Конечно, как вы говорите, прочитав наши мысли, он все узнает; но если на этом не делать акцент, может, он не осознáет всех последствий
Он провел рукой по бороде и поднял голову, будто только что нашел решение.
Вот оно! Мне кажется, что лучшим вариантом будет послать за ним красивую женщину. С заговорщической улыбкой он посмотрел Лукасу в глаза и добродушно добавил: У Фионы Фергюссон есть преимущество, с которым вы ничего не поделаете, Лукас. Вспомните обо всех яблоках Ева, Парис и вообще! История нас учит, что женское обаяние может привести чаши весов в неожиданное положение.
Лукас и бровью не повел.
Вы действительно думаете, что именно этого будет достаточно? лишь спросил он.
Стэффорд мысленно выставил ему максимальный балл за идеальное самообладание.
Конечно, самого по себе нет, но я ведь и не пытаюсь подбросить ему какую-нибудь тупую блондинку в постель, а предлагаю приятную собеседницу! мудро рассудил он. Фергюссон, конечно, блондинка это да, но она интеллигентна и деловита. Готов поспорить, она мне его приведет.
Он принял рассеянный вид человека, полностью занятого мыслями. Затем кивнул Лукасу и направился к двери.
Решение было принято. Он едва ли мог яснее дать понять, что не хочет слышать возражений.
Это тоже в некотором смысле ловушка, потому она должна быть продумана до последней детали, а также последствий, заметил Лукас за его спиной. Вы представляете, как далеко Фиона захочет зайти в этом деле?
Ей я, естественно, преподнесу все иначе, заявил Стэффорд, что по вашей собственной теории означает, что даже фомальхиванин не узнает.
«А еще я многого не скажу тебе», подумал он; вслух же избежал каких-либо замечаний. Он сбегáл настолько быстро, насколько мог.
Когда речь шла о способности догадываться обо всем на основе простых намеков, он точно не недооценивал Лукаса Хильдебрандта.
* * *
Едва Рой Стэффорд вышел в коридор, лицо Лукаса больше не должно было поддерживать возвышенного выражения, потому скривилось от отчаяния. Он не позволял этого себе, в его планы не входило печалиться: «Рё Аккӱтликс», как говорили ӧссеане, «Боже сохрани». Во всей безнадежности, которую он ощущал, виновата была усталость. Только усталость.
Мысленно он проклинал свою голову и неверный расчет времени. Этого никто не должен был видеть, Рой Стэффорд уж точно. Лукас не был глупым, чтобы не понять, когда его шеф лжет или когда пытается что-то замолчать. Видимо, изначально он пришел, чтобы отправить его за фомальхиванином, но после того, что увидел, передумал.
Лукас подошел к столу и свалил в кучу все свои заметки о Фомальхиве. В последнее время все документы он складывал очень аккуратно с мыслью, что уже скоро их примет после него кто-то новый; но в этом случае порядок уже был неважен. «Раз уж нужно сделать театральный жест, пусть оно того стоит», рассудил он и запихнул целую пачку в молекулярный шредер. Рё Аккӱтликс, четыре недели работы! Десятая часть всего времени, которое у него было. Вот только Фиона его ненавидела это он уже давно понял: он даже знал точный день, час и минуту, когда вызвал в ней эту ненависть, так что никаких сомнений не было. Она бы все равно из его заметок ни одной буквы не взяла.
«Должно быть, чтение их стихов в оригинале так возносит, зазвучал в его памяти ее восхищенный голос. Такие вещи обогащают человека внутренне».
Он позвал ее тогда в кафе, потому что у нее были красивые ноги, соответствующе интеллигентный вид и неоспоримый шарм; но он даже не предполагал, до какого потока якобы одухотворенной болтовни дойдет дело.
Ты был на Благословенной Ӧссе, Лукас. Случалось ли там с тобой что-нибудь мистическое?
Он не верил своим ушам. Ему захотелось начать рассказывать, что на Ӧссе в каждом доме особый трубопровод, похожий на газовый, и через него люди пускают аромат ладана и медитируют над ним, но сдержался.
