Я читаю строки, захлебываясь словами и пытаясь сдержать улыбку, но уголки губ тянутся вверх, словно кто-то натягивает их, привязав тонкие ниточки. В моих чувствах к Шону пока пусто, но прочитанные слова касаются сердца, разжигая внутри нежный огонек симпатии. Я не знаю этого парня, но почему-то верю каждой строчке.
«Сегодня Джесс наорал на весь отряд. На самом деле парни ни при чем. Он в очередной раз угрожает снять меня с позиции командира (это уже забавно, правда?). Встретимся на нашем месте в десять?»
Значит, Шон является командиром отряда? Звучит логично. Такой строгий и суровый снаружи, тонко чувствующий внутри.
«Люблю тебя, Веснушка! Уже скучаю!»
Мне нравится, как он делится со мной мыслями каждый вечер. Это как писать друг другу письма. С одной стороны, старомодно, но при этом так романтично.
«Засыпаю, сидя на совещании. Несмотря на то что я не спал всю ночь, в чем, между прочим, ты виновата, я все равно заявлюсь сегодня снова. И да, то черное белье просто восхитительно!»
Значит, мы Я покрываюсь румянцем и кошусь на Шона, будто подглядываю за чужой жизнью, заполняя словами, сказанными другой девушке, гулкую пустоту, а себя чужой историей любви. Он поднимает на меня взгляд и улыбается?
Все нормально? А то у тебя выражение лица взволнованное, что ли?
Да, в порядке, просто читала сообщения, тараторю я в ответ. К лицу приливает жар, и я опускаю глаза, разглаживая несуществующие складки на своем пальто. А то я ведь совсем тебя не знаю.
Шон протягивает руку, и я подаю свою в ответ. Этот жест такой простой, но мне он кажется таким же интимным, как первый поцелуй. Сердце бьется с бешеной силой, и когда я решаюсь поднять взгляд, меня перебивает уже хорошо знакомый раздраженный голос. Либо у меня паранойя, либо единственная причина его дурного настроения я.
Так и знал, что от тебя будут неприятности. И прежде, чем я успеваю сделать хоть что-то, Ник оборачивается, выхватывает из моих рук телефон и, опустив стекло, выкидывает в окно.
Эй! обиженно восклицаю я, от неожиданности и распирающей злости надувая щеки. Что ты сделал?!
Растерянность сменяется гневом, потому что я только что потеряла хоть тонкую, но все же связь со своей прошлой жизнью.
Там же могла быть важная информация, которая поможет понять, кто мы.
Когда тебе прострелят глупую голову, поверь, эти знания тебе не понадобятся, даже не повернувшись, отвечает Ник. Откуда иначе взялись те «люди в черном» на вокзале? Они знали, что мы там.
Я всплекиваю руками и отворачиваюсь. Это просто невозможно!
Как можно понять, что делать дальше, если даже не знаешь, кто ты и почему за тобой гонятся?
Ник упирается в приборную панель ногой, оборачивается и окидывает меня с ног до головы стальным взглядом.
А может, есть вещи, которые лучше не помнить?
О чем ты? удивленно спрашиваю я. Ты ведь не можешь знать наверняка, если не помнишь.
Считаешь?
Я прищуриваюсь.
Либо ты врешь, либо что-то недоговариваешь.
Он отворачивается, слегка поморщившись, оставляя меня без ответа и в полнейшем замешательстве. А если он прав? Вдруг наша прошлая жизнь была настолько ужасна, что помнить хуже, чем забыть? Вдруг мы все приняли осознанное решение что-то стереть из памяти?
Насчет телефона Ник прав, доносится голос Арта. С помощью этой штуки нас легко выследить. Он включает поворотник и меняет полосу, промчавшись мимо туристического автобуса.
Надеюсь, ни у кого больше телефоны в карманах не припрятаны? произносит Ник и тут же добавляет, хватаясь за бок: Нам бы остановиться где-нибудь на ночь!
И поесть, вклинивается Арт.
Снимем номер в гостинице.
А как насчет еды? не унимается Артур
Я наклоняюсь между сиденьями, чтобы внимательно рассмотреть его.
Как ты в данной ситуации можешь думать о еде? Мне даже крохотный кусок в горло не полезет.
Артур пожимает плечами:
Борьба требует много сил!
Какая нафиг борьба? откликается его друг.
