Всю жизнь Чехия влекла меня к себе. Первые звоночки донеслись ещё в юности: Швейк. Только здесь мог он родиться здоровый, светлый, неунывающий славянин. Потом «Лимонадный Джо» сочная, бьющая наповал пародия на голливудские вестерны. Не зря после фильма по всему миру как по команде появились «Триггер-виски салуны».
Когда я впервые очутился в Моравии, то бесконечно бродил по холмистым равнинам, словно узнавая и вспоминая Казалось, это и есть моя настоящая родина.
И ещё люди. Представьте такой опыт: вам предлагают пару лет прожить на необитаемом острове в компании из пяти человек. Или десяти, неважно. Вы не вправе выбирать пол, возраст, характер тут дело случая. Но будущие соседи должны быть одинаковой национальности. Вам следует отдать предпочтение одной-единственной.
По зрелом размышлении я свою приверженность обозначил. Никого не хочу обидеть, но дорогих россиян отбросил сходу. А вдруг попадётся разбойник с сизым носом? Или активный борец за справедливость? Сегодня он с себя последнюю рубашку снимет, а завтра заметит, что по стаканам разлили не поровну и за нож схватится.
Первым номером у меня идут белорусы. Работящие и прилежные, искренние и душевные те качества, что мы, русские, приписываем себе, куда характернее для наших славных братьев.
Второе место в системе длительного общежития я бы отдал евреям. Они книжки умные читают, беседы мудрые ведут; с ними интересно, у них всегда есть чему поучиться. Хотя Пожалуй, воздержусь: в этом маленьком Израиле я оказался бы нацменом.
Чехи вот кто вне конкурса в моём мысленном эксперименте. Их спокойная приветливость, сдобренная юмором, тихое достоинство, природная красота в любом возрасте, терпимость к чужим недостаткам сочетание, каких мало.
И что ещё делает Чехию желанной, то, что в этой стране отсутствует. А нет здесь суеты, погони за успехом. Бог миловал от агрессии. Выпивший, и даже крепко выпивший чех не превращается в зверя или животное. И да, чехам не свойственно русское раздолбайство, но миновала их и немецкая заорганизованность.
Осознав, насколько близка Чехия моему сердцу, я приложил немало усилий, чтобы обзавестись тут вторым домом. Вторым ибо в преклонном возрасте негоже отбрасывать прошлую жизнь, ломать привычки и радикально менять культурный код. В России остались друзья и дальние родственники. Но вот уже семь лет чешский дом служит нам летней резиденцией. А лето в Южной Моравии настоящее, и длится оно больше полугода, а не два-три хилых месяца, как на Урале.
И уютный дом в красивейшем месте Центральной Европы, и зелёный холм, и парк, и мини-море всё это наша собственность. Ну, почти наша: недвижимость мы взяли в кредит. Процент небольшой, хотя деньги немаленькие. И не просто деньги витабаксы.
Я вновь окинул взглядом «поместье». В прежние времена такое показалось бы неслыханной роскошью. Но всё меняется. Вот и те зелёные просторы многие километры до горизонта могут стать нашими. Вполне, лет через тридцать-сорок.
Почему-то вспомнился Ратников, последний с ним разговор в Академии. Я вернулся в дом. Здесь, в отличие от Академии, кабинет у меня просторный. Даже с элементами роскоши, главный из которых диван. С возрастом особенно проникаешься китайской мудростью: лучше лежать, чем сидеть. Вот и сейчас я прилёг на элемент роскоши и произнёс: «Евровести. Рингхальс».
В центре комнаты возникла объёмная картина развалины блока атомной станции. Робот-скорпион разбирал груду бетонных обломков, а робот-бульдозер сгребал строительный мусор в большую кучу.
Включился бодрый закадровый голос:
«Первомайская катастрофа на шведской атомной станции Рингхальс привела к выбросу в атмосферу огромного количества радионуклидов. Для обследования и очистки загрязнённой территории в очаге аварии широко используется роботизированная техника».
«Скорпион» встал на перекур, а комментатор продолжил:
«Облучение штатных профессионалов сверх допустимых норм запрещено европейскими законами. Но мобильные роботы применимы не везде и тогда на выручку приходят ликвидаторы-добровольцы».
А вот и наши красавцы в противорадиационных комбинезонах, похожих на костюмы первых космонавтов. На оранжевом фоне, на груди и спине, партийный логотип: две совмещённые буквы «П» и «М» чёрные буквы внутри белого квадрата. Партия муэрте, а в переводе партия смертных.
