Олег Айрашин
Депортация
Все события и герои вымышлены, любые совпадения с реально живущими или жившими людьми случайны.
Пролог
Москва, Академия метанаук, первый сектор
29 мая 2046 года, вторник
Первой распяли Швецию, но лишь один человек заподозрил неладное.
Не нравится мне эта скандинавская история, вздохнул Ратников, осторожно раскручивая коньяк в пузатой рюмке. Ох, не нравится
Я понял его с полуслова.
Чего уж хорошего Радиационная авария седьмого уровня, выше некуда.
Дело даже не в этом, Костя. Ратников, сделав глоток, поставил рюмку на стол и пригладил пятернёй белоснежную шевелюру. Атомная станция в Рингхальсе не просто авария. И она не нравится мне.
Ударение он сделал на последнем слове.
Костя не имя, а производное от моей фамилии Константинов. Моё настоящее имя Александр. А Ратникова я знаю давно, вместе учились лет восемьдесят назад. Тогда это была совсем другая страна. В то время девушки почему-то любили поэтов, учёных и космонавтов; все анекдоты были смешные, а ёлочные игрушки радовали не только глаз, но и сердце; спиртного имелось два главных вида белое (так называли водку) и красное, причём стакан вина вызывал неукротимую радость.
И тогда, в шестидесятые, Анатолия по имени мы тоже не величали; «Белый» иногда зову его так и сегодня. Наедине, конечно. А полвека спустя, в 2006-м, выяснилось, что Ратников сотрудник Академии метанаук, секретной организации на окраине Москвы. Как и я сам. Нынче же мой земляк и однокашник вырос в Академии до начальника первого сектора, что отвечает за глобальную безопасность.
Как он сказал? Не нравится мне. Серьёзное заявление: речь-то идёт об аварии на атомной станции, не более.
То есть ты сомневаешься
Да. Ратников, поднявшись, не спеша прошёлся по кабинету. Обстановка тут почти спартанская: середину комнаты занимает большой овальный стол с тремя креслами; компьютер у дальней стены, в углу сейф по соседству с внушительными, в человеческий рост, напольными часами. Скудную меблировку смягчает сервировочный столик с початой бутылкой коньяка, тарелкой с помидорами, кофейником и сахарницей.
За стеклом под ясным бирюзовым небом раскачиваются верхушки стройных сосен, хмельной их аромат дразнит ноздри. Обман, иллюзия Откуда взяться лесу на глубине сорок метров? Да и окна быть никак не должно в архирежимном-то помещении.
Интересно, для чего ему понадобился я, скромный литератор из пятого сектора?
А в чём вопрос-то, Анатолий Борисович? В Чернобыле тоже неслабо бахнуло но ведь справились.
И снова ты не понял. Он снова присел в кресло. В Чернобыле, когда случилось, разобрались быстро, по-военному. И впредь подобного не допускали.
Вытащив из кармана сверкнувшую хромом зажигалку Zippo, Ратников поставил её на стол.
А в Рингхальсе м-м-мвсё идёт как-то неправильно. Месяц прошёл, а ничего не ясно. Ни черта! Вывод? Такое может повториться.
Да ладно! отмахнулся я. В атомной энергетике риск тяжёлых аварий десять в минус восьмой. Снаряд в одну воронку дважды не падает.
Не скажи, всё зависит от плотности огня. Приподняв рюмку, он рассматривал коньяк на просвет. Риск это теория. А я нутром как бы точнее словно торф под землёй горит. Снаружи лишь дымком пованивает; огонь ушёл вглубь, но рано или поздно рванёт наружу. Вон те Часы, он кивнул в сторону сейфа. Взгляни узнаешь время до конца света.
Напольное изделие мрачными контурами вызывало в памяти Вавилонскую башню; ломаный гребень недостроя из чёрного дерева венчал круглый белый циферблат.
Однако Двадцать три часа двадцать семь минут всего полчаса нам осталось. Но почему так? Ведь ядерное оружие ликвидировано; ну да, залежалось в странах Большой дюжины, арсеналы гарантированного ответа
Почему, спрашиваешь, Ратников покачал головой. Точного ответа мы не знаем. А насчёт Большой дюжины А ну как опять сколотят внутри неё агрессивный блок, хотя бы из пяти государств? Дружить сворой против кого-то древняя традиция человечества. А?