Что значит «какая»? Во имя добра, мира и справедливости! Не зря же за нами объявили погоню, чувствую себя героем блокбастера.
Я улыбаюсь и откидываюсь обратно на спинку сидения. Следующие часа два мы по большей части молчим. Солнце уже давно село, так что мы едем в темноте и тишине. Артур переключает станции, пока не останавливается на старой попсовой песне и тут же начинает ее напевать. Часы на моей руке показывают почти полночь.
Только я помню тексты песен? спрашивает он и принимается старательно насвистывать мелодию, повторяя за радио приемником.
Нет, я тоже, подаю голос. Что ты еще помнишь?
Парень чешет затылок, ероша светлые волосы.
Таблицу умножения. Но это не точно. Фильмы помню, как зовут королеву Англии, ну и вот, указывает он рукой на руль, помню, как вести машину.
«И как угнать», про себя добавляю я.
Я помню фрагменты из детства, тихо говорит Ник.
Серьезно?
Почему только у него одного есть воспоминания из собственной жизни?
А у меня пустота.
Не знаю почему, но некоторые сцены я вижу четко.
Я ожидаю, что сейчас Шон вступит в разговор, но он молчит. Смотрю в его сторону и вижу, что парень прислонил голову к окну и закрыл глаза. Наверное, спит.
Мы тебя еще не напугали окончательно? интересуется Арт. Уверен, в твоих планах не было записи «тусить», он изображает в воздухе кавычки, с кучкой незнакомцев в угнанной машине.
Уверена, что с удовольствием бы прочитала, что «было в моих планах», но кое-кто выкинул мой смартфон в окно.
Я смотрю на Ника испепеляющим взглядом, но он не поворачивается.
Не обращай на него внимания, говорит Арт и тут же, подмигивая, добавляет: Пусть это будет нашим маленьким секретом: он просто не умеет им пользоваться.
Ник цокает, и я на этот раз не сдерживаю улыбку.
Мы проезжаем знак, на котором светоотражающей краской вспыхивает надпись, что до Воркингтона две мили, и останавливаемся у первой гостиницы, расположенной недалеко от трассы. Небольшие двухэтажные домики, раскиданные среди многовековых деревьев больше напоминают летний лагерь, чем отель, и парни, оценив это место как безопасное и удобное в случае внезапного отступления, остаются довольны выбором.
Шон просыпается, только когда машина останавливается. Арт выходит на улицу узнать о свободных номерах. Я нервно ерзаю, тянусь к своему парню и шепчу:
Шон?
Потирая глаза, он наклоняется ближе:
Да?
Я не могу сложиться за гостиницу. У меня при себе нет наличных. Только карточки, но ими же нельзя нигде расплачиваться, верно? Давай я потом отдам тебе.
Что? Ох, не переживай. Мы же вроде как вместе, смущенно отвечает он.
А я почему-то краснею.
Арт с Шоном регистрируются, называя вымышленные имена. Мы с Ником ждем у входа в гостиницу.
Номера 12 и 14, говорит Шон, поднимая затертые и поцарапанные карточки, на которых висят металлические ключи.
Наш двенадцатый, это же самое лучшее число! вырывая один из брелков, восклицает Артур, и в ответ на наши недоуменные взгляды, добавляет: Вы что, не знали, только в НБА под этим номером играло 327 спортсменов! А еще в НХЛ считается
Идем, Виола, перебивает Шон.
И я, пожав плечами, мол, рада была бы дослушать, да не судьба, послушно шагаю следом.
Шон открывает дверь, пропуская меня внутрь первой. Я на ощупь нахожу выключатель прямо у входа, и крошечный номер заливает тусклый желтый свет. В центре стоят две односпалки, застеленные полинявшими покрывалами, и я с облегчением выдыхаю. Спать в одной постели с парнем я пока не готова. Кресло приютилось в углу возле широкого окна в пол, а напротив кроватей узкая тумба с телевизором.
Ну, какие у тебя есть мысли на счет происходящего? произносит Шон, закрывая дверь. Он проходит внутрь комнаты, снимает куртку и аккуратно складывает ее на покрывало.
Я бросаю на него беглый взгляд и тут же, застуканная на месте преступления, опускаю голову, отгораживаясь стеной собственных волос. С идеальной осанкой и широкими плечами он даже в простой рубашке и джинсах выглядит как модель. Стоит взглянуть на этого парня, как в животе скручивается клубок, и я не уверена от голода ли, адреналина, бушующего до сих пор в крови, или того впечатления, которое он на меня производит. Но отмечаю, что это даже приятно.