Первое время я не понимал, почему многие муэртисты сразу после аварии в Рингхальсе буквально ринулись в ликвидаторы. Но потом дошло: ведь основная масса партийцев безработные. Прозябать на пособие это не круто, совсем не круто. А тут и деньги, и статус, да.
«Как вы знаете, недавно введены новые санитарные нормы, продолжил комментатор. Они касаются опасных работ, связанных с попаданием радионуклидов в организм. Теперь при внутреннем облучении требуется визуализация радиоактивности органов и тканей. Что это значит? Ликвидаторам вводят специальный препарат визурад. Радиоактивные изотопы начинают испускать свет и радиация, накопленная телом, становится видимой».
«Смотрите, смотрите! не унимался незримый комментатор. У двоих ликвидаторов светится гортань. Красное свечение вызывает радиоактивный йод, ведь он концентрируется в щитовидной железе. А вот, камера сместилась влево, знаменитый скелет ликвидатора, так пугающий несведущих людей. Его даёт стронций. Этот элемент похож на кальций. И стоит стронцию попасть в организм он разносится по всей костной ткани, которая начинает сиять белым светом».
Хм-м А ведь я пишу на близкую тему, и эти страсти по радиации мне только на руку. Чем крупней тиражи у книги, тем быстрей мы рассчитаемся за дом. Верно заметил поэт: хорошо быть электриком в тёмной стране[5].
«Евровести» отключились, и тут со стороны входа раздался певучий звонок. Кто бы это? Ах да, Мишаня Мы же договаривались.
Там же
13 июля 2046 года
10 часов 15 минут европейского времени
Улыбка во всю ширь и рыжая шевелюра на полнеба гость мой выглядел очень по-русски. О нашей Академии метанаук Мишаня даже не подозревал. Однако в далёком две тысячи восьмом мы вместе участвовали в спасении лучших представителей человечества от смертельной солнечной вспышки. Но Мишаню использовали втёмную: секретным проектом занимался первый сектор[6]
*
Нашей команде тогда удалось пробиться в число избранных. Однако дальше всё пошло не по плану. Точнее, пошёл в ход план Б: вместо спасения лучших решили изолировать худших. Так появилась Большая зона огромная территория в Западной Сибири, куда депортировали чуть не всех преступников планеты.
Мой приятель, и прежде не худенький, располнел, даже расплылся, потерял фигуру.
Ну, здоро́во, Палыч! забасил он, распахнув объятия. Широко живёшь! А найти тебя запросто, тут на три вёрсты вокруг ни души. Ничего, что я машину отпустил?
Рад видеть, земляк. Машину? Нормально Осторожней, раздавишь ведь! Ну и могуч ты, братец! И пожрать поди всё так же непрочь?
А то.
Здесь это легко: «Шеф-повар на час» и нет проблем. Давай-ка за стол, успеешь ещё осмотреться.
Правильно. Ты не ты, пока не выпьешь.
Как насчёт бехеровки? Аперитив, а по-нашему для аппетита.
Да не, Палыч, как-то мне она не очень А на аппетит я и так не жалуюсь.
Тогда что вино? Или коньяк?
И водку, Мишаня жадно оглядывал стол.
Начнём с вина. Америку-то вспоминаешь, а, Мишаня?
Я выставил бутылку хванчкары.
Эх! Взгляд его затуманился. Жара там стояла сто градусов, ну, по Гринвичу. Или Рабиновичу?
По Фаренгейту.
Во, точно. Наливай, Палыч. Поехали!
Он сказал: «Поехали!» и махнул стакан.
Мы дружно выпили.
Мишаня тут же набросился на мясной салат:
Вкусно!
А винцо тебе как?
Ничего, отозвался Мишаня с набитым ртом.
Хванчкара, однако.
Я слышал, у Сталина любимое вино было.
Ага. Но ещё больше кровавый тиран ценил киндзмараули. Тоже кровавое. А чтобы внимательней приглядеться к соратникам, вождь переходил на слабенькое маджари всего три градуса. Выпьет за вечер пару бутылок и ни в одном глазу. Восточное коварство, сам понимаешь.
Мишаня уже наворачивал жаркое, беспокойно оглядываясь по сторонам. Достал смартфон, пальцы тыкнулись было в экран, но мой гость тут же передумал. Что-то его тревожит.
Как Татьяна? У вас всё в порядке?
Мишаня бросил на меня затравленный взгляд.
