глаза открываются снова и глядят прямо на меня. Широко распахнутые, испуганные, но полные решимости.
Я не убивала твоего отца, говорит девушка. Впрочем, я знаю, как думают люди, подобные тебе, так что мне нет смысла спорить. Но и удовольствия смотреть на то, как я молю и унижаюсь, я тебе тоже не доставлю. Так что делай, что должен.
Несса поднимает подбородок, ее щеки пунцовеют.
Она считает себя храброй.
Думает, что сможет выстоять, если я захочу ее пытать. Если захочу сломать ее кости одну за одной.
Я заставлял взрослых мужчин взывать к матери. Могу только представить, что я мог бы заставить ее делать со временем.
Разумеется, стоит мне поднять правую руку, как она отшатывается, ожидая удара по лицу.
Но я не собираюсь делать ей больно. Пока.
Вместо этого прикасаюсь к ее бархатной розовой щеке, покрытой веснушками, и собираю всю волю в кулак, чтобы не впиться пальцами в нежную плоть.
Я провожу большим пальцем по губам, ощущая, как они дрожат.
Если бы это было так просто, моя милая балерина, говорю я.
Глаза девушки расширяются, дрожь пробегает по ее телу. Нессу пугает то, как много я о ней знаю. Знаю, чем она занимается и что любит.
Маленькая принцесса даже не догадывается, как легко считываются ее эмоции. Ей никогда не приходилось возводить стены, чтобы обезопасить себя. Девушка столь же уязвима, как клумба с тюльпанами. Я собираюсь пройтись по ее саду, срывая цветы один за другим.
Ты здесь не для того, чтобы умереть быстрой смертью, продолжаю я. Ты будешь страдать медленно и долго. Ты станешь лезвием, которым я буду резать твою семью снова, снова и снова. И только когда они станут слабыми, отчаявшимися и жалкими, только тогда я позволю им умереть. И ты сможешь наблюдать за этим, моя маленькая балерина. Потому что это трагедия, а принцесса-лебедь погибает лишь в последнем акте.
Ее глаза наполняются слезами, которые стекают вниз по щекам. Ее губы дрожат от отвращения.
Несса смотрит на меня и видит монстра из своих кошмаров.
И она абсолютно права.
Работая на Зайца, я совершал немыслимые поступки. Я шантажировал, похищал, избивал, пытал и убивал людей. И делал это все без угрызений совести, без раскаяния.
Все хорошее во мне умерло десять лет назад. Последнее, что оставалось от того польского мальчишки, было связано с Зайцем, моей единственной семьей. Но теперь его не стало, а с ним не стало и моей человечности. Я не чувствую ничего, кроме жажды. Жажды денег. Власти. И, прежде всего, мести.
Нет добра и зла, правильного и неправильного. Есть только мои цели и то, что стоит между нами.
Несса медленно качает головой, отчего ее слезы катятся лишь быстрее.
Я не собираюсь помогать тебе вредить людям, которые мне дороги, говорит она. Что бы ты со мной ни делал.
У тебя не будет выбора, отвечаю я, приподнимая уголки губ. Я же сказал тебе. Это трагедия твоя судьба уже предрешена.
Ее тело напрягается, и на мгновение я вижу, как в широко распахнутых глазах вспыхивает искра бунтарства. Возможно, Нессе даже хватит духу попытаться меня ударить.
Но она не настолько глупа.
Вместо этого девушка говорит:
Это не судьба. Ты просто плохой человек, возомнивший себя богом.
Несса отпускает ручку и распрямляется, что делает нас еще ближе.
Ты не больше моего знаешь, какой будет эта история, продолжает она.
Я мог бы задушить ее прямо сейчас. Это погасило бы вызов в ее глазах. Доказало бы ей, что, какой бы ни была эта история, счастливый конец в ней не предвидится.
Но тогда я лишил бы себя удовольствия, которое предвкушал все эти месяцы.
Так что вместо этого я говорю:
Если ты так хочешь писать этот сценарий, подскажи мне, кого я должен убить в первую очередь? Твою мать? Твоего отца? Как насчет Аиды Галло? В конце концов, именно ее брат застрелил Тимона
С каждым именем, которое я называю, ее тело содрогается, словно от удара. И, кажется, я знаю, что заденет ее больнее всего
А как насчет нового олдермена? говорю я. Вот с кого все началось с твоего старшего брата Кэллама. Он считал себя выше нас. Теперь у него есть славный офис в мэрии. Его всегда можно там найти. Или я могу просто явиться в его квартиру на Эри-стрит
Нет! выкрикивает Несса.
Боже, это было слишком просто. Никакого веселья.
Вот какие будут правила, говорю я ей. Если ты попытаешься сбежать, я накажу тебя. Если попытаешься что-то с собой сделать, я накажу тебя. Если будешь перечить моим приказам ну, ты уловила. А теперь прекрати скулить и иди в свою комнату.
