Риель рассматривает вещь в себе как неразрывный компонент критицизма, имеющий существенную природу. Любая другая теория, кроме реалистической, превратила бы познание в простую игру ума. Гарантия реальности внешнего мира уже содержится в каждом ощущении, поскольку оно включает в себя отношение к чему-то вне его. «Чувства иннервации [нервные импульсы wp], приводимые в действие ощущениями, составляют единственную основу нашего убеждения в реальности вещей, и позволительно сказать, что, говоря физиологически, вера возникает из взаимодействия ощущений и чувств иннервации («Критика», т. 2, с. 45). Существование ближних также не просто предполагается. Вера в это основана на инстинктивном сопереживании им, а затем альтруистические чувства формируют доказательство существования ближних. Риель считает это социальное доказательство реальности внешнего мира даже более важным, чем доказательство из ощущений («Критика», т. 2, с. 169f). Как и Гельмгольц, Риель называет ощущения знаками, а не образами вещей (т. 2, с. 50). Однако он не разделяет учение Юханеса Мюллера и Гельмгольца о специфическом качестве ощущений. Только арифметическая и логическая части пространственного восприятия имеют реальное значение. Вещи, явления которых являются нашими пространственными восприятиями, сосуществуют таким образом, что образуют троекратно расширенную множественность, в которой действуют простейшие законы связи в том, что касается отношения элемента к элементу (т. 2, с. 182). В своей качественной природе реальное совершенно неизвестно нам; мы знаем только, что оно есть и влияет на нас. Оно так же стоит за ощущениями, как и за внутренней жизнью души, которую Риель, поскольку она протекает во времени, также рассматривает лишь как явление. Из-за этой единой обусловленности как физического, так и духовного мира явлений посредством самих вещей, Риель называет свою точку зрения монизмом.
Ощущения единственное, что дает материальную определенность познанию; законы мышления дают только формальную определенность. Поэтому в конечном счете не существует познания, которое не должно быть подтверждено ощущениями, за исключением математики, где вещь и понятие одно и то же; но даже утверждение, что пространство имеет три измерения, является аксиомой опыта (т. 2, с. 173). Однако одни лишь ощущения не дают познания. Только добавление интеллекта делает опыт из восприятий. Опыт это осмысленное, понятое восприятие. Наше мышление предполагает более далекую связь между предметами, чем субстанция, которую мы находим в вещах, и причинная связь, которую мы предполагаем между ними и то и другое не воспринимается, а только мыслится. Обработка простых восприятий (ощущений) происходит в социальности. «Опыт есть социальное, а не индивидуальное психологическое понятие» (т. 2, с. 64). Риель ярко полемизирует против вымысла о родовом сознании человека, которое якобы существует отдельно от нас, над сознанием отдельных человеческих существ (т. 2, с. 162f). Трансцендентное, родовое сознание это не более чем «интеллектуальная система координат, с которой, как мне кажется, связано все познание»; это просто мысль. Везде познание направляется определенными общими убеждениями, которые берут начало в чистом рассудке и поэтому были известны уже грекам. Среди них утверждения о сохранении материи и всеобщей причинности всех событий. Заслуга Канта состоит в том, что он показал, как эти исходные посылки рассудка могут и должны быть априорными и при этом объективно достоверными.
Доказательство его объективной истинности заключается в том, что без него опыт вообще невозможен. «Априорность означает не хронологическое, а логическое отношение между понятиями» (т. 2/2, с. 76). Логические категории не предшествуют опыту, а конституируют его. В своей теории «Я» Риель приближается к эмпириокритицизму. Для него противопоставление субъекта и объекта, Я и не-Я не является изначальным. Первоначальное сознание остается индифферентным (т. II, с. 65f). Предметом исследования, согласно Риелю, всегда является общее, он ищет классы и законы. Только исторические науки занимают особое положение, но в отличие от Виндельбанда и Риккерта, Риель подчеркивает, что они тоже ищут причинно-следственные связи. Без них они были бы только «историографией», а не исторической наукой. Подлинно идеографических наук не существует. Но объяснительный метод истории не является механическим. Он не является единственным, удовлетворяющим нашу потребность в знании (т. 2/2, с. 356). Риель отвергает телеологическое объяснение еще более решительно, чем Кант. Психофизическую проблему Риель решает способом, характерным для его строго позитивного образа мышления, в смысле частичного параллелизма. Панпсихизм это чистая спекуляция, фактически «фетишистская вера» (т. 2/2, с. 192f). Только определенные органические процессы сопровождаются процессами сознания. Многочисленные физические, а особенно химические опыты делают атомистическую структуру материальной реальности неопровержимой. По сравнению с «Философской критикой» в «Философии современности» наблюдаются отдельные эпистемологические изменения мировоззрения, например, в отношении веры в реальность внешнего мира, которая теперь уже не кажется Риелю производной от ощущений.