Вот не люблю я шибко грамотных баб. В женщине главное вовсе не ум. Я так считаю.
Х-м Верно, Мишаня. Главное, чтобы она тебя понимала. И поддерживала во всех начинаниях.
Не, Палыч. Главное у женщины это задница.
Всё, Мишаня в своём репертуаре.
Полезная штуковина, что и говорить, поддакнул я. Без неё никак. Ни посидеть, ни покакать, не за столом будет сказано. Но чтобы главное? Нет, Мишаня, здесь ты не прав.
Не, Палыч. Жопа всему голова. Если она вот такая, положив вилку на стол, он изобразил руками два крутых холма, ну, женская чтобы, вот тогда будет полное взаимопонимание. А ум бабе только мешает.
Частично я с тобой солидарен. Чтобы у женщины и мужская волосатая задница? Категорически возражаю! Но всё же на первое место её, я тоже очертил два полушария, не стоит. Женщина, твоя женщина, хороша, если помогает решать проблемы. А не грузит ими.
Мишаня молча уплетал мясо.
Это не только к женщинам относится. Почему, думаешь, мы дом купили здесь, в Чехии? Хотя после ста грамм и в России неплохо.
А после двухсот просто замечательно, кивнул Мишаня.
Вот именно. Здесь вот, я махнул рукой в сторону окна, мы потому, что чехи люди интеллигентные. Не достают почём зря.
Я снова наполнил бокалы.
Мишаня, а ты с чего это вдруг Скажи, у тебя с Татьяной не ладится? А?
Ладно, Палыч. Разберёмся, если что. Или не разберёмся. Сами.
Ага, то-то на него жор напал. Стресс заедает, не иначе.
Ну, как знаешь. Может, немного прогуляемся? Покажу тебе наши владения.
Давай. Оглядев стол, он нехотя поднялся.
Мы вышли в парк. Июльское солнце с утра еще не жарило. Бредя под сенью цветущих лип, хотелось вдыхать и вдыхать их медовый аромат.
Мишаня долго молчал, что для него необычно, и вдруг спросил:
А сам ты, Палыч, Америку вспоминаешь?
Ещё бы! Хорошее было время.
И все люди равные, можно сказать, ну, без эликсира этого.
Согласен.
И Танюха, хоть она и тогда выпендривалась. Но потом-то ведь пошла за меня. Взгляд его остановился на листе шиповника.
Глянь, бабочка. Да какая большая! Я слыхал, они живут неделю, не больше.
Да, но время для них течёт иначе. Бабочки проживают полную жизнь, а люди им кажутся тормозными, как черепахи.
Да, Палыч. Мне ведь уже шестьдесят пять. А ничего толком-то Детей мы так и не захотели.
Подумалось: «мы» это Татьяна.
Мишаня, взгляни-ка ещё на эту бабочку. Пойми, ведь главное не протяжённость жизни, а
Удовольствия?
Не надо упрощать, мы же люди, а не животные или насекомые. Наполненность смыслом вот что важно.
Да какой смысл, Палыч! Ну сколько ещё мне осталось? Недолго буду ей глаза мозолить.
Перестань! На самом деле тебе всего пятьдесят пять. Ведь социальную дозу выдали всем. Кроме отселенцев в Большой зоне, само собой.
Ну да, бросили нам подачку. Маленькую розовую пилюльку. А что толку?
Мишаня, ты получил дорогущий подарок целых десять лет жизни! Чтобы разогнаться вполне достаточно. Для тех, кто реально стремился.
Ну да, наверное. Да вот у меня как-то не вышло. Как ни бился всё зря. Но главное не это. Эх, проснуться бы а мне только тридцать. Да хоть бы и сорок. Но просыпаюсь взаправду и что? Жизнь кончается А у других-то не так. Это несправедливо! Вот раньше Жили ведь люди без эликсира чёртова.
Стоп, я понял. Татьяна? У неё с эликсиром
Ну да, перебил Мишаня. Она-то поднялась.
Должен тебя огорчить, дружище. Похоже, супруга тебя не любит.
Это как это? он резко остановился.
Как сказал классик, тот, кто любит, должен разделять участь того, кого он любит[7].
Ты это к чему, Палыч?
Татьяна могла бы и поумерить обороты. Это я про биохрон[8]
*
Ты чо?! Для женщины возраст, ну, сам понимаешь. Поумерить, как же! Это же типа самоубийства, бляха-муха.
Огорчу тебя ещё разок. Ты её тоже не любишь.