Несса выглядит так, словно ее вот-вот стошнит.
Она боролась, когда думала, что на кону стоит только ее жизнь. Но после того, как я назвал ее брата и невестку, на принцессу обрушилась реальность. И вся бравада мигом с нее слетела.
Мне даже немного жаль, что я втянул девушку в эту маленькую игру. Вряд ли она будет сильно сопротивляться.
Разумеется, стоит мне сделать шаг назад и дать ей пройти, как Несса безропотно убегает в направлении своей комнаты. Даже не оставляя за собой последнее слово в жалкой попытке постоять за себя.
Я достаю свой телефон, чтобы получить доступ к камерам, установленным в каждом углу этого дома.
Я смотрю, как она поднимается по лестнице и затем бежит по длинному коридору в гостевую спальню в конце восточного крыла. Она закрывает дверь и бросается на древнюю кровать, рыдая в подушку.
Я снова сажусь на скамью и наблюдаю за тем, как Несса Гриффин плачет. Это продолжается примерно час, а затем она, наконец, снова засыпает.
Я не чувствую ни вины, ни удовольствия, глядя на нее.
Я не чувствую вообще ничего.
Несса
Следующие четыре дня я провожу взаперти в этой комнате.
И хоть поначалу она казалась огромной, вскоре спальня начинает давить на меня со всех сторон.
Дверь открывается, только когда домработница приносит мне еду трижды в день. Это девушка лет тридцати, с темными волосами, миндалевидными глазами и губами бантиком. На ней старомодная форма горничной с толстыми темными колготками, длинной юбкой и фартуком. Она вежливо кивает, когда ставит очередной поднос и уносит предыдущий.
Я пытаюсь разговорить девушку, но, похоже, та не знает английского. Или ей велели не отвечать мне. Пару раз я ловлю на себе ее сочувствующий взгляд, особенно теперь, когда становлюсь все более растрепанной и раздраженной, но я не тешу себя иллюзиями, что она станет мне помогать. С чего бы рисковать работой ради незнакомки?
Я провожу много времени, глядя на улицу из высоких зарешеченных арочных окон. Они не открываются, но, даже если бы могли, подо мною еще три этажа.
Окна вставлены в каменные стены толщиной более фута[16]. Я словно заперта в башне замка.
По крайней мере, у меня своя ванная, так что я могу справлять нужду, принимать душ и чистить зубы.
Когда я впервые зашла туда и увидела, как рядом с раковиной выстроились в ряд зубная щетка, зубная нить, щетка для волос и расческа все совершенно новое и нетронутое, меня бросило в дрожь. Мое похищение долго и тщательно планировалось. Можно только догадываться, какие еще безумные сценарии вынашивает в своей голове мой тюремщик.
Я до сих пор даже не знаю его имени. Я была в таком ужасе во время нашей встречи, что даже не догадалась спросить.
Про себя я зову его Чудовище. Он не человек, он зверь, монстр бешеный пес, который потерял своего хозяина и теперь пытается укусить всякого, до кого дотянется.
Я не притрагиваюсь к еде на подносе.
Поначалу желудок сводило от стресса, и есть не хотелось.
На второй день это стало формой протеста.
Я не собираюсь подыгрывать Чудовищу в его психопатической игре. Я не стану питомцем в запертой комнате. Если он думает, что может неделями или месяцами держать меня здесь, только чтобы убить в конце, лучше уж я умру сейчас от голода, лишь бы помешать его планам.
Впрочем, я продолжаю пить воду из-под крана мне не хватит духу вынести пытку жаждой. Но я вполне способна долго обходиться без еды. Ограничение калорий и балет идут рука об руку. Я знаю, что такое голод, и привыкла его игнорировать.
От недостатка пищи я чаще устаю, но это ничего. Мне все равно нечем заняться в этой проклятой комнате. Книг здесь нет, и бумаги в письменном столе тоже. Все, что мне остается это смотреть в окно.
У меня нет станка, но я все равно повторяю плие, тандю, дегаже, рон де жамб партер, фраппе, адажио и даже гран батман[17]. Я не рискую практиковать какие-то серьезные прыжки или комбинации в диагонали, потому что ковры на полу такие древние, что я боюсь споткнуться и растянуть лодыжку.
Остальное время я сижу на подоконнике, глядя на сад за стеной. Он весь зарос похоже, Чудовище не тратит деньги на садовника. Но там цветут астры, львиный зев и перовския. Пурпурные цветы ярко выделяются на фоне красных листьев. Чем дольше я сижу взаперти, тем отчаяннее мне хочется оказаться там внизу, вдыхать запахи цветов и травы вместо того, чтобы прозябать в этой темной и пыльной комнате.
На четвертый день горничная пытается убедить меня поесть. Она показывает на поднос с томатным супом и бутербродом с беконом, говоря что-то по-польски.