Согласен. Только я не понял, для чего тебе эта штука? Я кивнул на циферблат. На Материке[1]
*
Присмотрись, тут ещё есть отличие.
А, понял. Секундная стрелка?
Ну разумеется, Ратников кивнул, и мы дружно опорожнили рюмки.
И что это значит? осведомился я.
У нас, в Академии, искусственный интеллект даёт сверхточный прогноз глобальной опасности. Это Часы Войны, работают в режиме реального времени. Сейчас они замерли, но чую, что ненадолго.
Поднявшись из-за стола, он подошёл к часам и легко их коснулся.
А Часы Судного дня, на Материке? спросил я.
Всего лишь символ. Стрелки там переводят один, реже два раза в год. Решение принимают эксперты американские учёные-атомщики. А людям свойственно ошибаться. Такая вот ситуёвина.
Ратников опустился в кресло, которое просело под тяжестью мощного тела. Взяв с тарелки ярко-красный помидор, положил его на блюдце и, нарезав ломтиками, посыпал сахаром в соответствии с вошедшей в привычку китайской традицией.
Вернёмся к нашим баранам, сказал он. Знаешь, что ещё мне кажется?
А, ну?
Тут имеется связь. Рингхальс как-то связан с эликсиром бессмертия.
Да, на дворе 2046 год. Двенадцать лет прошло, как люди разделились на две неравные части. И меньшая часть нынче бессмертна[2]
**
Думаешь, теракт? Но почему никто не взял ответственность?
То-то и оно! Ратников нацепил на вилку красный ломтик. Боюсь, что это лишь начало. Грядёт что-то недоброе, и как раз по нашей части.
Типун тебе на язык! Но глобальная угроза? Да, это по твоей части.
И по твоей тоже, по атомной. Он заглотил сочный кусочек. Вернулся бы ты ко мне, в первый. Хотя бы на время.
Зачем?
По аварии расследование зависло, и кто-то должен сдвинуть его с мёртвой точки. Ты тот кто нам нужен.
Я согласен.
Да? Он потёр ладонь об ладонь. Вот и отлично!
Согласен, в аварии надо разобраться скорее. Но что ещё-то может случиться? Не двадцатый же век, всё под контролем. Да и некогда мне, пойми. Книгу заканчиваю, своих проблем по горло.
Вытащив из кармана миниатюрную шестигранную призму, пристроил её рядышком с Zippo. Пара сверкающих штучек смотрелась отлично.
Это что?
Флешка, ответил я, с моей рукописью.
Зачем?
Что зачем? Рукопись? не понял я.
Флешка зачем? Когда есть облако?
Не верю я в эти облака. Я переложил призмочку на ладонь. К тому же как приятно держать в руке десять тысяч витабаксов[3].
Подходец у тебя какой-то архаичный. И что там на сей раз?
Близкая тема, кстати. «Занимательной радиацией» назвал. Месяца три и готова будет конфетка.
Это так важно? спросил Ратников.
Для меня да. Слушай, не нравится мне наш разговор.
Произнеся эти слова, граф с достоинством удалился[4].
И правда, пойду-ка я, пожалуй.
И опять не оплошал Ратников снова ответил цитатой.
Иди, иди. Хорошая жена, хороший дом. Что ещё надо человеку, чтобы встретить старость? Тем более что её можно и отодвинуть.
Не нуди, Анатолий Борисович. Ты-то у нас счастливчик. Четвёртый уровень в Академии, вечная жизнь по статусу положена. Да ведь не о себе только думаю, у Марианны моей запас витабаксов тоже не безмерный. Лишь на это и расчёт. Я постучал флешкой по столу. Радиация-то ключом тема бьёт, после Рингхальса. Грех не ухватиться.
Кнедлики, говоришь? Ратников знал о моём влечении ко всему чешскому. Налицо тлетворное влияние Запада.
Я, может, только жить начинаю на пенсию выхожу.
Он молчал и мне стало совсем неуютно.
Тогда предлагаю следующее Он вновь наполнил рюмки. Если мои опасения подтвердятся И станет ясно, что
Угроза человечеству? Тогда пожалуйста.
То есть числиться в резерве первого сектора ты согласен?
