Что ты к взрослым людям с конфетами-то лезешь. Ты нам лучше водочки с селедочкой изобрази.
Да неужто никакой закуски не будет? спрашивал черный купец рыжеватого.
Ни боже мой. Петр Михайлыч насилу уговорил жениха и это-то сделать. «Нам, говорит, с Катериной Петровной ничего не надо».
Чудак человек Гостям надо. За что же-нибудь я на жену истратился, платье новое ей сшил Карета перчатки и все эдакое
Известно уж, чиновники Не понимают.
А деньги-то брать понимают с купцов. Пятнадцать тысяч ведь он с Петра Михайлова слупил.
Чего-с? Пятнадцать? Нет, поднимайте выше. Девятнадцать, а не пятнадцать. Перед самым венцом еще четыре тысячи потребовал. «А нет и не поеду, говорит, и венчаться».
Да что ты!
Верно. Даже и мундира не надевал, пока не вручили. «Не надену, говорит, мундира». Бился, бился старик отдал.
Ну, мальчик! Купца перехитрил, да какого купца-то! Которому пальца в рот не клади живо откусит. Спросимте, господа, хоть мадерки, что ли! Что так-то сидеть! Шафер! Где шафер? Господин шафер, пожалуйте-ка сюда! Нам бы вот бутылочку мадерки.
Извините, мадеры не полагается. Здесь только поздравление. Вот сейчас фрукты понесут, сказал шафер.
Нам фрукты все равно что волку трава. А ты вели-ка нам изобразить мадерки
Шафер вспыхнул:
Позвольте Вы забываетесь! Какое вы имеете право мне «ты» говорить!
Ого, какой шершавый! Ну, мы у отца невесты попросим.
Здесь дом Порфирия Васильевича, и Петр Михайлыч мешаться не имеет права.
Новобрачный подошел к отцу невесты и, делая серьезную мину, проговорил:
Я, Петр Михайлыч, вижу опять неисправность с вашей стороны. В приданой описи у вас сказано шесть ламп, а налицо только пять. Давеча-то мне сосчитать было как-то невдомек.
Шестая кухонная. Здесь пять, а в кухне шестая.
Кухонная простая жестяная лампа. Она не должна считаться.
А по-моему, считается.
Нет, уж вы потрудитесь завтра добавить.
Ничего больше не добавлю! Довольно! вспылил отец невесты. Вишь, какой выискался! До венца, наступя на горло, требовал, чего не следует, да и после венца не унимается. Обвенчался, так уж шабаш!
Как вам угодно, но помните, что вашей дочке со мной жить.
Еще грозится! Вот какие благородные-то люди бывают.
Я не грожусь, но нужно же пополнить инвентарь.
Теперь уж сами на свой счет пополняйте, когда «Исаия ликуй» пропели. Да вот что-с Вон в том углу мои гости просят мадеры. Велите подать бутылку.
Зачем-с? Во-первых, это выходит из программы сегодняшнего празднества, а во-вторых, у меня нет мадеры.
Однако вон в том углу ваши чиновники пьют мадеру.
Была одна бутылка, но больше нет.
Пошлите-с. Погреба открыты.
Нет, не пошлю-с. Сейчас вот шоколад подадут им, да и пусть отправляются домой. Я звал только на поздравление.
Ну ладно. Я на свои за мадерой пошлю.
Это как вам будет угодно. Но примите в расчет, что после шоколаду я не желаю, чтобы у меня гости оставались.
Не останутся ваши, так и мои не останутся. Пусть ваши вперед идут, и мои сзади пойдут.
Петр Михайлович послал за тремя бутылками мадеры. Купцы уселись и начали прихлебывать. Шел такой разговор:
Ну новобрачный! Вот сквалыжник-то. Деньги взял, проморил в церкви два часа лишних и гостей даже закуской не хочет угостить.
Господа! В кухне что-то жарится. Я давеча в распахнутую дверь видел, что там повар стоит. Ужин, наверное, будет, но только не про нас, а про его гостей.
Новобрачный ходил около гостей-купцов, зевал и говорил:
Ужасно устал. Жду не дождусь, когда можно будет на покой.
Рыжий купец подмигнул черному и сказал:
Иван Митрофаныч! Да ну их к черту! Чего зря сидеть! Забирай свою жену да пойдем в «Малый Ярославец» селянку хлебать.
Купцы, не прощаясь, стали уходить.