Я прочитала в сообщениях, которые ты присылал, что вы все служили вместе. Еще ты упоминал какую-то лабораторию. И что какой-то Джесс угрожает снять тебя с позиции командира. Возможно, те агенты, что ищут нас, связаны с этим.
Возможно. Это немного, но спасибо.
Он подходит к окну, отодвигает плотную коричневую штору и осматривает парковку перед отелем.
Я не рассказываю, что, судя по письмам, между нами было. Не знаю, почему. Может потому, что морально разбита, мне грустно и страшно. А может, хочу, чтобы он понял меня без слов. Чтобы прочитал все на лице, обнял. Только Шон этого не делает. Я падаю на одну из кроватей, закрывая руками глаза.
Все нормально? интересуется парень, и я уверена, случись такое вчера, он бы вне всяких сомнений постарался меня успокоить, крепко прижать к себе. Но все случилось сегодня, а теперь мы незнакомцы.
Раздается стук в дверь, заставляя забыть о жалости к себе, и я подскакиваю.
Кто? рявкает Шон, достает пистолет и медленно подходит к двери.
Это мы, у Ника тут проблема, раздается приглушенный голос Артура. Шон распахивает дверь и, когда парни входят внутрь, тут же закрывает замок, задвинув цепочку.
Что случилось?
Ник садится на кровать, стаскивает с себя черную кожаную куртку, стиснув от боли зубы, и я вижу большое красное пятно расплывшееся по его левому боку.
Почему молчал? безэмоционально спрашивает Шон.
Он явно видит раненого не впервые.
Не думал, что серьезно. Ник, поморщившись, поднимает тонкую ткань футболки, и я вижу болезненный красный порез, видимо, во время драки его задели.
Нужен алкоголь для обеззараживания. Шон указывает рукой на Арта. Идем, заодно проверим местность. Дверь никому не открывать! командует он, и парни вместе покидают номер.
Я подхожу к двери и запираю ее на замок.
Вот же..! Могу поспорить, это была моя самая любимая футболка! полностью стаскивая с себя окрашенную красными пятнами вещь, возмущается Ник.
Очень смешно. На твоем месте я бы больше беспокоилась о дыре между твоих ребер.
Ник не такой крупный и накачанный, как Шон, хотя видно, тоже регулярно тренируется. Но мое внимание привлекает правый бок, половину которого занимает черная татуировка. Дерево с тонкими, гибкими ветвями пересекает ребра, поднимается вверх и опутывает плечо. Каждая деталь прорисована так четко, словно приглашает заглянуть в другой мир. Ветер треплет листву, а на широкой ветке привязан ловец снов, перья которого тянутся вдаль, гонимые ветром. Зачем солдату набивать себе татуировку на половину торса? Этот факт кажется более, чем странным.
Судя по количеству шрамов, скорее всего, меня ранили не впервые, произносит Ник и, будто почувствовав шелест моих мыслей, резко поворачивается, встречаясь со мной взглядом. Его бледность в данный момент только усиливает блестящую синеву глаз.
Хочешь воды? нахожусь я и, чтобы не выдать свои подозрения, подхожу к столу и беру прозрачный стакан.
Хочу морфин или хотя бы хороший косяк.
Ты всегда увиливаешь от ответов, пряча правду за колкостями? закатывая глаза, пока Ник не видит, спрашиваю я.
Нет, просто есть категория людей, с которыми я не желаю делиться той самой правдой, парирует он.
Я с резким стуком ставлю стакан на место и, сложив руки на груди, оборачиваюсь, опираясь на деревянную тумбу бедрами.
Я слышала, что ты сказал про меня в поезде. Из-за нашей стычки я так тебя раздражаю?
Ник молчит. Он внимательно и сурово разглядывает меня, ни на секунду не отводя свой тяжелый взгляд, и медленно произносит:
Просто не люблю людей, которые видят только то, что на поверхности, хотя вроде как делают вид, что главное внутри.
Я замираю.
Ты сейчас на меня, что ли, намекаешь? Да как ты можешь в чем-то меня обвинять, когда сам ничего обо мне не знаешь?