Я качаю головой.
Нет, спасибо, говорю я. Я не голодна.
Я хочу попросить ее принести мне книг, но мое упрямство не позволяет мне обращаться за чем-либо к моим мучителям. Вместо этого я стараюсь припоминать лучшие моменты из моих любимых произведений, особенно из тех, которыми я зачитывалась в детстве. Заросли за стеной напоминают мне о «Таинственном саде», и я думаю о Мэри Леннокс[18]. Она была всего лишь ребенком, но обладала железной волей. Эта девочка не прогнулась бы ради тарелки супа, как бы вкусно он ни пах. Она бы швырнула миску в стену.
На пятый день горничная не приносит мне ни завтрака, ни обеда. Вместо этого она входит в мою комнату во второй половине дня, держа в руках чехол с зеленым шелковым платьем. Девушка начинает наполнять горячей водой гигантскую старинную ванну на львиных лапах и жестами велит мне раздеться.
Ни за что, говорю я, скрещивая руки на груди.
Каждый раз, приняв душ, я надеваю одну и ту же грязную одежду, отказываясь переодеваться во что-либо из шкафа.
Горничная вздыхает и выходит из комнаты, возвращаясь через пару минут с темноволосым здоровяком.
Я сразу узнаю его. Это тот урод, что притворялся, будто хочет починить мою машину, а затем сделал мне укол. Я леденею при мысли о том, как он трогал меня своими большими мясистыми волосатыми руками, пока я была без сознания.
Мне не нравится, как громила расползается в улыбке при виде меня. Его зубы слишком квадратные и слишком белые. Он похож на куклу чревовещателя.
Раздевайся, приказывает мужчина.
С чего бы? спрашиваю я.
Потому что босс так сказал, рычит он.
Когда кто-то велит мне что-то делать, мне сразу хочется подчиниться. Именно так я привыкла поступать дома и в танцевальной студии. Я следую указаниям.
Но не здесь. Не с этими людьми.
В отличие от тебя, я не держу ответа перед твоим боссом, говорю я.
Горничная посылает мне предостерегающий взгляд. Судя по тому, какую дистанцию она держит между собой и темноволосым, можно предположить, что девушка от него не в восторге. Ей хочется предупредить меня не связываться с ним, дать понять, что учтивость не его конек.
Я и сама догадываюсь об этом. Сколь бы неприятен ни был монстр, похитивший меня, он хотя бы производит впечатление неглупого человека. Темноволосый же с этими своими бровями и тяжелым насупленным взглядом выглядит как настоящий неандерталец. Глупые люди не умеют широко мыслить. Они всегда выбирают насилие.
Вот какая штука, говорит верзила, недовольно хмуря брови. Клара здесь, чтобы помочь тебе принять ванну и одеться. Если ты не позволишь ей этого сделать, тогда я лично раздену тебя догола и собственноручно намылю. И я точно не буду столь деликатным, как Клара. Так что сейчас в твоих же интересах быть паинькой.
При мысли об этом гамадриле, атакующем меня с куском мыла, мне становится дурно.
Хорошо, резко бросаю я. Я приму ванну. Но только если ты уйдешь.
Ты не в том положении, чтобы выдвигать условия, смеется громила, кивая своей гигантской головой. Я должен контролировать процесс.
Боже, меня тошнит при взгляде на его самодовольную рожу. Он не увидит, как я сажусь в ванну. Только через мой труп. Что бы сделала Мэри Леннокс?
Если вы попытаетесь надеть на меня это платье, я изорву его на клочки, спокойно предупреждаю я.
У нас куча платьев, отвечает гамадрил так, словно ему плевать.
Впрочем, я вижу, что он раздосадован. В инструкции верзилы входило заставить меня надеть именно это платье, а не любое.
Убирайся, и Клара поможет мне одеться, настаиваю я.
Самодовольное выражение сползает с его лица. Теперь он похож не на обезьяну, а на угрюмого младенца.
Ладно, бросает он. Давай, не рассусоливай.
Оставив за собой последнее слово, мужчина уходит обратно в коридор.
На лице Клары читается облегчение оттого, что я так легко отделалась.
Девушка указывает мне на ванну, которая уже до краев наполнена горячей водой. Для аромата она добавила туда какое-то масло, миндальное или кокосовое.
Что ж, теперь я хотя бы знаю ее имя.
Клара? спрашиваю я.
Она кивает.
Несса, показываю я на себя.
Девушка снова кивает. Она и так уже это знает.
Как зовут его? Я показываю на дверь, за которой только что скрылся гамадрил.
Клара немного колеблется, затем произносит:
Jonas.
Йонас кретин, бормочу я.
Горничная не отвечает, но, кажется, ее губы слегка тронула улыбка. Если она понимает, что я говорю, то явно со мной согласна.