IV
Слава богу, наконец-то все эти аршинники уехали, и мы можем отпраздновать нашу свадьбу в интеллигентном обществе! говорил новобрачный своим гостям после отъезда гостей-купцов, со стороны новобрачной. А то что это, помилуйте Их звали только для поздравления, чтобы выпить бокал шампанского, а они сидят и еще чего-то ждут. Ваше превосходительство, в винтик не прикажете ли сыграть, пока у нас будут накрывать закуску? предложил новобрачный генералу.
Нет, благодарю. И я просил бы меня освободить от закуски Я никогда на ночь не ем ничего, отвечал генерал.
Ваше превосходительство, да вы, может быть, из-за того и не хотите здесь оставаться, что мой тесть с тещей здесь? Так я сейчас скажу жене, чтобы она предупредила их, чтобы они свой язык не распространяли и знали свое место.
Ах нет Что вы Боже избави Я вовсе не из-за этого Ваш тесть такой почтенный коммерсант. А просто из-за того, что я никогда не ужинаю.
Новобрачный опечалился. Генерал начал прощаться, подошел к отцу и матери новобрачной и протянул им руку. Все пошли в прихожую проводить генерала. Новобрачный смотрел на тестя и тещу зверем. После ухода генерала он подскочил к ним и сказал:
Прямо генерал из-за вас уехал.
Да что ты врешь-то! Он ласковый человек. Мы с ним прелюбезно распрощались. Подошел и руку протянул, отвечал Петр Михайлович.
Да как же вам ее не протянуть-то, ежели вы лезете вперед.
Анна Тимофеевна вспылила.
А куда же нам иначе лезть-то, любезный зятюшка? В кухню, что ли? заговорила она. Нет, уж этого не дождетесь. Мы в квартире нашей дочери.
Сделайте одолжение Это квартира моя, а не вашей дочери.
Однако эту квартиру мы обмеблировали! Каждый гвоздик здесь наш.
Был ваш, а теперь мой. И гвоздиками вам нечего хвастаться, потому на это было условие, чтоб вам их вбивать. Вы согласились эти гвоздики вбивать, да, к слову сказать, не все же и вбили их. Лампы одной нет, ковра в гостиной бархатного нет.
Как ковра в гостиной нет? воскликнул Петр Михайлович. А это что?
Да разве это бархатный! Что вы дурака-то строите! Этому ковру вся цена пятнадцать рублей. Эдакие ковры в гостиницах в рублевых номерах стелют, а не в гостиных кладут, и ежели вы любите вашу дочку, то завтра же должны его переменить.
На кухонный половик, изволь, переменю, а уж больше ничего ты от меня не дождешься. Довольно! Ты и так у меня перед венцом, наступя на горло, четыре тысячи вырвал.
Дадите, коли дочка приедет и умолять будет.
Разговор сделался крупным. Оставшиеся гости, чиновники, начали перешептываться между собой. Даже им было как-то неловко. Только отец посаженый принял сторону новобрачного и, поправляя на шее станиславский орден, бормотал себе под нос:
Купчишки! Их дочь благородной сделали, а они в благодарность за это всякие подлоги делают.
Звонок в прихожей. Вернулся какой-то гость из купцов, забывший свои калоши. Надевая свои калоши, он в открытую из прихожей в гостиную дверь кричал:
Нарочно вернулся из трактира за своим добром. А то прислать бы завтра, так, чего доброго, и не отдали бы. «Никаких, мол, ты и калош не оставлял».
Новобрачный бросился в прихожую, чтобы отругаться, но гость уже хлопнул дверью.
Официанты накрыли столы и поставили закуску. Гости присели к столу. Начались тосты. Посаженый отец поднял бокал за здоровье новобрачных. Новобрачный отвечал за здоровье посаженого батюшки и посаженой матушки.
Петр Михайлович, выпивший три-четыре рюмки водки и накачавший в себя смелости, вскочил со стула и во все горло закричал:
Нет уж, позвольте, Порфирий Васильич! Прежде всего пьют за настоящих родителей, а не за посаженых, а настоящие родители мы
Вздор! Пустяки! И не смеете вы мне предписания делать! откликнулся новобрачный. За кого первого хочу пить, за того и пью. Сидите. Ваша очередь впереди.
Нет, уж достаточно сидеть. Будет. Тут у камня так лопнет терпение. Анна Тимофевна! Прощайся с дочкой и идем домой, обратился Петр Михайловиа к жене.