Мистические события меня избегают. Я не отношусь к кругу избранных Аккӱтликсом, только и ответил он, и загордился, как деликатно ему это удалось.
Однако глаза Фионы наполнились неподдельным состраданием. Она понизила голос.
Лукас? спросила она сочувственно. Он тебе дал какой-то знак своей неблагосклонности?
Если бы Лукас не осознавал, что такое просто невозможно, ему бы показалось, что в ее голосе звучит настоящий священный трепет.
Аккӱтликс бы себе этого не позволил, быстро заверил он ее. Между нами господствуют отношения вооруженного перемирия.
В этот момент Фиона поняла, что он над ней издевается, и ее глаза заблестели от ярости.
Ты однажды заплатишь за такое богохульство, Лукас! зашипела она.
Фиона грохнула чашкой об стол, залив скатерть, и прошагала к выходу из кафе. Лукас мысленно вычел пять баллов за досадную непоследовательность. Действительно крутая дама вылила бы кофе ему на голову.
«Может, она и была права судя по обстоятельствам, так и выходит, подумал он теперь с ухмылкой. Что, если моя болезнь это и правда месть Аккӱтликса?» Но это все равно не сподвигло его сорваться и побежать добывать талисман. Талисманы уже ни к чему. Он хорошо знал, что из своей насквозь скептической души никак не высечет истинную слепую веру.
Однако современным технологиям верить было легче они гарантированно работали.
«Что плохого случится, если я это сделаю?» подумал Лукас в тысячный раз. Он тяжело упал на стул раньше, чем ноги его предадут, и вгляделся в алые опухшие царапины на руке. До этого он совсем их не ощущал, но теперь они горели огнем. «Что изменится? Я ведь не незаменим. Будет ли мой пепел качественнее, если я буду бороться на пару несчастных дней больше? Едва ли».
Рабочее время так давно кончилось, что его уход уже никто не мог посчитать побегом, но он все равно не мог решиться выключить компьютер и уйти. Уже шесть месяцев он чувствовал смерть, стоящую за спиной и держащую руку у него на затылке, из-за которой он ненавидел вечера, ненавидел ночи. Он брал работу домой и сидел над ней до утра, до состояния такого изнеможения, что уже не был способен воспринимать информацию, после чего падал на кровать с чувством, что проиграл очередной день. Но сегодня не было ничего, что можно бы было взять домой. Он остался один на один со своей навязчивой смертью.
«Сопротивляться это глупо. Тем более когда сам собой напрашивается путь куда легче. Столько людей уже пошло по нему, почему бы не пойти и мне?»
Неожиданный импульс или, скорее, накопленное сверх критической меры количество отчаяния заставил Лукаса включить свой нетлог и попытаться извлечь из его памяти ролики, которые на нем когда-то, в самом начале, выдал эмиттер рекламы в приемной доктора Петерсона. Хранятся ли они до сих пор? Он никогда их не открывал но и не удалил, что уже о чем-то говорит. Его самого удивило, как быстро ему удалось найти эти адреса.
«Медицинский информационный центр, комплексные услуги». Он устоял перед предложениями о трансплантации волос, клонировании груди и искусственных зубах и перешел сразу к виртуалам.
«Станьте вторым Казановой, неотразимым соблазнителем, у ног которого лежат женщины», манила его кокетливая русая девушка с глубоким декольте. Она немного напоминала Рут Дэш с Д-альфы. Лукас решил, что будет иметь это в виду, и листал дальше. Достаточно быстро он рассудил, что «Бесстрашный Конан-варвар» и даже «Зигфрид, истребитель троллей» карьеры не для него. На мгновение его привлекла «Битва за Эридан история генерала Артура Трисмегистоса Кея», но не потому, что он мечтал прочувствовать на собственной шкуре вторжение эриданцев и поучаствовать в их элиминации, а потому, что это напомнило о корабле на Фомальхиву, который был запущен через полстолетия после вторжения и в честь генерала получил его имя. «Корабль Трисмегистос, затерянный в космосе». Лукас горько усмехнулся. И тут же отверг не только Трисмегистоса, но и виртуального Уильяма Текумсе Шермана и Мао Цзэдуна. Он оставил без внимания даже «Славу Древнего Рима историю великого Цезаря», хотя в этом могло быть свое очарование, если быть осторожным и в марте не высовывать носа из своего криптопортика. Следом он без интереса пролистал и биографии кучки очередных полководцев, государственных деятелей, диктаторов и болтунов.