Думаю, да. Надеюсь, ничего такого не случится, не те времена. Давай-ка, на посошок.
Странное дело не было у меня в ту пору никаких мрачных предчувствий. Разве что одно странное предвестие
Машину до аэропорта в тот раз я заказал старинную, с водителем. Не знаю, моя ли это особенность или так бывает у многих. Но если для меня что-то делает незнакомый человек не так уж и важно, что именно: ремонтирует мои часы, колдует над причёской иногда возникает ощущение лёгкого озноба; по спине бегут мурашки, и дрожь эта доставляет удовольствие.
Полный усатый мужчина покосился, когда я усаживался на заднее сиденье. Мы выехали на относительно пустынный участок, и тут меня охватила беспричинная, казалось бы, тревога. Скорее всего, проявилось обострённое чувство опасности всё-таки в первом секторе я был не новичком.
Бросил взгляд в зеркало и сразу уловил угрозу, исходившую от водителя. Вроде бы всё шло по правилам: он кивнул мне с профессионально-равнодушной улыбкой, но при этом Впрочем, лучше пояснить.
Давным-давно, лет пятьдесят назад, встретился мне на «Дискавери» интересный ролик. Немолодой профессор нырял в воду с одиннадцатиметровой вышки. Причём нырял не в бассейн, а в ванну всего-то втрое крупней стандартной. Для прыжка учёный использовал особый способ. С вышки он летел по наклонной вниз и вперёд, чтобы растянуть момент торможения, а в воду вносился, выпятив грудь и с отведённой назад головой.
Здесь скрывалась какой-то секрет. По законам физики, падая с такой высоты, человек должен врезаться в дно ванны покалечиться либо погибнуть. Но профессор всякий раз выходил из воды живым и невредимым. Чтобы раскрыть тайну, учёные исспользовали скоростную видеосъёмку. И при просмотре открылось удивительное зрелище. В момент удара о поверхность тело ныряльщика на какие-то миллисекунды расширялось, профессор выглядел Шварценеггером словно горбуша обернулась на миг плоской камбалой.
Человеческий глаз уловить столь мимолётную метаморфозу не способен. Но в ходе специальной подготовки в Академии нас учили считывать подобные кратчайшие события, в том числе и микромимические изменения. Вот и с таксистом приобретённые навыки помогли мне поймать его подколодный взгляд. Через зеркало заднего вида ко мне присматривался киллер.
Я даже испугаться не успел палец уже касался тревожной кнопки, упрятанной в подлокотник. Водитель удивлённо вскинул брови, но я упредил вопрос:
Остановите машину, пожалуйста.
Не понял. Мы ещё не
А вам понимать и не нужно, я старался говорить уверенно. Тормозните, заказ я оплачу полностью.
Хозяин барин, он выждал секунду-другую. Но и столько медлить простой водила права не имел.
Вот что это было? до сих пор гадаю. Ведь если что убийцу нашли бы непременно. А это карается жестоко пожизненной депортацией в Большую зону.
Нельзя сказать, что этот случай сильно меня напугал: работая в первом секторе, мне доводилось бывать в серьёзных переделках.
Выйдя из машины, я проводил взглядом удаляющиеся огоньки и вызвал беспилот. Не успел убрать смартфон чарующе запела скрипка. «Берлинский концерт» Владимира Косма. Марианна звонит, моя Маречка!
Саша, здравствуй.
Да, милая, рад тебя видеть. Я кивнул экрану. Ты сейчас где?
Дома, на Урале. Дети снова умчались в экспедицию, в этот свой Эквадор.
А
Машеньку оставили на меня. Как жаль, что дедушки с нами нет.
И мне тоже жалко.
В последнее время с женой мы виделись нечасто: то книжные мои дела, то хлопоты с нашим заграничным домом. Встретимся, поживём недельку, потом снова разбежимся. Но это временно; вот закончу рукопись
Саша, ты ничего не забыл?
В смысле?
Какой сегодня день?
Я помню, вторник.
Не только. Сегодня годовщина нашей свадьбы.
О, как же это Ну конечно, двадцать девятое мая Прости, милая, поздравляю тебя, Маречка! Скоро увидимся и отметим по-настоящему. Извини, я такси заказал, машина уже ждёт. Целую тебя и Машеньку. Всё, до связи.