Ник мрачно усмехается:
Я ничего не знаю о тебе. Ты ни фига не знаешь обо мне. Мы все четверо ни черта не знаем друг о друге, но я готов поспорить, Виола, что мы с тобой похожи. Вот почему ты мне не нравишься.
Ник в этот момент выглядит иначе. Несмотря на ранение, его поза полностью расслаблена. Глаза прищурены, а на губах играет хитрая, едва заметная улыбка.
Считай, что мы, как магнитные шарики, ну, знаешь, такие, что врезаясь друг в друга, отталкиваются еще больше.
Его голос приглушенный и вкрадчивый. Он не злится, между нами скорее взаимная неприязнь. На генетическом уровне. Возможно, в этом Ник прав. Этого парня, вообще, понять сложно, слишком уж он скрытный. И раздражительный.
Великолепно, бросаю я, одними губами добавляя «придурок», и усаживаюсь на другую кровать спиной к развернувшейся в комнаты кровавой картине, потому что слишком устала, чтобы пытаться переубедить его или переиграть в остроумии.
Я хочу отдохнуть, свернуться калачиком на выцветшем покрывале и забыться. Часы на стене медленно перемалывают время, и я рада, что ни один из нас больше не нарушает негласный уговор молчания. Парни возвращаются спустя пятнадцать минут, что-то тихо обсуждая. Шон говорит об оружии, но я едва его понимаю. Он достает из-за пазухи виски, а может, это водка, все равно я не пью. А я не пью?
Ну, поднимая бутылку вверх, спрашивает он, кто будет исполнять роль полевого хирурга? его взгляд перепрыгивает с меня на Арта, и когда добровольцев не находится, произносит: Кавано, давай ты.
И чем я его должен шить, по-твоему? Я же тебе не сраный врач, и у меня никаких условий ни ниток, ни игл, ни как его зажима какого-нибудь хирургического Не буду я.
Шон открывает ящик тумбочки возле одной из кроватей, достает оттуда дорожный швейный набор и бросает на кровать рядом с Ником.
Обычной ниткой зашей.
А можно, я на улице подожду? выдавливаю из себя, порадовавшись, что до сих пор ничего не ела.
В глотке встает такой ком, что будь внутри хоть какая-то пища, она, определенно, попросилась бы обратно.
Нет, тебе нельзя выходить одной, отрезает Рид.
Я присаживаюсь в кресло, гнездящееся в углу комнаты, подобрав и прижав к себе ноги, сверху пристаиваюсь подбородком. Шон вытаскивает длинную иголку, отрезает нить и кладет все в стакан со спиртным. Стиснув зубы, Ник отворачивается в другую сторону. Я кривлюсь, не в силах больше смотреть, и зажмуриваю глаза. Стараюсь делать глубокие вдохи, чтобы побороть приступ тошноты, но даже находясь в противоположной части комнаты, кажется чувствую, как Нику больно. И это странно, потому что мои ощущения почти осязаемы. Это очень, очень странно. Он громко дышит и периодически выругивается на Шона.
Ты как? раздается голос Арта.
Я не уверена, кого из нас он спрашивает.
В порядке, отвечает Ник и добавляет, обращаясь, видимо, к Шону: А ты не можешь делать это дерьмо быстрее?
Внезапно перед глазами возникает белая вспышка, и тут же все вокруг погружается во тьму. В ушах металлический звон, голова начинает раскалываться от боли. Сжав ладонями виски, я закрываю глаза и крепче вцепляюсь в волосы, но это не помогает. Медленно сползаю по спинке кресла, как тающая свеча. А потом слышу крик у себя в голове. Кричу я
Осколок 3. Фотография
Я кричу изо всех сил, но с губ не срывается ни звука. Сердце колотится так, будто сейчас выскочит из груди. Перед глазами мелькают провода и толстые иглы. Я отчаянно пытаюсь вырваться, но не могу.
Секунды, минуты, часы время затягивает в темные топи, и я тону, погружаясь все ниже под воду. Она смыкается над головой, смертельной отравой проникая в разум. Глубже и глубже.
Чьи-то руки трясут меня за плечи.
Виола, с тобой все в порядке?
Словно металлический дождь, предметы с резким звоном падают на пол. Стекло разбивается, разлетаясь на сотни осколков. Шум оглушает на секунду, ударяет по ушам. Звук приносит боль, будто пытается залезть под кожу, проникнуть в кости и разрезать сознание на тонкие ленты.