«Спасатель Ларри, красавец с пляжа» ему не слишком импонировал, хоть он и был якобы «классным парнем, загорелым и мускулистым, по которому с ума сходят женщины всех возрастов» Лукас не хотел закончить дни в окружении похотливых бабушек. Он также не чувствовал себя «Джо, отчаянным бандитом», хотя не сомневался, что перед смертью надавал бы краснокожим и шерифу, как полагается. Он вздохнул. Сам виноват, что не хватает фантазии.
«Чем я вообще занимаюсь, черт возьми?!» подумал он с нарастающим отчаянием. Он обещал себе, что никогда не будет смотреть эти ролики. Виртуал был для Лукаса синонимом трусости он с трудом мог представить себе более жалкий конец, хотя именно так, с головами, обмотанными электродами и набитыми потребительскими мыслями, умирали все старики, одинокие и неизлечимо больные. Не стоило упоминать виртуал при Стэффорде! Что скажешь вслух то становится реальностью.
Лукас упорно листал дальше: раз уж он начал, то был намерен довести дело до горького конца, хотя дальше было уже не то. В том, что он не хочет быть «Успешной современной женщиной», «Топ-моделью Кейт» и «Соблазнительницей Саломе», он был уверен; «дать волю своей любви к лошадям в трогательной судьбе жокея Виктории» он тоже не собирался; не привлекли его и «Милый младенец Пуцлик и его мама». Но в конце концов интересным выглядел «Агент интерпланетарной тайной службы в борьбе с ӧссенской преисподней». Звучало неплохо, его всегда интересовало инопланетное общество, но он подозревал, что, будучи сыном профессора ӧссеистики и проведя четыре года в посольстве в Пертӱне, знает о ситуации в тех краях больше, чем создатели программы. Было бы неприятно, если б его спокойной смерти мешали досадные топографические расхождения.
Со вздохом он снова закрыл страницы о виртуале.
Ну, теперь разве что какая-нибудь церковь.
Будь он верующим ӧссеанином, то, разумеется, уже бы несколько месяцев назад отдал свою кровь Аккӱтликсу, в его изящное вместилище из рубинов, и все бы закончилось с приятным осознанием, что он обеспечил себе теплое местечко на небе. Ах, старый добрый Рай! Или, лучше сказать, Космический круг Совершенного Бытия, как его называли ӧссеане. Вот там-то было бы здорово! Но, к своему сожалению, Лукас серьезно подозревал, что именно он один из тех, которых к Аккӱтликсам принципиально не возьмут. Была еще проблема: он не мог молиться не только в человеческих, но и в инопланетных храмах. Когда ему было четырнадцать или пятнадцать лет и от ӧссенской литургии его уже тошнило, Космический круг Совершенного Бытия он мысленно исправил на Комический дух Откровенного Нытья, и, к сожалению, даже теперь, когда ему было тридцать пять, именно это приходило в голову каждый раз, когда он слышал священные слова. В этом и была загвоздка. Конечно, он пытался взяться за ум, отбросить старые инфантильные шуточки и подойти к делу с подобающей серьезностью. Ведь люди часто прибегают к религии, когда их прижмет, особенно за несколько недель до ожидаемой смерти. У каждого есть право провести ревизию своих юношеских взглядов и не считаться после этого оппортунистом! Но для Лукаса все было не так просто.
Он усмехнулся. «Может, в следующий раз, Аккӱтликс, подумал он. О Господь, наивысший из наивысших и наиславнейший, Маяк, Пристань, Пьющий души, Звезда звезд». Лукас закрыл стол, устало поднялся и направился к шкафу за пончо.
Глава пятая
Глеевари
Это не могло пройти мимо нее. Глеевари всегда все замечает: это профессиональная болезнь знать о вещах, о которых лучше не знать. Камёлё видела тяжелую, мрачную массу храма, тень за левым плечом, огненную вспышку в зоне периферического зрения от вечернего солнца, которое преломляется на роскошных воротах из титана и стекла; при этом в ее голове оно отзывалось ядовито-алыми вспышками.