Скажи кто-нибудь, что смертельная угроза поджидает меня в собственном доме в лицо бы рассмеялся.
Часть I. Хроника безумного дня
Если бы одни умирали, а другие нет, умирать было бы крайне досадно.
Жан де Лабрюйер
Глава 1. Домик у моря
Чехия, Южная Моравия
13 июля 2046 года, пятница
10 часов европейского времени
Прошло полтора месяца. Разговор с Анатолием Ратниковым почти забылся, и ничто не предвещало беды.
Сняв рубашку, я вышел на веранду, что проходила по периметру вокруг дома.
Солнце взошло недавно, его нежный жар щекотал кожу тёплыми лучами, а лёгкий ветерок ласкал прохладой. Спустившись, повернул к южной стене дома взгляду открылось море.
Море я придумал для Марианны. В детстве каждое лето она проводила в Геленджике. Но однажды её захлестнула волна, и моя девочка чуть не утонула. С тех пор большой воды Маречка боялась и в то же время море тянуло её к себе.
Потому я и сотворил не пруд с лягушками, не бассейн с бортиками, а ложбину с пологими берегами, покрытыми балтийским песком (тридцать самосвалов, однако).
Вода, круто посоленная морским концентратом (дюжина самосвалов), крепко удерживает тело. Имеется даже плавучий островок размером с комнату.
Я включил мощный плунжерный насос. Вода задрожала, вибрации усилились и вот уже плещется волна.
К морю я спускаюсь не по лестнице или трапу, а вхожу по золотистому песку.
Как сейчас помню зелёные глазищи Марианны, впервые увидевшей это чудо. Взволнованная вода приняла её как родную. Лицо жены сияло, и вытащить её на берег удалось с трудом.
Саша, а вода тёплая долго ещё будет? А воздух? А через месяц можно
Да хоть и в январе! Вон, видишь тепловые пушки. Так что лето обещаю тебе круглый год. Ну, вылезай, на первый раз хватит.
Саша, это мне снится? отозвалась она.
Нет, она сказала немного иначе:
Саша, это не сон?
Только ради этих слов стоило двадцать лет пахать над книгами!
Пологий берег маленького моря плавно переходит в склон поросшего мягкой травой холма с ровной как стол вершиной. Пригорок, окружённый редким сосняком любимое наше место, По кромкам плоской полянки тянутся кусты шиповника, придавая особый уют милому сердцу мирку. С удобной скамейки открывается вид на бескрайние поля, что раскинулись вокруг. Нескончаемая череда светлой и тёмной зелени пленяет взгляд так и не терпится побродить по добрым просторам.
Вниз отлого убегает неширокая тропинка, ведущая к дому. Наш дом срублен из лиственницы и украшен деревянной резьбой. Лёгкая, плывущая над цветами и травами конструкция держится на невидимой опоре словно корабль над зелёными волнами. Дом умеет поворачиваться глядя в одно и то же окно, можно встретить рассвет и проводить солнце за горизонт.
Тут всё настоящее. Не елейные красоты, столь любимые туристами, и не курортные горы. По правую руку от входа в дом разбит тенистый парк. Особенно хорошо здесь в апреле. В России, на далёком Урале, апрель самый противный месяц: снег уже сошёл, а трава на газонах ещё не появилась; в городе холодно и неуютно. А здесь свежий запах сирени вперемежку с благоуханием яблоневого цвета или дурманящим ароматом шиповника.
И сейчас, в разгар лета, в парке чудесно. Аллеи, где липы смыкают густые кроны и в самые жаркие дни дают прохладную тень. Шёпот сочной травы не газонной, а природной травы-муравы, какая обычно заполняет лесные опушки так и тянет пройтись босиком. Растущие повсюду полевые цветы покоряют скромной красотой. Молодые берёзки, стоящие поодаль, приветливо машут листьями. Можно часами бродить без устали мысли бьют фонтанчиками и сами просятся на бумагу.
Но где же такое возможно? Вопрос на засыпку: а где русскому человеку живётся лучше всего? Отчего-то чаще не в России. Но где же именно? Ответ я нашёл давно. И название этой местности созвучно сочетанию «Мой рай». Да, Моравия прекраснейшая часть замечательной страны.