Мишаня вопросительно смотрел на меня. За разговорами мы не заметили, как приблизились к маленькому морю.
Кабы любил, мог и усилить свои амбиции.
Да ну тебя! Я и так чего ни пробовал. Хоть кол об стену теши всё херня получается.
Мишаня, взгляни-ка. Это наше море.
Ни хера себе! А ты, Палыч, крутой! Ты реально крут!
Это запросто.
У меня тоже мыслишка есть. И я хочу что-нибудь этакое, он кивнул на «море».
Вот что, Мишаня. Разговор у нас пошёл серьёзный, давай-ка за стол вернёмся. Кстати, пивко тоже имеется.
Лучше бы его совсем не было.
Пива?!
Да эликсира этого! Вот раньше Эх!
Достав из холодильника и откупорив пару бутылок чешского, я разлил по кружкам.
Да, Палыч, не слабо ты устроился. Мишаня залпом ополовинил свою порцию. И я так хочу. Здесь и лето длиньше, что и говорить. А на Урале-то, сам знаешь, погода безмозглая.
Хм
Думаешь, у меня денег не хватит? Не сейчас, конечно
Ты уж извини. Не хочу сыпать соль на рану, но дело не только в деньгах. Я кое-что узнал, когда оформлял вот это всё.
Ты о чём, Палыч?
В общем, в Моравию пускают не каждого, и главное тут даже не финансы.
А тогда что?
Биохрон. Прости, Мишаня, тут такое дело
Ага! А то начнут подыхать похороны, то-сё. Весь кайф обломают.
Да нет же, ты не так понял. Просто Ну, чтобы менталитет у жителей близкий был. Типа клуба по интересам.
Да, Палыч, непростой ты человек сделав глоток, он облизал губы. Чуть не сорок лет тебя знаю, а почти не стареешь. Вот у самого-то биохрон сколько?
Какой бестактный вопрос.
Да ладно! Мы же свои, никому не скажу.
Ну, около трёх.
Ого! И всё равно не сходится, уж больно молодо выглядишь.
Не дурак Мишаня, заметил таки. Но про Академию и хронокредиты говорить я не вправе. Тут высший гриф секретности «Абсолютно сугубо».
Как это у тебя получается, а, Палыч? Да и на тройку выйти это же суметь надо.
Слушай, что мы всё обо мне? А у Татьяны твоей, прости за нескромность, сколько? Колись, я же свой!
Мишаня помрачнел.
Два у неё, с хвостиком. У моей у Танечки биохрончик двоечка.
А у тебя
Ну дак обнулился я, Палыч. Единица, тютелька в тютельку. Такие вот дела. И по всему выходит, что не пара мы с ней. Она на ярмарку, а я с ярмарки.
Почему? Столько лет вместе
Где там Я умру раньше, чем она состарится. Знаешь, кто я для неё теперь? Как та бабочка
А тебе-то кто мешает? Ведь сейчас уйма возможностей!
Не для всех, Палыч. Как и твоя Моравия не каждому.
Ты говорил, мыслишка имеется какая-то?
Ну, я чего к тебе и пришёл-то он замялся. Посоветоваться хотел, как прежде. Ты же для нас, Палыч, вроде учителя, после Америки-то.
Не подлизывайся. Давай, выкладывай!
Тут без бутылки не разберёшься. Ну и где твоя водка?
Я достал из холодильника бутылку «Державы», затем тарелку с белыми колечками репчатого лука поверх нарезанной жирной селёдки. И ещё пару тарелок с пупырчатыми солёными огурчиками и бутербродами с чёрной икрой; а вдобавок пиалу с квашеной капустой.
Пока я разливал по рюмкам, Мишаня обвёл взглядом стол и замер.
Ах, да! Я извлёк из хлебницы «Бородинский»: ещё вчера эту буханочку испекли в России.
Поехали!
Тонко звякнул хрусталь. Мишаня осушил рюмку и, занюхав «Бородинским», смачно закусил огурцом.
Палыч, я расскажу, но сперва ты со мной поделиться должен.
Селёдкой?
Не, ты же понял. Сам-то как поднялся? Особнячок вот, лес, парк, море своё, личное. Это же какие деньжищи надо, а?
Так ведь кредит, ипотека.
Ипотека? А вот я задумал как-то одно дельце, ну, чтобы сам, без Танюхи. Короче, пошёл в банк за кредитом. Так меня сходу завернули. Ты прикинь, Палыч, сказали, нужно обеспечение какое-то. Нет, ну а ты-то как?..