Крик.
Она вздрогнула. «Пусть это останется внутри. Пусть стены будут как можно выше. Не слышу, не вижу: а зачем? говорила она самой себе. Ведь это происходит постоянно. Каждую минуту, повсюду во Вселенной, со мной и без меня. Я не могу ничего изменить!» Отрезать себя от обостренных чужих эмоций, не переживать все с каждым из них для человека с телепатическими способностями это жизненная необходимость. Мимо храма она ежедневно проходила по дороге с работы и давно уже рассчитала, что лучше избегать прямых взглядов. «Концентрированная ӧссенская роскошь: возьми пять кило фанатизма, банку эгоцентризма, комплекс мессии и тонну трупов, тщательно перемешай и вари десять тысяч лет». Ӧссенская история была долгой. А традиции как крепко затянутая колючая проволока. Именно она, Камёлёмӧэрнӱ или лучше Камилла Мӧэрн, как она представлялась здесь, на Земле, была последним человеком, которому стоило вмешиваться в этот котел.
Но скрытые чувства овладевают человеком, даже если он не хочет принимать их близко к сердцу. Там, внизу, в глубинах воспоминаний и грехов, постоянно что-то да остается. Факт, который человек хотел и должен был забыть, потому что он был слишком гнетущим. Прошлое, которое ни с того ни с сего нападает со спины. Пересечение событий. Дело было не только в чужих мысленных порывах, которые доносились до нее из храма, но и в ее собственных воспоминаниях. А они навалились на нее с такой мощью, будто она попала в невидимую сеть невидимого убийцы, связавшую ей ноги. Она вдруг просто не могла продолжать идти.
Зӱрёгал?! Здесь?!
Камёлё мысленно ругала себя, но уже сменила направление и перешла площадь. Осторожно осмотрелась. Затем проскользнула в узкую улочку возле костела. Тут было спокойно. Под защитой глееваринской невидимости она могла осмотреть все как следует.
Она подняла глаза к огромной массе храма над собой. Здания в Н-н-Йорке в основном стояли прижатыми друг к другу, но Церковь Аккӱтликса даже в таком перенаселенном городе приобрела достаточно большой участок, потому что, как звучало в Законе Божьем, храм не должен касаться ничего светского. Теперь его, однако, коснулись руки Камёлё даже слишком светские. Костел имел непропорциональную круговую планировку. Камёлё боком протискивалась в сужающуюся щель до тех пор, пока дальше уже двигаться было невозможно. Она разулась, оперлась о стены храма и ближайшего здания и начала взбираться наверх. К счастью, на ней были ее любимые черные легинсы, толстые носки и старый джемпер, а не какой-нибудь элегантный костюм. Это было бы весьма некстати.
Камёлё остановилась на первом карнизе, в пятнадцати метрах над землей, с раскинутыми руками и пальцами, вцепившись в колонны с каннелюрами. Дальше стены отклонялись друг от друга: земная была совершенно отвесной, в то время как ӧссенская уходила под наклоном вверх, поднимаясь высоко и протыкая небо остриями пяти башен. Камёлё уткнулась лбом в темный сланец, которым было выложено все здание, следила за знаками и оценивала свои возможности.
Внутри был зӱрёгал, с которым ей нужно было поговорить, но был он там по конкретному делу. Часть ее мыслей воспринимала беспрерывные волны ужаса. Некий ӧссеанин испытывал неподдельный страх, очевидно стараниями зӱрёгала. Камёлё, как всегда, почувствовала необходимость побежать ему на помощь, потому что к тому, чтобы без права на благодарность обжигать пальцы из-за чужих людей, у нее было больше склонности, чем у других. Но разум говорил ей, что, вмешавшись, она повторит ту же ошибку, из-за которой ей пришлось покинуть Ӧссе. Если она расстроит планы зӱрёгала, то может похоронить все свои надежды однажды вернуться домой. Четыре года изгнания уже послужили ей хорошим уроком. С другой стороны, неисправимой альтруисткой она тоже не была.