Если Риель, таким образом, ограничивает научную философию рассмотрением эпистемологических проблем, то тем не менее он признает, что «мировая идея» философии еще не выполнена. Он создает для нее пространство в виде практического «учения о мудрости» (и уже в «Критике» т. 2/2, стр. 20f). Правда, метафизика не может снова стать философией, но остается проблема положительной ценности (более подробно рассматриваемая в «Философии настоящего»). Как чистая наука, философия безразлична ко всем ценностям, она описывает ценностную жизнь людей, но сама не выносит ценностных суждений. Но даже позитивные ценностные суждения не являются недостойными философа. Сократ и Ницше, видевшие в философе учителя культуры, являются образцовыми типами такого философствования. Это тоже познание, ибо Риель убежден, что существуют абсолютные ценности; но это не чистое познание, ибо только через творческий процесс ценности приходят в сознание. Открытие ценностей означает одновременно переживание ценностей, создание ценностей заново в самом себе. По этой причине философия ценностей больше не является чистой наукой, это нечто большее, нечто иное, чем наука: искусство направлять разум.
Учеником Риеля является Рихард Хёнигсвальд (родился в 1875 году, профессор в Бреслау), который также обращался в основном к эпистемологии точных наук.
В «Основах психологии мышления» Хёнигсвальд стремится показать, что судьбу психологии как методологически самостоятельной науки должны решить проблемы психологии и что психология мышления, независимо от ее отношения к «фактам», является философским сообществом принципов; сами философские задачи неизбежно наталкивают на психологические проблемы. Тем не менее, Хёнигсвальд отвергает поворот к психологизму.
Несмотря на экспериментальную методологию, психология не является естественной наукой, поскольку объект психологии «должен быть способен знать, он должен быть способен сказать Я самому себе, он должен быть субъектом» (стр. 224). Психология без души также должна облекать свои выводы в содержательную форму. Без содержательного понятия души нельзя говорить о развитии, реакции и т. п. Математика применима к психологии лишь в той мере, в какой психическое имеет порядок. «Психология также является наукой о действительности, а именно наукой о Я-отношении, которое реализуется в каждом притязании на действительность». Психология не только является объектом философии, как и другие науки, но и сама является философией.
В области педагогики Хёнигсвальд старается тщательно зафиксировать понятие педагогики и ее специфические проблемы, в результате чего она имеет право на существование там только как философский предмет. Да, согласно Хёнигсвальду, вся педагогика это образование для философии и через философию, потому что вся педагогика это передача «действительных ценностей» культуры (науки, искусства, морали, права, религии).
Позитивистские и кантианские элементы смешиваются также в работах Вильгельма Коппельманна «Untersuchungen zur Logik der Gegenwart», Берлин 1913 г. «Weltanschauungsfragen», Берлин 1920 г. «Was wissen wir von der menschlichen Seele?», Билефельд 1922 г. Вильгельм Коппельманн (родился в 1860 г. в Шютторфе, старший преподаватель в Мюнстере) также представляет неокантианскую точку зрения, но в довольно грубой форме.
Он отвергает марбургскую точку зрения и видит в данных смыслах некие конечные реальности, которые не могут быть далее разрешены в мысли. С другой стороны, он также подчеркивает важность мышления для развития реальности и исходит из априорных принципов.