Да и скатертью дорога, ежели в образованном обществе прилично держать себя не умеете, откликнулся новобрачный.
Ты себя держать не умеешь, а не я! И дернула меня нелегкая за такого одра дочь выдать! Прощай, дочка Жаль мне тебя, да уж ау не развенчаешь.
Отец поцеловал новобрачную и махнул рукой. Со слезами на глазах бросилась к ней мать и стала ее целовать, приговаривая:
Вот до чего дожили Повенчали дочку и даже в опочивальницу не можем ее проводить. Прощай, Катенька, прощай, Катюша Не забывай мать Прибегай к нам, голубка.
Пожалуйста, Анна Тимофеевна, не мусольте ее вашими губами! Думаете, приятно мне это? Ну, чего прилипли? Достаточно говорил новобрачный теще.
Ах ты, аспид, аспид! Чего ты шипишь-то!
Приличия хочу-с Хочу, чтобы серые люди умели себя держать в образованном обществе.
Ах ты, остолоп, остолоп! И где у нас глаза были, что мы за такого изверга дочь выдали!
Одер остолоп изверг вот какими названиями вы меня окрестили, но я, как интеллигентный человек, буду приличен, не отвечу вам тем же и даже провожу вас в прихожую.
Новобрачный вышел из-за стола.
Не смей нас провожать! Не смей! А то не вышло бы чего худого! крикнул ему Петр Михайлович. Я терпелив, но ежели меня выведут из терпения я на руку скор.
Ну, как хотите, отвечал новобрачный и сел, пробормотав: Серые мужланы!
Новобрачная плакала. Гости сидели, опешив, и не дотрагивались до еды.
Простите, господа гости дорогие, что такой печальный инцидент вышел, но я, право, не виноват. Этот народ способен кого угодно вывести из терпения, извинялся новобрачный перед гостями, взглянул на новобрачную и, увидав ее плачущую, спросил: А ты, Катюша, чего разрюмилась? О своих серых папеньке с маменькой? Так уж ведь ты теперь отрезанный ломоть, тебе пора отвыкать от них
Да разве это можно! Что ты говоришь, Порфирий! еле могла выговорить молодая и заплакала еще сильнее.
Ну вот Что такое сделалось! Ничего не сделалось несколько смутился новобрачный, видя, что он уже хватил через край. Брось, Катюша Нехорошо Отри слезы и успокойся. Ты должна понимать, что ты теперь уж не купеческая дочка, а жена коллежского секретаря Коллежская секретарша Так сказать, личная дворянка Должна привыкать к благородному обществу. Ну, дай сюда ручку!
Не троньте меня! вырвалось у новобрачной.
Она ударила его по руке и уже навзрыд зарыдала. Новобрачный махнул рукой и, кусая губы, сказал:
Нервы Нервы расходились Только странно, что в этом сословии нервами страдают. Это удивительно!
Гости выходили из-за стола, прощались и направлялись в прихожую. Новобрачный провожал их и бормотал:
Как неприятно, что наш свадебный пир принял такой печальный оборот. А все из-за серых невежественных людей. Уж вы, дорогие гости, простите, пожалуйста.
V
По отъезде гостей и родственников новобрачный подошел к все еще плачущей своей супруге и сказал:
Удивительные люди твои папенька с маменькой! Никак их ни к какому общему знаменателю не подведешь. А ты все плачешь? Полно, Катенька, брось, не плачь. Утри слезки
Новобрачный приласкал жену, сел с ней рядом, наклонился к ней, обнял ее за талию, но она была безучастна.
Сердитесь? На меня сердитесь? Но при чем же тут я-то? спросил он. Весь этот инцидент произошел из-за серого невежества, а главное, из-за сквалыжничества вашего папаши. Новобрачный еще путался и с непривычки говорил своей жене то «ты», то «вы». Ну, утри свои слезки, продолжал он. Иди в спальную и сними с себя вуаль и подвенечное платье, а я разочтусь с официантами да мне кое-что проверить надо. Я через четверть часа Много что через полчаса.
Не отнимая платка от глаз, новобрачная отправилась в спальную.
Катенька! Как мне печально, что в день нашей свадьбы произошел такой прискорбный инцидент! крикнул новобрачный ей вслед и прибавил: Но вини своих и их неделикатность. Поторапливайтесь, поторапливайтесь, ребята, с уборкой, обратился он к официантам. Мне нужен покой, а пока вы не уберетесь и не уйдете, я должен быть начеку.
