Ну как не популярный! Мещане ему подносят хлеб-соль и выписали серебряную солонку из Петербурга, рассказывал нотариус. Нет, и его свадьба может повлиять на сбор. Не очень сильно, но все-таки повлияет. Вот начнется Рождественский пост, свадеб вовсе не будет, и тогда по воскресеньям сборы будут лучше.
Отец родной! Да до Рождественского-то поста наша труппа может с голоду помереть, отвечал Котомцев, пригорюнился и прибавил: Женины костюмы пришли из Петербурга. Попробуем в воскресенье поставить в театре ковровую пьесу «Роковой шаг», и ежели на этот раз не возьмем хорошего сбора, то взять да и уезжать из вашего Гусятникова в Краснопузырск, пока последние фрачишки еще не проели. Придется, правда, опять закладываться на дорогу, ну, да ведь нам не привыкать стать к этому.
Молите только Бога, чтоб к воскресенью санный путь был, и сбор в театре будет, сказал подошедший к Котомцеву пристав. У нас по первопутке любят за город кататься, и все приедут.
Да, мещане. Мещане любят кататься по первопутку, но мещане в воскресенье будут у своего мещанского старосты на свадьбе, подхватил нотариус.
Так, так Вообразите, ведь и я зван на эту свадьбу, сказал пристав.
Говорю, что Рождественского поста нужно ждать, и тогда по воскресным и праздничным дням хорошие сборы начнутся, продолжал нотариус.
Что вы толкуете! перебил его пристав. В Рождественском посту наши купцы и мещане будут считать за грех и в театр-то ходить. Все сядет на треску да на мороженую судачину.
И то, и то, согласился лесничий. Нет, уж в посту вам придется на одну интеллигенцию возлагать надежду. Только она одна и может поддержать. Теперь и я помню, что перед Рождеством приезжал к нам хор певцов и плясунов, давал два вечера в ратуше и с чем приехал, с тем и уехал.
Печально, очень печально повторял Котомцев, покачивая головой, и стал прохаживаться по комнате, отведенной под мужскую уборную.
Вошла его жена, только что исполнившая перед публикой свой номер стихотворение «Убогая и нарядная» Некрасова. Одета она была в черное шелковое платье со шлейфом.
Без единого хлопка сказала она мужу про свое исполнение. Нельзя здесь устраивать литературные вечера. Не любят здесь чтение.
Здесь, матушка, ничего не любят, здесь любят только жареных откормленных гусей да настойку, мрачно отвечал он, намекая на сегодняшнее именинное угощение у доктора.
Ну а что, при сегодняшнем сборе мы все-таки без убытка? спросила она.
Отстань! Надоело и говорить об этом.
Вечер прошел вяло. Немногочисленная публика зевала, а при чтении Котомцевой во втором отделении стихотворения «Грешница» какой-то купец, сидевший во втором ряду стульев, даже заснул и начал храпеть, чем возбудил смех в публике. Пристав тотчас же направился к нему и растолкал его. Не произвели никакого эффекта и «Записки сумасшедшего», исполненные Котомцевым в костюме. Суслову за куплеты еще немножко похлопали. Некоторое оживление внесла лесничиха своим исполнением малороссийских песен да Даша, свояченица Котомцева, чуть не в слезах протанцевавшая качучу последним номером. Танцевала она очень плохо, но тем не менее костюм, тельное трико и миловидность ее подкупали зрителей. Ее приняли чуть не на ура и заставили повторить номер. Сын головы и сын кабатчика Подседова сдержали свое слово и поднесли ей букет из живых цветов, купленный от садовника из оранжереи на винокуренном заводе.
Когда Даша, по окончании номера, явилась в уборную переодеваться и показала сестре букет, та сказала:
Глупые мальчишки! Лучше бы полкуска полотна поднесли. У тебя все сорочки худые.
Как только вечер кончился, в мужскую уборную тотчас же вошел содержатель гостиницы Подковкин, кланялся и говорил:
Ну как, господа актеры, сегодня мое счастье? Полностью со мною по счету рассчитаетесь или дадите только две обещанные красненькие?
Ничего не дам. Подождите до воскресенья, отвечал Котомцев.
Как? Опять до воскресенья? Да ведь сегодня у вас хорошо клюнуло.
Где же клюнуло-то, ежели еле-еле концы с концами свели? Афиши, билеты, освещение, тапер и аккомпаниатор, а всего и сбора двадцать рублей с небольшим.
Вот те и здравствуй! Да что вы мне зубы-то заговариваете! Полная зала публики.
Публика даром в конце вечера прошла. Сторожа и еврей Варганчик напустили. Да и помимо Варганчика и сторожей, наполовину даровой публики было. Вот вы, например, с женой и дочерьми даром сидели.
Еще бы мне-то платить! Нет, послушайте, барин, вы дайте мне две красненькие, иначе я завтра вам и самоваров отпущать не велю.
Ах вы, безбожник, безбожник!
Позвольте Чем же безбожник-то? Я, слава богу, обстоятельный купец, а не безбожник. Уж и так мирволим всячески. Две недели в номерах стоите, пьете, едите, и никто из вас платить не хочет! Вы безбожники, а не мы. Нет, уж как там хотите, а завтра сидите без самоваров.
Ну, вот вам четыре рубля в уплату. Последние отдаю. А остальные деньги до воскресенья.
Да уж слышали, слышали мы про эти воскресенья-то! Эх, народ!
Подковкин взял деньги, тяжело вздохнул и, никому не поклонившись, вышел из уборной.
XVIII
Голубчик, Пантелей Федорыч, поддержите, похлопочите! Нельзя ли кому билетиков порассовать на воскресный спектакль? просил пристава Котятникова Котомцев. Верите ли, ведь погибаем. В гостиницу не заплачено. Проклятый Подковкин грозится не давать самоваров. Уезжать от вас но с чем выехать-то? Хоть на уплату Подковкину да на дорогу нам похлопочите. Сейчас я был у мирового и просил его, а теперь к вам
Примечания
1
Слово чести (фр.).