По его мнению, логика делится на эпистемологию и формальную логику, которую он рассматривает как «учение о средствах и законах обмена мыслями». Эта точка зрения последовательно проводится, и для этого логические принципы также своеобразно переосмысливаются. Принцип тождества получает следующую формулировку: «При обмене мыслями значения, которые участники связывают со словами или идеографическими знаками или с привычными языковыми или идеографическими формулировками, должны быть и оставаться идентичными». Аналогичным образом, предложения исключенного третьего лица и достаточного основания становятся, по мнению Коппельманна, просто нормами интеллектуального общения. Далее, Коппельманн рассматривает в формальной логике «основные классы значений слов», сначала «слова для категорий». Следует различать категории ощущения и категории понимания. Последние (цвет, запах и т.д.) чисто субъективны, тогда как первые (положение, длительность, причина и т.д.) строят картину мира на основе сенсорной данности. В отношении проблемы понятий Коппельманн также допускает «смешанные значения слов» или «полупонятия, которые должны стоять посередине между чувственными представлениями и понятиями». Цель концептуализации описывается как просто «мышление-экономика». Из практических соображений реальность должна стать «исчислимой». В теории познания Коппельманн отвергает мнение, «что связи и отношения нашей реальности имеют свою причину вне нас, что они существуют без нашего вмешательства, что они должны быть признаны нашим разумом как данные сами по себе». С другой стороны, он также утверждает, в противовес Когену и Наторпу, «что воспринимаемое или порядок восприятия есть нечто данное, неизменное и не зависящее в своем существовании от мысли». Но эта данность «совершенно отлична от объективного факта, реального, который может быть установлен только мышлением». Задача эпистемологии установить принципы построения, в соответствии с которыми мы конструируем реальность. В результате получаются законы, которым реальность никогда не может противоречить, поскольку они повсеместно являются основой этого построения. Это относится как к пространственному, так и к временному построению реальности. В обоих случаях Коппельманн стремится раскрыть определенные априорные законы построения. В органическом мире учет цели является неотъемлемым принципом исследования. Исследования Коппельманна часто отличаются своей тщательностью и рассмотрением многочисленных научных областей. Смешение неокантианского и позитивистско-прагматического подходов является своеобразным. Коппельманн также предпринимает попытки дальнейшего развития кантовской этики в этической сфере. Согласно Коппельманну, этическим принципом является истина как условие всякого сообщества.
В своей книге «Weltanschauungsfragen» Коппельманн делает попытку получить мировоззренческий синтез (ср. Остеррейх, Джеллинек и др.) Результат таков: Из естественных наук, несмотря на все их достижения в деталях, нельзя получить ясности о сущности внешнего мира. Все остается гипотезами и теориями, которые постоянно меняются. Нигде нет твердых результатов. Философия так же не способна дать сведения о сущности внешнего мира. Но она «приблизительно» открывается нашему чувству, когда мы смотрим на природу. Судьба человека, то есть цель, соответствующая его внутренней сущности, это высшее благо, то есть «состояние разумных существ, в котором на основе высшей нравственности расцветает высшее счастье». Нравственность является также основой, из которой возникает единственная религиозная уверенность, которую человек получает как дар и не может создать себе произвольно. В недавнее время Коппельманн обратился к философии политики.
Рудольф Вайнманн, «Wirklichkeitsstandpunkt», Гамбург 1896, «Die Erkenntnistheoretische Stellung des Psychologen», Zeitschrift für Psychologie, Vol. 17, также придерживался реалистической точки зрения. Он считал пространство, время и причинность априорно привносимыми нами в представление о мире, но полагал, что они отражают объективный мир. Он уже требует «освобождения от Канта». Людвиг Диллес (родился в 1870 году в Бьелице), «Weg zur Metaphysik als exakte Wissenschaft», 2 vols. Единственное, что абсолютно точно, это наши ощущения, из них мы получаем абсолютное знание; они «реальный кусочек вселенной», но не весь мир, а указание на нечто совершенно вне «я», по отношению к чему из них (ощущений) возможны определенные утверждения. На Диллеса особое влияние оказали Кант, Спиноза, Фейербах и другие.
IV. Логико-методологическое направление
Совершенно новый поворот в интерпретации Канта совершил Германн Коген, основатель так называемой Марбургской школы, где доминируют единые убеждения в своих решающих основаниях; помимо Когена, ее важнейшими представителями являются Наторп и Кассирер. Коген полностью устранил вещь-в-себе и дал критицизму интерпретацию, согласно которой все вещи как бы растворены в мысли. Самый существенный пункт, в котором Коген здесь идет дальше Канта, это отказ от признания понятия созерцания (Anschauung) как разнородного источника знания равного ранга, вторичного по отношению к мышлению. Оно тоже является мышлением. Объект» как полностью определенное содержание мысли в пространстве и времени лишь идеал, никогда не достижимая цель. Признавая эмпирическую обусловленность всякого знания о действительности, Коген ставит перед философией задачу выяснения его логических условий; при этом, как и у Канта, знание понимается им также односторонне в смысле математической физики, которая для него представляет идеал всякого знания. Коген резко противостоит всему эпистемологическому психологизму.
Как и в эпистемологии, Коген также развивал учение Канта в этике и эстетике. Он и Наторп являются главными философскими представителями социального движения последних десятилетий, содержание которого они понимают, идеализируя его, с точки зрения кантовской философии человеческого достоинства. Религиозность, также после предварения Канта, почти полностью растворилась в морали Марбургской школы. Важность Наторпа заключается, наряду с социальной этикой, от которой он перешел к социальной педагогике, также в эпистемологии математики и физики. Это относится и к Кассиреру, чьи эпистемологические достижения также лежат в области точных наук и который в то же время выделяется как историк проблемы знания.