Мы живо-с откликнулись официанты и уже стали вытаскивать из комнаты складной стол.
Ничего не разбили? Ничего не загрязнили из моей обстановки? спрашивал их новобрачный Курнышкин.
Все в порядке-с Сейчас вот подметем комнату и пожелаем вам счастливо оставаться на радость с вашей супругой.
Курнышкин стал рыться в бумажнике.
Ну, вот вам всем на чай три рубля
Официанты недоумевали:
Это на всех-то? Барин, да ведь нас три официанта, повар, поваренок, кухонный мужик сказал официант с котлетовидными бакенбардами.
Ну, и что же из этого? По полтиннику и разделите. Это от меня только. А затем можете получить еще себе на чай от отца новобрачной. Адрес его Ямская Вот его адрес. С него получите и по вашему счету.
Курнышкин вырвал из записной книжки бумажника листик и написал карандашом адрес тестя.
Барин, да ведь вы с нами условливались.
Мало ли что я условливался! А платить должен он. У нас с ним расчеты. Он мне и так многого не уплатил.
Позвольте, барин
Ну-ну-ну Не разговаривайте. Он заплатит. Чего вы сомневаетесь? Обязан заплатить. Давайте, я вам на счете напишу. Где счет?
Пожалуйте.
Курнышкин взял карандаш и написал на счете.
Вот вам Тут сказано: «Прошу Петра Михайлыча Гнетова уплатить по сему счету семьдесят рублей такой-то».
Ежели не отдаст мы к вам сказал официант с котлетовидными бакенбардами.
Должен отдать. Целую свору гостей с собой привел да не отдаст! Ну, вот я еще рубль вам на чай прибавляю, только скорее уходите.
Официанты удалились. Курнышкин крикнул жене в спальную:
К папеньке вашему кухмистера со счетом послал. Пусть он и платит. Это самое справедливое возмездие будет за его проступок.
Ответа из спальной не последовало. Курнышкин заглянул в спальную. Там, около новобрачной, суетилась его кухарка. Новобрачная сняла уже платье и вуаль, переоделась в роскошный, турецкой материи, капот и с заплаканными глазами снимала с себя белые атласные полусапожки.
Вот и прекрасно, что переоделись. Как вы очаровательны в этом капоте, сказал он. А я сейчас надену халат, прибавил он, снял с себя мундир и надел шелковый халат подарок жены, щупая на нем подкладку и бормоча: Подкладочка-то хоть и шелковая, а жидковата. Ах, тестюшка, тестюшка! Ну да ладно. Зато за свадебное угощение завтра заплатишь. Через десять минут к вам, мадам поклонился он супруге и вышел из спальной. Через минуту он кричал ей из гостиной: Катенька! Вообрази, табуретки к пианино не прислали. Вчера-то мне и невдомек, а вот теперь вижу, что табуретки нет. Лампы нет, табуретки нет. Ведь это целый подлог. Постой-ка, я венские стулья пересчитаю. Я их вчера тоже забыл пересчитать.
Пауза. Курнышкин считает стулья и опять кричит:
Ну, уж это из рук вон! Это какое-то мелкое сквалыжничество. И венских гнутых стульев только шестнадцать штук, а в приданой описи сказано, что полторы дюжины. Какое свинство! Нет, это так оставить нельзя. Катенька! Как хотите, а завтра, когда к вашим родителям с визитом поедем, требуйте от них табуретку, пару стульев и лампу. Вы слышите?
Ответа опять не последовало.
Курнышкин курил папироску и в недоумении стоял посреди гостиной.
Проверить процентные бумаги, которые он мне вчера дал, вот что надо. Может быть, и там какой-нибудь подлог есть. Вчера я так поспешно считал их, сказал он сам себе и, отправившись в кабинет, вынул из письменного стола процентные бумаги и принялся их пересчитывать.
Он вынимал из пачки каждый билет, смотрел его на свет, проверял купоны.
«Кажется, не надул А впрочем, черт его знает! Ведь мне в первый раз приходится видеть эти билеты. Никогда у меня их до сих пор не было», думалось ему.
Он откинулся на спинку кресла перед письменным столом, взял процентные бумаги в руки, прижал их к груди и, зажмурив глаза, тихо проговорил:
Ну-с Теперь Порфирий Васильевич капиталист Капиталист, имеющий на руках пятнадцать тысяч Пятнадцать тысяч по четыре процента это